Читать интересную книгу Вольная Русь. Гетман из будущего - Анатолий Спесивцев

Помолчал немного, собираясь с духом и прощаясь с надеждой скоро увидеть близких, и объявил:

– Именем гетмана и кошевого атамана объявляю, что беру здесь власть в свои, генерального лекаря, руки.

* * *

Заявляя о взятии им диктаторских полномочий, Аркадий думал, что представляет всю сложность их осуществления и меру ответственности. Впрочем, в те времена атаманы отвечали за грубые промашки не выговором в приказе или постановкой на вид, а головой. Казацкая юстиция изысками не отличалась и распространялась на старшину в полной мере. Но с трудностями, как выяснилось, он в своих прогнозах ошибся, их оказалось в разы больше, чем ожидалось.

Для начала выяснилось, что руководства у города нет, оно почти в полном составе полегло ночью в битве. Выходцы из оджака или его высшие офицеры, наиболее харизматические и уважаемые муллы не послали на бой воинов, а повели лично. В Стамбул вернулись в основном шакалы, шедшие сзади и жаждавшие поесть или пограбить, а не драться. Для всех остальных лучше было бы, если бы не вернулся никто: одуревшие от страха трусы активно распространяли среди осажденных панику, один за другим вспыхивали погромы, беспощадные и бессмысленные.

На переговоры вышла не авторитетная группа, а приличных размеров толпа, настроенная агрессивно-истерично и не понимавшая разницу между желательным и возможным. Возглавивший неадекватов мулла в зеленой чалме был явно из числа призывающих и направляющих, а не ведущих. Дело для казацких переговорщиков могло закончиться плохо, если бы не имевшиеся среди вышедших топчи, не пошедшие на вылазку, и ветераны оджака, по разным причинам (старость, болезни, старые раны) вынужденные отказаться от нее. Они, уловив, что у них и, главное, их семей появился шанс на спасение, самыми решительными методами навели в толпе порядок. Не желавших остановиться просто вырезали, невзирая на одежду священника или даже сбившуюся набок зеленую чалму.

– Если такой сторонник газавата, то почему за ворота ночью не вышел?

Вот с организовавшимся на месте правительством города и заключили соглашение о разрешении всем желающим уйти в Анатолию. Точнее, отплыть. В Золотом Роге оставалось достаточно много суденышек и лодок, даже кораблей, на которых желающих, не обыскивая, договорились переправлять на север, высаживая на восточном берегу Босфора.

Для профилактики наглотавшись с вечера лекарств, спал Москаль-чародей хорошо. Вроде бы снилось что-то, но не запомнилось, в поту просыпаться не пришлось. Уже утром к выходу на режим активности начал подталкивать хозяина мочевой пузырь. Однако вымотанный вчерашними хлопотами и треволнениями организм требовал продолжения отдыха, небезосновательно подозревая, что стоит только встать для отлива, как найдется тут же масса дел и забот, препятствующих возвращению ко сну. В результате этого противоборства завис между сном и бодрствованием в дремоте.

Органы чувств уже реагировали на окружающий мир. Слышался плеск волн, чувствовался кожей лица влажный, с характерным запахом ветер с моря. Мышцы протестовали против слишком долгого лежания в сетке гамака. Мысли лениво и медленно текли, то затухая совсем – при обвале в сон, то активизируясь от вредительской деятельности мочевого пузыря.

Вероятно, именно сочетание гамака и моря подвигло мозг попаданца посчитать, что он находится на пикнике с приятелями в двадцать первом веке, тем более что изредка обоняние доносило запах нефтепродуктов (заливать нефтью поле боя начали еще вчера). Поэтому долг его не звал продолжить труды праведные. Ведь если просыпаешься на морском берегу, это значит, что находишься на отдыхе, можно поваляться в приятном безделье.

Вышибли из приятной дремоты Аркадия вороны, в огромном числе прилетевшие с восходом солнца и раскаркавшиеся от возмущения, что им не дают продолжить вчерашнее пиршество.

«Блин горелый! Откуда на побережье вороны? Здесь же всегда чайки доминировали, птицы более крупные, сильные и наглые [23]. Вот чертовы динозавры! [24] И чего они с остальными сородичами не вымерли?»

Частые ружейные выстрелы в сочетании с резким усилением птичьих воплей окончательно похоронили надежды на продолжение сна. А вид Стамбула без Босфорского моста и небоскребов, огромная стая падальщиков (вороны среди них были просто наиболее громкоголосы), высоко кружащая невдалеке из-за стрельбы по ней из дробовиков, помогли осознать время и место происходящего. Во избежание переноса зараженных блох пернатыми, Москаль-чародей вчера сам приказал отгонять потребителей мертвечины с поля боя.

