– Будь терпелив, дорогой Робин. Будь спокоен. Все будет хорошо.
– Очень в этом сомневаюсь, – горько сказал я.
– Верь мне, Робин, – прошептала она. – Слушайся Альберта. Он скажет, что тебе нужно делать.
– Самое трудное позади, – заверил меня Альберт. – Прошу прощения за полученные вами травмы. Но это было необходимо… я думаю.
– Ты думаешь.
– Да, только думаю, Робин, предполагаю – потому что это никогда не делалось раньше, и я действую преимущественно вслепую. Я понимаю, что вы испытали шок, встретив записанный аналог миссис Броудхед именно таким образом, но это подготовит вас к встрече с ней во плоти.
Если бы у меня было тело, я бы испытывал сильное желание ударить его – и если бы у Альберта было по чему ударить.
– Ты более сумасшедший, чем я! – закричал я.
Призрак смеха.
– Нет, Робин. Такой же. Вы сможете видеть ее и говорить с нею, как я – с вами, когда вы были… живы. Обещаю это, Робин. Получится… я думаю.
– Я не могу!
Пауза.
– Это нелегко, – согласился он. – Но подумайте вот о чем. Я могу это. Почему же вы не можете сделать то же, что и такая компьютерная программа, как я?
– Не смейся надо мной, Альберт! Я понимаю тебя. Ты думаешь, что я буду изображен голограммой и смогу разговаривать с живыми людьми. Но я не знаю, как это сделать!
– Да, еще не знаете, Робин, потому что в вашей программе нет еще соответствующих подпрограмм. Но я научу вас. Вы будете видны. Может, не с такой уверенностью и быстротой, как мою голограмму, – похвастал он, – но вас можно будет узнать. Готовы вы начать учиться?
И голос Эсси – вернее, копия голоса Эсси – прошептал:
– Пожалуйста, дорогой Робин, я жду тебя с нетерпением.
Как тяжело рождаться! Тяжело для новорожденного, но еще тяжелее для слушателя, который способен только прислушиваться к бесконечным горестям.
Они были бесконечны, а постоянные приставания моих повитух их еще усиливали.
– Ты это сможешь, – обещал голос Эсси с одной стороны (конечно, если представить себе, что у меня есть «сторона»).
– Это легче, чем кажется, – подтверждал голос Альберта с другой. Не было во вселенной двух других голосов, которым я поверил бы охотнее. Но мне пришлось напрячь всю свою способность верить. И ничего от нее не осталось. И я испугался. «Легче?» Какая нелепость!
Потому что я увидел каюту, как ее всегда видел Альберт. У меня не было двух глаз, фокусирующихся в одном направлении, не было ушей, размещенных в определенной точке пространства. Я видел и слышал все одновременно. Когда-то давно старый художник Пикассо рисовал такие картины, части изображения размещены в беспорядке. Они все здесь, но так перепутаны, что видишь только беспорядочную мозаику кусков. Я часто ходил с Эсси в галерею Тейт и Метрополитен, чтобы взглянуть на эти картины, и они мне нравились. Они меня забавляли. Но увидеть так реальный мир, словно весь из частей на конвейере, – это совсем не забавно.
– Позволь мне помочь тебе, – прошептал аналог Эсси. – Видишь меня здесь, Робин? Я сплю в большой кровати. Много дней не спала, Робин, переливала твою старую органику в новую бутылку-веер, а теперь выдохлась. Смотри, я пошевелила рукой и почесала нос. Руку видишь? А нос? Узнаешь? – Призрак смеха. – Конечно, узнаешь, Робин, ведь это я.
23. Из убежища хичиНадо было также думать о Кларе, если бы я достаточно знал о ней, – и не только о Кларе, но и о Вэне (впрочем, он вряд ли этого заслуживал), а также о Капитане и его хичи, которые прежде всего этого заслуживали. Но тогда я и об этом не знал. Я расширился, правда, но умнее не стал.
И к тому же меня отвлекали собственные проблемы, хотя, если бы мы с Капитаном знали друг друга и могли сравнивать, интересно было бы посмотреть, чьи проблемы труднее. Вообще-то получилась бы ничья. Оба набора проблем просто не вмещались в обычную шкалу, слишком они трудны для разрешения.
