Стекло часов раскрылось, высвобождая молочно-зелёный свет. Он закружился неторопливым вихрем, поднялся вверх, растянулся и уплотнился. Раздались жужжание и потрескивание — статические помехи. По квадратному экрану, образовавшемуся внутри успокоившегося вихря, пробежали полосы. Когда они скрылись за нижним краем, на экране проступили черты чьего-то круглого и тоже зелёного, но мутно-зелёного лица. Полупрозрачное, оно глядело на Вельзевула большими круглыми глазами. Из виртуальных динамиков донёсся голос. Судя по интонации, голос принадлежал дружелюбному привидению.
Или призраку.
— Привет.
Кашпир на связи.
Слышимость нормальная?
А видимость? –
В порядке теста Кашпир помахал перед объективом камеры полупрозрачной лапкой и сказал «Раз-два, раз-два».
— Всё о-кей, — ответил Вельзевул. — Вижу тебя и лабораторию нормально.
— Замечательно!
А то я уж засомневался.
Помнишь, что случилось во время прошло сеанса связи?
Профессор до сих пор чинит слюнопередающую аппаратуру.
— Не надо было мне чихать, — покаялся Вельзевул.
— Да ладно.
Ничего.
Колбинсон починит.
Если не он, то кто?
Но вообще-то аппаратура предназначена для поцелуев, а не для чихания.
Я не в укор, нет-нет, просто вношу ясность. –
Призрак говорил так, словно бы мысли роились у него в голове, как осы, и все мечтали быть произнесёнными. Но вот беда: организовать их в улей, разбить на классы и подчинить общим правилам Кашпиру почему-то не удавалось. Поэтому мысли он попросту выбалтывал, то есть высказывал быстро и рвано: предложение-мысль — коротенькая пауза — следующее предложение, пока не забылось — снова очень короткая пауза — и далее в том же духе… — Колбинсон передаёт привет, — тренькнул Кашпир. — Как Децербер?
Консилиум не буянит?
Мы провентилировали твою просьбу.
Секундочку, я отлучусь за материалами.
Вельзевул открыл рот и сразу закрыл. Привыкнуть к Кашпиру было просто; он лучился обаянием маленького ребёнка и заражал им окружающих. Но научиться говорить с ним не представлялось возможным, потому что говорил в основном он один.
— Вот он я.
Ох, и тяжёлые для бесплотного существа эти ноутбуки.
Я не жалуюсь, ни в коем разе, просто заметил.
Так.
Теперь смотри. — ашпир раскрыл ноутбук и развернул его экраном к Вельзевулу. — Я связался со сведущими призраками по «Гостлайну»[13].
Пришлось понырять по измерениям, пообщаться с ребятами.
Но мои труды даром не пропали. — Кашпир взял электронную ручку: она была величиной с ручку обычную и назначения примерно такого же. Дружелюбный призрак открыл на десктопе папку, нашёл в ней нужный файл, дважды кликнул, и Вельзевулу явился график: на белом фоне, слева направо, текла ярко-оранжевая линия. Она периодически вздрагивала, превращаясь из прямой в ломаную и полную острых углов. В эти моменты очертаниями она напоминала горы. — Как ты и просил, я подключил все известные мне каналы.
Связался со всеми, с кем мог.
И один парень.
Мой бывший одноклассник, кстати.
Посоветовал мне просканировать замкнутую на Децербере действительность.
Подумай сам.
Сказал он мне.
Если Децербер болен неизвестной болезнью, но болезни как таковой нет, хотя отрицать её наличие нельзя.
То!
Сказал он мне.
Болезнь должна вступать в реакцию с действительностью.
В негативные взаимоотношения.
Проще говоря, болезнь и действительность должны конфликтовать.
Болезнь существует, но действительность её не признаёт, а болезни на это наплевать.
Всё просто, не так ли?
— Но что это за болезнь такая? Я никогда не встречал…
— Погоди-погоди, не спеши, — прервал Вельзевула Кашпир. — Я последовал совету друга.
Отрыл в тёмной кладовой старенький и пыльный сканер действительности.
Кого в наше время интересует действительность?
В наши дни модно исследовать цену на нижнее бельё. — Кашпир говорил серьёзно. Нет, он не избегал сарказма — просто их в детстве не познакомили. — Я просканировал действительность вокруг Децербера.
Самого Децербера как частицу действительности.
И те зоны, в которых соприкасались реальность мировая и Децерберова.
Забил результаты в компьютер, нажал кнопку.
И — вуаля!
Компьютер выдал эту оранжевую линию. — Кашпир ткнул электронной ручкой в график.
— И что она означает?
— Она означает.
Милый Вельзевул.
Она означает существование Децербера.
Так выглядит его реальность.
— То есть, жизнь Децербера — это прямая линия, то вздымающаяся, то опадающая? — резюмировал Вельзевул.
— Ну да.
И твоя жизнь тоже.
И моя.
И всех.
Почти.
— Почти? Есть исключения?
— Агаа. -
Кашпир раздвинул уголки губ в хитрой улыбке. –
Есть.
По крайней мере, одно. –
Кашпир закрыл документ с жизнью Децербера и открыл новый график, который тоже был оранжевым, полз и вздрагивал, но линий в нём было три. –
Эта мысль пришла мне в голову неожиданно.
Я просканировал Децербера и не нашёл ничего необычного.
Стандартный график жизни.
Много неприятностей, мало стрессов — вот самое нестандартное в нём.
Но этот график натолкнул меня на одну идейку.
А кто такой Децербер, спросил я себя?
— И ответ получился не матерный?
— Нет-нет-нет, Вельзевульчик, я говорю не о характере Децербера.
И не о его образе жизни.
А о том, кто он есть ?
— Достойная высокой науки проблема.
Кашпир в экстазе замахал руками.
— Он же не индивидуален!
Каждое существо, будь оно триста раз полно штампов, глупостей и безликости, — личность.
Потому что оно — это оно .
А не кто-то другой.
А Децербер — воплощение.
Он воплощение Цербера.
Децербер един в двух лицах.
— Вроде в шести, Кашп, — умудрился вставить Вельзевул.
— Нуу, это было образное выражение.
А вот то, что Децербер и Цербер одно целое, — факт!
Ручка (для письма) Кашпира отбивала дробь по экрану монитора. Призрака переполняли эмоции. А экранное стекло в паре мест пошло трещинами.
— Не сказал бы, чтобы это известие меня шокировало, — сказал Вельзевул. — Я догадывался о связи воплощения с тем, что оно воплощает.
— Как же ты не понимаешь! –
Взволновался пуще прежнего Кашпир. –
Он же…
Его же…
Ты же…
Тут же…
…ясно, в общем…
Не прерывая бессодержательных восклицаний, Кашпир принялся живописно размахивать руками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});