— Разве вам можно? — мгновенно среагировала Аглеа. Вопрос вырвался у нее так стремительно, что она, кажется, сама от себя этого не ожидала. Под устремившимися на нее взглядами она расправила плечи и продолжила куда более спокойно: — Насколько мне известно, до окончания срока службы Церберам запрещено заводить семью.
— Верно, но мой срок службы подходит к концу, — Илиан погладил меня по руке и сжал пальцы. Кажется, он тоже боялся за перья. — А Танис сможет откупиться.
На чьи деньги будет “откупаться” Танис, всем было очевидно.
И перспектива не только заполучить меня в родственницы, но еще и отвалить за это круглую сумму вместо получения приданого, радовала будущих родственников несказанно.
Однако почтенный граф, конечно же, смог выловить в этом водопаде прекрасных новостей главное:
— Подходит к концу? Значит, орден тебя отпускает?
— Мы уверены, что отпустит, — безмятежно вклинилась я со своей ролью.
— И на чем же основывается подобная уверенность, почтенная Танис? — острый взгляд метнулся в мою сторону.
— Я так рада, что вы спросили!
Актерского таланта мне было отмеряно куда меньше, чем Солнышку, поэтому я очень надеялась, что не переигрываю с восторженным энтузиазмом. Хотя, даже если переигрываю… мало того, что чучело, так еще и дурочка — отличная комбинация же!
— Это все благодаря вам и ее милости графине! В мой прошлый приезд сюда, я нашла здесь книгу, написанную вашим достойным предком. И удивилась, что ее нет в библиотеке ордена, потому что как минимум список мы бы обязательно сделали. А ваша супруга любезно позволила мне забрать этот бесценный труд. В ордене тут же пришли к выводу, что наверняка в этой книге кроется ключ к разгадке случившегося с Илианом, ведь не просто так ее не нашел Орден! Мы уверены, что они теперь со всем разберутся. А когда разберутся — больше не будет причин держать Илиана под присмотром.
Мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы улыбаться и не пялиться выжидающе на Хелайоса, ожидая его реакцию на мою пламенную речь, именно для него и заготовленную.
Однако и отец-граф не засиял и в ладоши не захлопал. Едва заметно нахмурил брови и перевел взгляд на сына.
— Это правда?
— Про книгу? Конечно, — кивнул Илиан, — так ведь, матушка?
— Все верно, — подтвердила графиня. — Я решила, что нет нужды заставлять наших внуков зазубривать этот старый, давно потерявший какую-либо практическую ценность том.
— Дорогая, это наследие предков, — процедил граф.
— И сильно вам пригодилось это наследие, дорогой?
— Вы могли бы хотя бы обсудить это со мной!
— Вы отдали ордену сына, неужели пожалели бы какой-то книги?
— Я не…
И оба осеклись, прерывая спор, который, судя по всему, ходит кругами уже десять лет.
Я уткнулась в тарелку и сделала вид, что со мной вот только что приключилась временная глухота, хотя мысленно была на стороне графини.
На самом деле, не то, чтобы граф действительно мог воспротивиться и помешать забрать Илиана, но…
Я, конечно, мало знакома с его милостью, но не создал он у меня впечатление горюющего отца. У него орден забрал не сына, а — планы, силы, перспективы, вложения. И, окончательно с ними распрощавшись, он и с сыном распрощаться решил без сожалений. А потому его потеря совершенно не вызывала сочувствия. А вот графиня…
Она единственная в этом семействе искренне переживала именно за своего ребенка, а не за все то, что шло к нему в придачу.
— А откуда у вас такая уверенность, что они разберутся? — словно сглаживая неловкую паузу, невзначай бросил Хелайос. — Теория, что книга связана с потерей памяти Илианом мне кажется сомнительной, она хранится в нашей семье десятилетиями, и до сих пор что-то никто из членов графского рода памяти не терял, — он позволил себе усмешку и рядом его поддержала Аглеа, отзеркалив выражение мужа. — Мы все, конечно, будем рады вновь принять Илиана в Бирне, но сейчас ваши надежды больше похожи на хватание за соломинку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я на мгновение растерялась, но Камушек тут же подхватил:
— “Принять”? Принимают гостей, дорогой братец. Я же вернусь отнюдь не гостем, а наследником и приму тебя, и твою помощь, пока разберусь, что к чему. А Аглеа поможет Танис устроиться. По-сестрински, верно?
