– Это я, Ллой, послала тебя апшелокам, чтобы ты жил с ними и обзавёлся своей хлоей. Ты должен оберегать Улу и Нъяма, а я буду помогать тебе в этом. Я жду даров… даров… даров, – слова в голове Ллоя звучали всё тише и тише, пока совсем не затихли. Его охватила паника. Праматерь требует от него даров, а он их ей не подносит, поэтому и говорить она с ним перестала. Гуабонг засуетился, хотя проявлять маломальскую активность ему в эти минуты было крайне тяжело. Но чего не сделаешь ради богини. Едва передвигая ноги, он подошёл к Холдону, который по-прежнему держал череп с яграми в руках, однако он уже был опустошён на треть.
– Мара ждёт от меня даров, – кое-как выговорил Ллой, обращаясь к нему, и качнулся.
– Ты поднесёшь их ей сразу после Бора, – так же медленно, нараспев, ответил ему вождь. – Видишь, он сыплет ягры праматери в ухо, и они оттуда скатываются ей в пасть и сверкают. Ей нравятся ягры, она отблагодарит нас за них…
– Теперь иди, – Холдон вяло толкнул Ллоя вперёд, когда Бор закончил ритуал дарения и отошёл от Мары. – Только возьми пригоршню ягров.
Гуабонг опустил свои ладони в череп и наполнил их округлыми прозрачными камушками, после чего шагнул на несколько приступков и оказался у самого уха богини. Только чтобы высыпать в него дары, пришлось согнуться и в таком положении продвинуться немного вперёд. Ллой видел перед собой огромное ухо сабайи, которое та даже немного повернула в его сторону, и медленно сыпал в него ягры из своих огромных ладоней. Дары каким-то невероятным образом из уха скатывались в пасть праматери и, переворачиваясь, сверкали, выстраиваясь в цепочку между зубами и губой, обрисовывая контур нижней челюсти. Опустив в ухо Маре последний ягр, Ллой захотел распрямиться, но почувствовал резкую боль под левой лопаткой – это огромный сталактит, свесившийся с потолка с другими такими же, только более короткими, острый, как жало жжока, воткнулся не очень глубоко в спину гуабонгу. Тот опять присел и попятился назад. Полуслепые глаза не видели никакого сталактита, а затуманенное сознание зафиксировало неожиданную боль в спине, как метку праматери, поставленную своему обри. Ллой отошёл на своё место, и после него дары Маре понёс уже Рой. Гуабонг смотрел в глаза богини и не мог от них оторваться. Сабайя сказала ему, что довольна его дарами, и что впредь будет оберегать его самого и всю его хлою, а также предупредит об опасности, нависшей над всеми апшелоками – его теперешними сородичами. «Опять опасность, – подумалось Ллою. – До этого о ней предупреждали духи, а теперь вот и праматерь тоже».
– Хавой наступает, и ничто его не остановит. Ледяная стена приближается, и очень скоро будет здесь. Апшелокам нужно уходить подальше от неё. Если уйти далеко, далеко от этих мест в том направлении, куда летят в конце благани стрилы, то можно добраться до теперешних владений моего одера Ярка. Только там ждёт спасение от Хавоя, – праматерь говорила медленно и нараспев.
Спасибо тебе, Мара, что сделала меня своим обри, – Ллой поклонился праматери и едва не упал, опершись руками об пол. Голова сабайи, не моргая, смотрела на него, и взгляд её сверкающих глаз постепенно затухал. Холдон невнятно пробурчал, что пора уходить. Гуры развернулись и двинулись к выходу. За их спинами луч Ярка сошёл с каменного выступа, смутно напоминавшего звериную морду с большими ушами. Правда, одно «ухо» являлось наростом в форме покосившейся чаши, от которой отходила вниз естественная канавка, огибавшая «челюсть», куда скатывались ягры, а другое – неглубоким сколом породы на вертикальной стене. Выступ был усыпан кварцевыми включениями, которые сразу же поблекли, как только Ярк перестал их освещать. Однако удалявшиеся от этого места апшелоки уже не видели перемен, произошедших с мордой сабайи Мары. Все они были под впечатлением от встречи с ней. Каждому удалось пообщаться с богиней, каждый получил от неё благодарность и дельный совет. Ради этого стоило ждать десять хавоев и делать два длинных перехода.
Выбравшись из жилища Мары, апшелоки долго ещё приходили в себя, вдыхая прохладный свежий воздух. Когда им это удалось, наконец, они, нехотя, отправились в обратный путь.
…В пастои Ула с Сеей с благоговением рассматривали спину Ллоя, они щупали пальцами маленькую ранку под его лопаткой, просматривавшуюся сквозь волосы, и пытались показать её Нъяму, выражая при этом гордость за его одера. Но малолетнего юбура отметина праматери совершенно не интересовала. Ллой рассказал, как смотрел в сверкающие волшебным огнём глаза Мары, как разговаривал с ней, как передал ей дары рода, засыпав их в её ухо. Тело богини находилось внутри скалы, и над полом её пастои возвышалась только огромная голова. Он так же с ликованьем объявил своим, что теперь ему понятно, что за зверя изобразил на живой стене Дейб. Он просто не мог его не изобразить, ведь этим загадочным зверем была Мара, которая постоянно присутствует в жизни апшелоков, и будет с ними даже тогда, когда каждый из них уединится.
Мбир сидел тут же рядом на соломенной подстилке и с довольным видом поддакивал бакару своей обри, поглаживал бороду и покачивал головой. Он также пообщался с праматерью, и она сказала ему то же самое. Старый охотник поведал Ллою, что много, много, много хавоев назад, когда ещё даже не родился мамош его мамоша, их предки, жившие тогда, тоже посещали пастою Мары, но делали это значительно чаще, как и ныне живущие до недавнего времени. И вот в прошлое посещение праматери та сделала великое откровение Дейбу. Она повелела ему сотворить живую стену и изобразить на ней её саму, чтобы быть всегда среди членов рода. Дейб подчинился. Однако, по её словам, хотя она и будет всегда среди сабаев во всех их делах, Маре всё же по-прежнему хотелось видеть воочию своих обри, но только не так часто. Через Дейба она повелела гурам посещать её каждый раз, когда минет столько хавоев, сколько у каждого из них пальцев на обеих руках. С того знаменательного дня Дейб и начал творить живую стену, а Мара подсказывала ему, как это делать. Когда изображённая на стене праматерь оказалась среди апшелоков, всем сразу стало жить легче, и много хавоев до следующей встречи пролетели незаметно.
– И вот два дня назад мы опять пообщались с ней, – заросшее седой бородой лицо Мбира выражало полное умиротворение. – До следующего великого дня мне уже не дожить, но Мара будет со мной в мире застенном.
Ула с Сеей с интересом и благоговеньем слушали рассказы Ллоя и Мбира, но радость вскоре омрачилась тяжёлой вестью о непредотвратимом наступлении Хавоя. Вары тоскливо заголосили, скорбя по затухавшему Ярку, и даже Нъям заплакал, размазывая слёзы по грязному лицу.