Потом Пат еще долго сидела на горячей земле рядом с обелиском, мысленно рассказывая Мэтью всю свою жизнь, рассказывая без уловок и недомолвок, как рассказывают на исповеди, не утаивая самого тяжелого и постыдного. Исполнив эту трудную работу, она вздохнула и принялась знакомиться с теми, с кем довелось лежать Мэтью в его последнем пристанище.
Пат помнила, что Стив говорил о родовом кладбище, но, вероятно, это относилось лишь к родственникам по материнской линии, поскольку фамилия Вирц не встречалась больше нигде. У ног Пат, совсем рядом с Мэтью, лежали Матуа фон Малепартус и Мишель де Фастижье, а чуть дальше – Паола и Хорст фон Уфлинг. Пат никогда не подозревала, что в жилах ее возлюбленного текла такая древняя, можно сказать, голубая кровь. «Бедная Джанет, – невольно подумалось Пат, – ей тяжело будет смирять в себе всю эту гордую, независимую кровь норманнов, тевтонов и галлов»…
Но вот незаметно на плиты легли первые тени, и кладбище, оживляясь, заговорило своими еле слышными, но разнообразными голосами. Пора было уходить. Пат в последний раз погладила отдающий тепло камень, понимая, что не вернется сюда уже никогда. И, не убирая руки от камня и выпрямившись во весь рост, она вдруг неожиданно для самой себя негромко запела слова прощания из полузабытой уже «Кошки».
Но не успела она пропеть и двух строчек, как за кустами раздался приглушенный возглас и шорох. Скорее удивленная, чем испуганная таким близким соседством, Пат умолкла и стала внимательно вслушиваться в обманчивую кладбищенскую тишину. Так прошло несколько минут, однако звуки не повторились. Тогда Пат беззвучно, как дикий зверь, подкралась к кустам и, нагнувшись, осторожно развела руками несколько веток.
За кустами оказалась довольно просторная поляна, окаймленная с другой стороны буковым лесом – вероятно, здесь была уже самая окраина кладбища. И там, около леса, Пат снова увидела ту пару, что исчезла прямо у нее перед носом по дороге на кладбище. Женщина сидела, а мужчина стоял, тревожно оглядываясь. Что-то знакомое почудилось Пат в его пластике, но что – она никак не могла помять. Ей казалось, что она видела этого человека и очень давно, и совсем недавно. Некоторое время пара оставалась в том же положении, потом женщина поднялась с земли, а мужчина, наоборот, склонился рядом с тем местом, где она только что сидела, а затем и вовсе опустился на колени.
– Пойдем, Милош, – уже не таясь, в полный голос произнесла женщина, – тебе, вероятно, почудилось. В твоем возрасте повсюду мерещатся приключения.
И, странное дело, голос женщины тоже показался Пат знакомым. Она сильно ущипнула себя за руку – не сошла же она с ума и не творится же в этом Богом забытом месте настоящая чертовщина! Но пока она раздумывала над этим, наблюдая, как на тонкой коже руки расплывается синяк, пара исчезла опять.
Но на этот раз Пат твердо решила увидеть обоих и, рассчитав, что они наверняка снова выйдут через ворота – раз уж они вошли сюда через них, а не каким-нибудь иным, магическим способом – начала тихо пробираться к выходу.
Ждать ей пришлось долго – вероятно, они обходили кладбище по краю, в то время как она вышла напрямую. Но вот справа послышались долгожданные шаги, и Пат, словно рассматривая плиты, пошла вдоль дороги, ведущей к воротам. Через несколько мгновений мужчина и женщина оказались сбоку от Пат. Мужчина бережно вел женщину под руку. И тогда Пат, небрежно вскинув голову, посмотрела на них намеренно рассеянным взглядом.
Она даже не сумела подавить вырвавшийся вздох удивления – по дороге шли ее вчерашний попутчик и… Руфь Вирц.
* * *
Этот ее вздох, однако, не мог не привлечь их внимания. Женщина и мальчик одновременно повернули головы.
– Это она, она… Я же говорил, – забормотал он.
– Иди, Милош, и подожди меня там, за оградой. – Тон Руфи был сухим и властным. – Здесь тебе делать нечего.
Милош медленно побрел к воротам, а Руфь остановилась там, где застала ее внезапная встреча. Она стояла в величественной позе статуи, уверенная, что Пат сама подойдет к ней. И Пат подошла.
– Вы все-таки не послушались моего давнего совета, ни в отношении младенца, ни в отношении моего сына. – Слова Руфи падали, как камни на сухую твердую землю.
«Младенца? Какого младенца? – не сразу поняла Пат. – Ах, это она о Джанет! Но откуда ей известно? Она что, следит за мной всю жизнь? Какой бред»…
– У меня к вам не один счет, – продолжала тем временем Руфь, – а гораздо больше, чем вы можете себе представить. Но я уже давно отказалась от жизни тела, а потому несколько сентиментальна. И я говорю вам в последний раз, говорю здесь, на земле, где лежит мой сын: уезжайте. Уезжайте сейчас же, пока не потеряли здесь то, к чему так долго стремились, и…
Пат в замешательстве слушала полубезумные речи. Неужели это та Кармен, чьи слова отравили ядом ее душу, а затем и тело? Сейчас перед ней стояла старуха: так меняются только очень красивые женщины.
Или люди, которые постарели в одну ночь. Но, несмотря на седые пряди и высохшую плоть, воля ее осталась прежней, и сопротивляться ей было трудно.
Но и Пат была уже не той раздавленной горем и унижением девочкой. И ей нечего было просить и нечего бояться.
– Я не намерена разговаривать с вами в подобном тоне, – остановила она Руфь, – да и разговаривать вообще. Удивительная манера давать советы незнакомым людям. Вы играете в какие-то свои игры, но меня увольте. До свиданья. – И Пат, не оглядываясь, пошла к воротам, за которыми в почтительном отдалении маячила фигура Милоша.
– Самонадеянная девка! – В ее спину вонзился пронзительный крик. – Ты еще поплатишься за свое упрямство! – И Руфь захохотала, как сумасшедшая, и что-то сладострастно-жестокое почудилось Пат в этом хриплом хохоте.
Не оборачиваясь и не глядя на испуганно вскинувшегося Милоша, Пат прибавила шагу.
Снова пошел дождь: длинный, серый, тоскливый. На сердце Пат словно легла давящая душная тяжесть, и, приняв таблетку аспирина, она утонула в пуховых перинах кровати, как какая-нибудь принцесса из немецкой сказки.
А проснулась оттого, что кто-то тихо, как кошка, скребся в дверь. Дождь уже не шумел за окнами, но по всей комнате разлились серые прозрачные тени.
– Кто там? – нехотя спросила она, удивляясь невышколенности здешних отельных служащих.
– Это я, фрау Фоулбарт, я, Милош.
Неужели наваждение продолжается? Откуда мальчишке известно место, где она остановилась? И ее фамилия? Неужели профессорша запомнила ее с того раза? И Пат стало по-настоящему интересно.
– Войдите.
Милош боком вошел в номер и тут же остановился, увидев ее в постели.
– Не стесняйтесь, – приветливо улыбнулась Пат, но в глазах ее вдруг заплясали чертики. – Что же привело вас ко мне, человеку здесь чужому и вам незнакомому? – При этих словах она протянула за сигаретой обнаженную руку и закурила, откинувшись на подушки. Одеяло сползало с плеч.