«Соловей больше не поет», – только и успел подумать он перед тем, как сон унес его на своих крыльях.
Когда Карл проснулся, сквозь мансардное окно пробивался серый утренний свет. Хульды рядом не было. Она стояла к кровати спиной и энергичными движениями мыла в умывальнике чашки. Тихо позвякивал фарфор. Волосы Хульды были аккуратно причесаны, словно вчера не торчали у нее на голове вороньим гнездом.
– Доброе утро, – произнес Карл и сел. Его рубашка была еще более мятой, чем вчера. Брюки тоже. Зевнув, он провел пальцами по волосам и принялся искать свои очки, которые, должно быть, потерял во сне. Очки нашлись на полу у кровати. Карл почувствовал настоятельную потребность облегчиться и смущенно спросил:
– Где у вас здесь туалет?
– Спуститесь на полпролета, – Хульда кивком указала на дверь, не отрываясь от своего занятия. – Только не попадитесь на глаза госпоже Вундерлих, очень вас прошу.
Карл сразу же заметил, что она снова перешла на официальный тон и обращается к нему на «вы». В груди предательски заныло.
– Похоже, ваша хозяйка – настоящий дракон.
– Вы даже не представляете, насколько правы. – Хульда набрала в котелок воду и поставила его кипятиться. Вскоре по помещению поплыл запах газа.
Карл поднялся и расстелил одеяло на кровати. После этого отпер дверь, спустился на семь ступенек и справил нужду в уборной.
«Черт возьми, – думал он, – почему с этой женщиной так трудно?» Вчера ему показалось, что они сблизились, но сегодня между ними снова повис холодок отчуждения.
К тому времени, как Карл вернулся на мансарду, Хульда уже открыла окно. Платье, в котором она мокрой кошкой кралась вчера по Винтерфельдтштрассе, висело на веревке, слабо раскачиваясь. Карл вдруг понял, что до сих пор не знает, что именно произошло, но по лицу Хульды было ясно: она ничего не собирается рассказывать.
Неловко приблизившись, Карл притянул Хульду к себе и крепко обнял. Та не сопротивлялась, но не отвечала на объятия, однако через некоторое время посмотрела правым глазом прямо на Карла (левый тем временем снова скользнул куда-то в сторону) и поцеловала в щеку.
– Что вы теперь будете делать? – спросила она.
– Вызову своего помощника, и мы отправимся в заброшенную столярную мастерскую.
– У вас есть пистолет?
Карл кивнул:
– Само собой.
– Еще кое-что, – сообщила Хульда таким деловым тоном, словно была комиссаром, а Карл – ее нерадивым помощником. Это раздражало. – Вчера Эдди назвал имя врача, который убил его отца. Возможно, это важно.
Карл почувствовал, как тело свело от напряжения.
– Не о докторе Хуберте Фридберге ли речь? – спросил он, с трудом сдерживая гнев.
– Да, о нем. Думаете, он…
– Посмотрим. Я свяжусь с ним.
– Хорошо. – Похоже, Хульда сочла тему исчерпанной. – Я должна навестить роженицу. И будет лучше, если бы вы покинете дом до пробуждения других жильцов.
Карл понимал, что она права, но все равно чувствовал себя так, словно его выгоняют. Внезапно ему ужасно захотелось курить, и он нащупал в кармане пачку сигарет. Потом схватил шляпу, нахлобучил ее на голову и застыл в нерешительности. Ничего не происходило, поэтому он повернулся и открыл дверь.
– Хорошего вам дня, – пожелала он, переступая через порог. Голос его прозвучал сурово.
– Карл?
Он обернулся.
– Да?
– Будь осторожен.
Хульда едва заметно улыбнулась. Дверь у Карла за спиной тихо закрылась, и он осторожно спустился по лестнице, гадая, кто из них двоих более странный.