Физическая близость двух людей была одной из проблем Капитана. Для его костистых ноздрей они воняли. Они вызывали физическое отвращение. Пласты свисающего жира и подрагивающая плоть скрывали линии их структуры – хичи такими бывают исключительно редко, когда умирают от наихудшей известной им болезни. Но даже и тогда запах у них не такой отвратительный. Человеческое дыхание пахло разложившейся пищей. Голоса людей гудели, как циркулярная пила. У Капитана болело горло, когда он пытался произносить эти жуткие гремящие согласные их жуткого языка.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С точки зрения Капитана, пленники вообще были отвратительны, а не только потому, что отказывались понимать, что им говорят. Когда он попытался дать им понять, какой опасности они чуть не подвергли себя – не говоря уже об укрытии хичи, – их первым вопросом было: «А вы хичи?»
Даже при всех своих неприятностях Капитан почувствовал раздражение от этого вопроса (такое же раздражение испытали обладатели парусных кораблей, когда узнали, что хичи называют их жителями грязи. Капитан об этом не знал и не думал).
– Хичи! – простонал он, потом пожал животом. – Да. Это не важно. Тихо. Будьте спокойны.
– Фу! – сказал Белый Шум, имея в виду не только вонь. Капитан сердито повернулся к Взрыву.
– Избавился от их корабля?
– Конечно, – ответил Взрыв. – Он движется в укрытие. Но как насчет кугельблитца (конечно, он не использовал слово «кугельблитц»)?
Капитан мрачно пожал животом. Он устал. Они все устали. Много дней они работают на пределе своих возможностей, и теперь это начинает сказываться. Капитан постарался привести в порядок свои мысли. Парусник убран. Эти люди удалены из окрестностей самого опасного объекта, кугельблитца, и их корабль в автоматическом режиме идет в укрытие. Пока сделано все, что в его силах. И не без жертв, подумал он, печально вспоминая Дважды; трудно поверить, что при нормальном течении событий сейчас он наслаждался бы своей ежегодной любовью.
Но этого недостаточно.
Вполне вероятно, подумал Капитан, что в данном случае «достаточно» и не может быть; возможно, и ему, и всей расе хичи уже поздно что-нибудь предпринимать. Но он не мог согласиться с этим. Пока есть хотя бы один шанс, он должен действовать.
– Покажите карты с их корабля, – приказал он и повернулся к пойманным им бесформенным существам-медузам. Стараясь говорить как можно проще, он произнес: – Посмотрите на эту карту.
Капитана раздражало, что более худой и, следовательно, физически менее отвратительный пленник ведет себя совершенно неразумно.
– Тихо! – приказал он, указав своим костлявым кулаком на Вэна; его вопли лишены смысла. – Ты! Ты знаешь, что это такое?
У самки, по крайней мере, хватило ума говорить медленно. Потребовалось всего несколько повторений, и он понял ответ Клары:
– Это черная дыра, куда мы направлялись.
Капитан задрожал.
– Да, – сказал он, стараясь справиться с непривычными звуками. – Верно.
Взрыв переводил для остальных, и Капитан видел, как от потрясения извиваются мышцы у них на лицах. Капитан принялся тщательно подбирать слова, советуясь с умами предков, чтобы быть уверенным в правильном выборе.
– Слушай внимательно, – сказал он. – Это очень опасно. Давным-давно мы обнаружили, что раса Убийц уничтожает все технологически развитые цивилизации во вселенной – по крайней мере, в нашей Галактике и в некоторых ближайших…
Что ж, дело продвигалось медленно. Капитану приходилось снова и снова повторять, иногда по десять раз, каждое слово, прежде чем медузоподобное существо смогло понять, о чем он говорит. Задолго до того, как он кончил, у него саднило горло, а остальные члены экипажа, хотя они все понимали, какая опасность им угрожает, откровенно дремали. Но он не прекращал. Карта на экране, с ее многочисленными знаками опасности, не позволяла ему остановиться.
Убийцы совершали свое дело за тысячелетия до появления на сцене хичи. Вначале хичи думали, что они просто чудовища из первобытного прошлого и их стоит бояться не больше, чем какого-нибудь тираннозавра.