“Сестрица” ощутимо сбледнула, округлив глаза. Она? Лепить будущую графиню вот из этого? Стоять на ступеньку ниже и делать вид, что ее все устраивает?
— Конечно, дорогой братец, — Хелайос склонил голову. — Прости мне неудачный выбор слов. Но все же, я думаю, мы все имеем право знать точные причины вашей уверенности. Ведь и наши надежды могут рухнуть. Не в первый раз. Это жестоко, Илиан.
Я бы восхитилась, если бы мне не было так противно, но зато пока он разглагольствовал, нашлась с ответом.
— Что ж, если вы так настаиваете. На самом деле, орден просил нас пока что об этом молчать. Но он уже нашел легенду, которая объясняет почти все. Им осталось провести только какие-то последние проверки, и станет очевидно, что случилось с Илианом и кто именно этому поспособствовал.
И нам все же удалось его пробить. Теперь и Хелайос изменился в лице напару с женушкой, но его в отличие от нее, пугали совсем иные перспективы, нежели необходимость учить манерам болотную ведьму.
— Значит, это правда? Илиан, ты скоро вернешья домой?
Я настолько сосредоточилась на нашей главной задаче и настолько возрадовалась победе, что совершенно упустила из виду, что мы здесь не втроем. И голос графини выдернул меня из близкого к боевому азарту состояния.
В ее голосе было столько затаенной надежды, что мне сделалось отвратительно неловко. Обманывать любящую мать — это совсем не то же самое, что несостоявшегося братоубийцу, который совсем не прочь таки в своем деле преуспеть.
Илиан, очевидно, испытал что-то подобное, потому что голос его слегка дрогнул, когда он произнес с улыбкой:
— Все в руках ордена, матушка. Последуем гласу разума моего брата и не будем обольщаться раньше времени.
Битва закончилась, ужин продолжился.
И оставалось надеяться, что рыбка заглотила наживку по самые жабры.
Илиан
Мне больше не было больно и обидно, как тогда, на алтаре, в момент, когда нож наставника был занесен для того, чтобы пробить мое сердце.
Тот, первый Илиан, любил брата. Я не испытывал к нему ничего, кроме глухого раздражения. И еще пожалуй азарта. Передо мной снова была тварь. Хитрая, изворотливая тварь, которая хочет меня убить, не гнушаясь любых средств и не обращая внимания на случайные жертвы. А что в человеческом облике — так с тварями такое бывает. За примерами далеко ходить не надо.
Все отличие, что эту тварь я не планировал убивать.
Я для нее приготовил кое-что получше.
Ужин прошел превосходно, оставалось надеяться, что и дальше я в братике не ошибся.
Не зря же говорят, хочешь, чтобы что-то было сделано хорошо — делай это сам. Он дважды пытался меня убить чужими руками и не вышло. Пора, пора уже “делать хорошо”!
А вот ненависти к нему все равно, как ни странно, не было.
Очень сложно кого-то ненавидеть, когда рядом Танис в перьях, воинственная и прекрасная.
Мне все еще сложно было до конца самому осознать всю глубину и многогранность моего существования. Раньше меня раздражало отсутствие воспоминаний, а теперь в моем распоряжении их было на три разных жизни.
“Ты настоящий или всем мерещишься?”
Кажется, так она спросила.
Одновременно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Что из того что я проживаю и испытываю моя воля, а что воля чудовища в лесу? И имеет ли смысл разделение, если я — это и есть он.
Потому что теперь я знал, что даже когда чудовище просыпается, и я исчезаю, я все равно существую. Я помнил прикосновение Танис к жесткой шерсти. И помнил, как смотрел на нее совсем другими глазами, такую маленькую рядом со мной, такую хрупкую…