Читать интересную книгу Николай I Освободитель. Книга 6 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

Вслед за министром на каторгу отправилось еще полтора десятка крупных и не очень чиновников, которые были в доле, а также несколько весьма видных купцов-миллионщиков, через которых и были провернуты махинации. Подобная строгость российской Фемиды, рванула настоящим громом среди ясного неба и, надеюсь, заставила многих задуматься.

— Еще большим шоком для всего столичного и не только общества стало назначение ее императорского величества Александры Федоровны на пост министра народного просвещения. Скажите, Николай Павлович, как вы пришли к этому решению? Ведь раньше еще никогда женщина не занимала столь высоких должностей… Не только в Российской империи, но и в других цивилизованных странах.

— Зато женщины были императрицами и самодержицами, — ехидно усмехнулся я, — и никого это не смущало.

— Это так, — согласился журналист, — однако разница все же громадная. Кое-кто считает, что вы заигрываете с либералами и хотите нравиться так называемой прогрессивной общественности, так ли это?

По сложившейся традиции журналисты на наших беседах могли задавать мне любые вопросы, не опускаясь до откровенного хамства, конечно.

— На самом деле ответ прост, — я отрицательно качнул головой. — Просто Александра Федоровна, являясь руководителем благотворительного «Фонда вспоможению начальному образованию» так или иначе была погружена в проблемы министерства глубже, чем кто-либо. Все-таки ее величество пятнадцать лет работала бок о бок с людьми из министерства народного просвещения, и когда открылась вакансия, оказалось, что она лучший кандидат.

— Вот так просто? — Орагев скептически поднял бровь.

— Может быть некоторым мужчинам, привыкшим считать себя сильным полом исключительно по праву рождения и наличия соответствующих половых признаков будет неприятно это осознавать, однако Александра Федоровна действительно разбирается в проблемах российского образования лучше, чем кто-либо еще. А если добавить к этому еще и мою уверенность в том, что она как предыдущий министр не будет крутить всякие незаконные аферы, то кандидатура императрицы становится от этого еще более привлекательной.

— Это значит, что и в дальнейшем высшие должности в империи смогут занимать женщины? — В голосе газетчика сквозил откровенный скепсис.

— Не вижу для этого никаких препятствий, — я пожал плечами и широко улыбнулся. — Понятное дело для этого женщина-кандидат должна иметь соответствующие способности, образование и опыт. При наличии всего вышеперечисленного, не вижу никаких ограничений.

— Однако в империи женщины практически лишены возможности получить подходящее для занятия высоких должностей образование. Тот же Смольный институт, он только называется институтом, по факту учебная программа там предполагает получение знаний далеких от научных.

— Это правда, — я кивнул, соглашаясь с высказанным аргументом. — Однако вот вам такой факт: полгода назад по моей просьбе в ученые советы российских университетов был сделан запрос о возможности женщинам получать в них образование наравне с мужчинами. В смешанных группах и по одной эталонной программе без всяких исключений. И только ученый совет Пермского университета высказал согласие допустить женщин к обучению без всяких ограничений. Остальные так или иначе высказались против. Так что тут дело не в желании отдельно взятого самодержца, а в общей готовности общества к подобным реформам. Тем не менее я уже попросил Александру Федоровну подготовить программу развития женского образования в империи. Начнем с женских гимназий, чей учебный курс будет приближен к мужским. Потом, думаю и до высшего образования дойдет.

— Я бы очень хотел посмотреть на это вживую, ваше императорское величество, — ехидно ухмыльнулся журналист. — Боюсь кое-кто из наших замшелых ретроградов подобного авангардизма может и не пережить.

— Думаю, этот процесс будет набирать обороты быстрее чем вы думаете. Уже сейчас у нас имеется несколько тысяч женщин, получивших по последней реформе нижние чины Табели. Да пока это только 14−13 классы, но ведь нет никакого формального запрета на дальнейший карьерный рост. Большинству женщин это просто не нужно, нет в них мужских амбиций, но уверен, что и пробивные барышни тоже отыщутся, — я пожал плечами. — Так что, Сергей Павлович, может быть, мои слова о чиновниках-женщинах сейчас кому-то и покажутся сродни тонкому издевательству, однако, поверьте, пройдет не так много времени, и все изменится.

