Марку не продлили контракт в Гамбурге, он исчез на несколько лет, а потом, как бывает с американскими чиновниками, всплыл наверх, в Вашингтон, в Комитет по радиовещанию. И может быть, когда решалась судьба парижского бюро, кое-что припомнил Говорову. Впрочем, кто знает, кто знает…
И еще много чего было. И та конференция в Лос-Анджелесе, посвященная литературе третьей эмиграции.
В огромный зал университета Южной Калифорнии съехались все русские с Западного побережья — посмотреть на своих писателей. Из Лос-Анджелеса, через нью-йоркское бюро, Говоров посылал в Гамбург репортажи о ходе конференции, поэтому в дебатах почти не участвовал, но все же несколько раз вынужден был взять слово. В частности сказал:
— Несправедливо обвинять Виктора Платоныча в том, что он якобы говорит о своих заслугах, мол, он воевал и тем самым делал себе карьеру, зарабатывал звездочки на погоны. Будем откровенны: здесь, вероятно, удобнее говорить о своей ненависти к коммунизму, чем о том, что ты в коммунизм верил, за это боролся, ошибался, и это была твоя беда… Говорить как Виктор Платоныч — это требует мужества. И кроме всего прочего, отвечая на обвинения против Виктора Платоновича, я хочу отметить маленькую подробность: дело в том, что на войне еще и стреляли. Участвовать в войне было несколько опаснее, чем участвовать в этом заседании.
На конференции, несмотря на яростные споры, все как-то потом помирились, и на заключительном банкете в русском ресторане с верандой, выходящей на тихоокеанский пляж, лихо отплясывали со студенточками-славистками, и солист русского оркестра пел: «Гимназистки румяные, от мороза чуть пьяные…»
И мало ли еще чего было.
Так вот,
тринадцать с половиной лет до ЭТОГО
на вокзале в Гамбурге Говоров с Дениской на руках спускался по ступенькам из вагона, и первым, кого он увидел на перроне, был Джон. Конечно, уже не тот элегантный дипломат, каким его помнил Говоров по американскому посольству, располнел, полысел, появилась седина — но все-таки.
— Джон, ты молоток, — сказал Говоров вместо приветствия. — Прекрасно выглядишь. Наверно, еще к бабам ходишь.
— Вот кто совсем не изменился, так это ты, — ответил Джон, беря у Говорова ребенка. — Вот с тобой и пойдем.
Тут появилась Кира, вся при параде. Говоров почувствовал, что Джон сделал на нее стойку. Кира умела производить впечатление. Тем лучше. Говоров бросился обратно в вагон, вытаскивать вещи. Совершил три челночных рейса. Джон рвался ему помочь. «Держи ребенка», — крикнул ему Говоров. Ну вот, кажется, все, ничего в поезде не забыли. Дениска перекочевал к Кире. Джон мужественно выбрал два чемодана потяжелее, но по-прежнему внимание на Дениску. (Или на Киру?) «Не похож на тебя». — «Как, ничего общего?» — «Абсолютно, очень умный мальчик, не в пример отцу». Краем глаза Говоров заметил, что около них крутится мужик, который тоже норовит схватить чемодан. Вроде бы мужик приличный, как и Джон, в твидовом пиджаке. Да кто их знает, гамбургских воров? Конечно, нет у Говорова ценных вещей — книги, московские шмотки, постельное белье, Кира кое-что подкупила в Вене себе из одежды — и все-таки жалко. Мужик тем временем поднял сумку, чемодан и, поймав взгляд Говорова, улыбнулся.
— Джон, ты знаешь этого человека? — настороженно спросил Говоров.
— Ой, забыл вас познакомить, — в ужасе охнул Джон. — Это Рональде Вильямс, директор Радио.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Примечания
1
Елена Боннэр, жена Сахорова.
2
Смиг — официально установленная минимальная зарплата во Франции