Опустив ноги на землю, он посидел некоторое время в гамаке.

«И чего это мне померещилось, что я в двадцать первом веке? Давно такого не было, прижился ведь здесь. Если честно, то и не хотел бы возвращаться. Здесь я нужен целой стране, а там… как дерьмо в проруби плавал. И самому зябко, и людей не радовал. Не вспоминая уже о семье, которой там у меня так и не сложилось фактически. Хотя Мария детей и без меня уже поднимет, только расставаться с ними совсем не тянет и пожить именно здесь хочется. Но предаваться размышлениям на постороннюю тему некогда, важных дел напланировано – лопатой не разгребешь».

К воротам на очередной тур переговоров шел с ожиданием неприятностей. Просто чуял самым чувствительным местом их неизбежность. И они, неприятности, не заставили себя ждать, пусть неглобальные, но бьющие по сердцу. Уже при завершении обговаривания подробностей первого рейса Золотой Рог – Анатолийский берег Босфора из толпы сзади турецких переговорщиков выбежала молодая женщина с ребенком двух-трех лет. Аркадий невольно обратил внимание на ее кажущиеся неправдоподобно огромными карие глаза, шатенистую прядь волос, выбившуюся из-под чачвана, русые кудряшки на головке ребенка. Проскользнув мимо не ожидавших этого делегатов, она бросилась прямо к Москалю-чародею с криком:

– Панове казаки, спасить мого сына!

Однако преодолеть несколько метров, разделявших переговорщиков, ей не судилось. Несколько раз бахнули револьверы, мгновенно выхваченные охранниками Москаля-чародея, уже мертвая женщина упала на спину, не выпустив из рук трупик милосердно пристреленного сразу после матери мальчика, самого дорогого для нее существа во вселенной. На лице бедолаги навсегда застыло желание спасти родную кровиночку, видимо, смерть была мгновенной.

Приказ о недопущении тесных контактов потенциальных разносчиков страшной болезни с любым из членов казацкой делегации был выполнен, невзирая на пол и возраст нарушителей.

В толпе стамбульцев раздались возмущенные крики, однако воины оджака и муллы быстро навели там порядок. По большому счету, никого, кроме убитых, продолжение их жизни или смерть не интересовали. Шансов на самостоятельное выживание у этой пары не имелось. Пройти сотни верст под беспощадным анатолийским летним солнцем – не для истаявшей от голода женщины задача, да еще с малолетним ребенком в руках. А против предложенного Москалем-чародеем (гуманизм и шкурные интересы в одном флаконе) устраивания рядом с городом лагеря для добровольно идущих в казацкое рабство в связи с нехваткой сил на длинную дорогу поначалу однозначно и категорично возражали гиреевские переговорщики. Недели через две, после многочисленных смертей горожан в самом начале пути, карантинный лагерь таки был построен и спас жизни более чем двух десятков тысяч стамбульцев.

Аркадий потом не раз вспоминал этот эпизод. Одно дело – статистика, с сотнями тысяч смертей, и совсем другое – гибель на твоих глазах существа, взывающего к тебе о помощи. Он пришел к выводу, что, судя по дорогой одежде, ставшая женой не последнего в Стамбуле человека и, возможно, нашедшая свое женское счастье, бывшая пленница потеряла супруга и защитника незадолго до своей смерти. Как бы не в той самой ночной битве или в результате эпидемии. Поняв, что преодолеть длинную дорогу с пацаном в руках ей не по силам, она и решилась рискнуть, обратиться за помощью к бывшим одноплеменникам. Жалко несчастную, ни в чем не виноватую женщину было до слез, но, как ни крутил в голове попаданец ситуацию, другого, не фатального для женщины с сыном выхода не нашел.

Для турок же начался знаменитый исход из Истамбула, вошедший в их легенды, рассказы-страшилки, песни и героические баллады. «Путь Праха», «Дорога Азраила…» [25] много названий придумали для переселения сотни тысяч человек, из которых выжило около десятой части. Большую часть убила даже не чума и (Аркадий об этом не знал) распространившиеся среди горожан тиф и дизентерия, а голод, бессилие. Нельзя не вспомнить и зловещую роль соотечественников, убивавших бредущих к спасению ради их ограбления, недопущения распространения ими заразы или для подкрепления собственных сил человеческим мясом. Впрочем, уличенных в каннибализме турки сами уничтожили еще до конца зимы. Из-за разоренности территорий, по которым двигались вынужденные переселенцы, в Анатолии большого распространения переносимые ими болезни не получили.