Я, конечно, осознавал, что запуская процесс эмансипации женщин фактически на восемьдесят лет раньше, собственноручно бью империю по ее будущей демографии. Чем больше образованных женщин, тем меньше детей рождается, правило работало на сто процентов и даже в 21 веке корреляция тут была прямее некуда.

Вот только были у меня по этому поводу собственные соображения: во-первых, пока еще в империи не так много городского населения. Да урбанизация после отмены крепостного права ускорилась, но мы делали все чтобы по максимуму сохранить сельский прирост населения как можно дольше. Ну а эмансипации в селе не будет еще очень долго, о ней даже говорить пока странно.

Во-вторых, даже среди городского населения большая часть женщин все еще жила в совершенно иной ценностной парадигме. Построение карьеры и реализация себя в трудовом плане в женской среде были скорее странным и редким исключением нежели общим правилом. Это были даже не проценты от городского населения, а доли процентов и на общем фоне имперского населения — а количество народу в России потихоньку подбиралось к отметке в восемьдесят миллионов — совсем никак на общую статистику не влияли. Ну а если одной женщине из тысячи было тесно в рамках традиционной роли — может в ином случае, не имея выхода она бы просто под паровоз бросилась бы или еще какую глупость сделала — почему бы не продемонстрировать наличие иного пути? Кому от этого будет хуже? Никому вероятно.

— Хорошо, тогда давайте перейдем к теме, которая видится не менее важной, хоть и гораздо менее приятной для… Нас всех.

— Вы имеете ввиду так называемое «Философское письмо» господина Чаадаева? — Я скривился будто надкусил лимон. Не самая приятная тема, хоть на самом деле все интервью было устроено в первую очередь ради того, чтобы донести до общественности мою позицию по этому вопросу.

— Да, именное его. Большим удивлением в обществе стала реакция властей на данный отвратительный пасквиль. В особенности то, что никаких административных мер к его автору применено не было.

— Я бы может и хотел, но вот пункта в уложении о наказаниях, который предусматривал бы наказание за нелюбовь к родине и своему народу, а также за слепое преклонение перед иностранными государствами просто нет. Опять же просто мудаком, прошу прощения и всех читателей «Правды», у нас в стране тоже быть не запрещено. Конечно, наказание последует. В первую очередь нужно оценить деятельность цензора, который пропустил эту гадость в печать.

— А издатель?

— А что издатель? — Я пожал плечами, — издатель печатает то, на что ему дает разрешение государственный чиновник. Ну а все остальное — это вопросы исключительно личной чести, законами не регламентированные.

История на самом деле получилась премерзкая. Сложно сказать, что было в голове самого Чаадаева, о котором я знал из прошлой жизни только по стихотворению Пушкина «К Чаадаеву», как эту гадость пропустил цензор, и зачем напечатал издатель, но получилось громко. В своем «Философском письме» автор противопоставил темных и немытых русских цивилизованным европейцам плюс дополнительно обосрал православную веру, принизив ее по сравнению с западным христианством, что вызвало возмущение церкви. Дошло до того, что патриарх наложил на Чаадаева анафему, при этом со стороны государственных органов никаких прямых санкций не последовало. Создавать из мелкого самовлюбленного писаки, у которого крыша явно подтекала, мученика совершенно не хотелось.

Вместо прямого административного воздействия были предприняты косвенные действия. Во-первых, запущена аккуратная газетная кампания, по давлению и дискредитации самого Чаадаева. Его выставляли в статьях как несчастного, одинокого, обозленного на мир своей ничтожностью и немного скорбного на голову человека. Одновременно с этим общественное мнение формировалось через тайных осведомителей СИБ, различных агентов влияния и просто неравнодушных граждан, несогласных с высказанной в пасквиле мыслью о природном ничтожестве русского народа.