Глава 33
Среда, 14 июня 1922 года
Доктор Губерт Фридберг сидел за дубовым столом, который заказал, когда год назад открыл частную психиатрическую практику. Он поздравлял себя с принятым решением каждый раз, когда вспоминал тесные столы в военном госпитале, за которыми приходилось ютиться, чтобы написать отчет. Доктор Фридберг распрощался с унылыми буднями убогих лечебниц – теперь он мог позволить себе роскошь лечить частных пациентов, большинство из которых страдали от страхов и навязчивых идей и хотели с помощью гипноза выяснить причины своих страданий.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Доктор Фридберг с превеликим удовольствием шел им навстречу, а потом выставлял солидный счет. В отличие от большинства коллег он забросил свои прежние исследования. Его терапия либо помогала, либо нет, что было даже лучше, поскольку тогда пациенты возвращались. В глубине души доктор Фридберг презирал этих слабых людей, которые истерили, как девственницы в первую брачную ночь, – поначалу со слезами, как фальшивыми, так и настоящими, а под конец переходили на сладострастные вздохи.
«Это просто ужасно, – думал он. – Истерия охватила всю страну, подобно чуме». Ему казалось, что сейчас каждый уважающий себя человек склонен к истерии. Болезнь не обошла стороной даже солдат, некогда бывших стержнем империи, и доктор Фридберг все чаще ловил себя на мысли, что только очищающий огонь искоренит слабость из тела народа. Когда он работал в лечебнице, ему удалось внести свой небольшой вклад в это общее дело. Больных удавалось исцелить с помощью насилия – или решать проблему по-другому, путем естественного отбора.
Доктор Фридберг с отвращением отложил газету, которую читал за чашечкой кофе. Куда ни плюнь – повсюду левацкие отбросы и пустые разговоры о демократии! С тех пор, как власть перешла в руки левых, в этом грязном городе процветает преступность. Да, дисциплина и порядок уже не те, что прежде… В коридоре зазвонил телефон. Доктор Фридберг услышал, как Минна, стенографистка, взяла трубку. Потом раздался стук в дверь.
– Господин доктор? – Минна просунула голову в кабинет и, дождавшись милостивого кивка, внесла внутрь все пышное тело. Доктор Фридберг одобрительно посмотрел на представшее перед глазами зрелище. Пусть Минна и не настоящая блондинка, но глаза у нее голубые, а фигура – с соблазнительными изгибами.
– В чем дело?
– Вас спрашивают к телефону.
Доктор Фридберг недовольно хмыкнул. Он крайне скептически отнесся к этой новомодной технике. Конечно, в наши дни у врача должен быть телефон, но он предпочитал разговаривать с людьми лицом к лицу. Минна должна была отвечать на телефонные звонки и делать стенографические записи разговоров. Доктор Фридберг говорил это уже сотню раз.
– Кто? – нетерпеливо спросил он.
– Там… полицейский, – ответила Минна. – Комиссар Норд или Ост или как-то так.
– Полицейский? – Недовольство стремительно нарастало. Полицейский – это почти так же плохо, как журналист. Доктор Фридберг отмахнулся. – Пусть позвонит завтра. Я уехал на вызов к пациенту.
– Очень хорошо, – сказала Минна и заговорщицки улыбнулась. – И еще кое-что, доктор.
– Что же?
– В приемной вас ждут два пациента.
– Им назначено?
Минна покачала головой и извиняющимся тоном ответила:
– Они говорят, что у них к вам неотложное дело. Молодой человек и девушка. Брат и сестра. – Помолчав, она добавила: – Они одеты несколько странно.
– В каком смысле странно?
– Ну… – Минна заколебалась. – Такое ощущение, словно на них одежда с чужого плеча. Но одеты они очень элегантно!
Доктор Фридберг на мгновение призадумался. Последний на сегодня пациент отменил прием, и его отсутствие печально скажется на дневной выручке.
«Почему бы и не принять их?» – решил он. Раз пациентов двое, то можно будет выписать два счета, и час до закрытия практики не будет потрачен впустую.
– Впусти их, – велел доктор Фридберг и, провожая свою помощницу масляным взглядом, добавил: – И еще, Минна. – Она оглянулась. – Можете идти домой. Я сам здесь все закрою.
– Спасибо, доктор.
Дверь снова закрылась, и доктор Фридберг услышал в коридоре голоса. Он сложил газету и поставил на нее полупустую чашку, чтобы не улетела. На газете расплылся коричневый круг, и взгляд зацепился за заголовок, на который доктор не обратил внимания раньше: «Убийцы из Ландвер-канала». Ниже было написано: «Брат и сестра, совершившие убийство, все еще на свободе. Они чрезвычайно опасны, не пытайтесь задержать их самостоятельно!»