выдал фразу: «Пока в Киеве гниды, русский человек спокойно существовать не может». И это говорит философ. Философ-патриот. Министр культуры Мединский требует убрать «грязные руки» от подвига 28 панфиловцев. Дима Быков возмущается «торжеством невыносимых морд», а Леонид Гозман – православными сталинистами, ну, и т. д.
11 октября – состоялся вечер в ЦДЛ. С утра маялся и причитал: «Зачем мне все это надо?!» Собрался почти полный зал: человек 80. Не стал подглядывать в подготовленную шпаргалку и бросился в пучину импровизации. Поймал кураж и заворожил пришедших теток, студентов, многих наших знакомых и каких-то неизвестных мне собирателей моих книг. Кстати, купили 28 книг по благодатной издательской цене – 350 ре. Короче, вечер прошел на ура. На очереди Дом русского зарубежья. И мгновенно память подсказала вспомнить роман «Обломов» и незабвенного Илью Ильича. В начале романа дан яркий эпизод, когда к лежащему уютно на диване Обломову прискакал некий франт Волков и стал рассказывать о том, как он весело проводит время. И Гончаров пишет от лица Обломова:
«“…да в десять мест в один день – несчастный!” – заключил он, перевертываясь на спину и радуясь, что нет у него таких пустых желаний и мыслей, что он не мыкается, а лежит вот тут, сохраняя свое человеческое достоинство и свой покой…»
Илья Обломов – «лет тридцати двух-трех от роду, приятной наружности, но с отсутствием всякой определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы…»
Я ныне старше Обломова на 50 лет, мне 84 года, а я до сих «не сохраняю свой покой» и мечусь, и мыкаюсь. Во имя чего? Ведь не только ради заработка, не из тщеславия или амбиций. Рильке утверждал, что жизнь – это пустое пространство, через которое пролетает птица. Именно птица придает значение и смысл существованию. Птица – это образование, знание, культура, искусство, книги…
13 октября – проза жизни: в сберкассе сняли с долгоиграющего вклада проценты и тут же, как я люблю говорить, в порядке бреда, зашли на распродажу и купили две дубленки мне и Ще (15 и 18 тыс.). Прочитал книгу поэта Талова и тут же сделал 4 стр. для своей эмиграции.
24 октября – ездил в Литинститут на встречу с ректором Алексеем Варламовым. Хотел договориться о выступлении, но институт весь в ремонте. Подарил институту две свои книги: «Эмиграцию» и «Опасную профессию». Варламов даже их не раскрыл, был угрюм и недоброжелателен, как будто я прибыл к нему из далекого чужеземья. Короче, не наш, чужой. Чужаком и покинул я Литературный институт – наши судьбы никак не перекрещиваются… По дороге утешался словами Леонида Завальнюка: «Сам на себя я ставлю и бегу…» А еще вспомнил, что в нынешнем здании Литинститута располагался Дом Герцена – не то клуб, не то ресторан, и в одном из стихотворений Маяковского есть строки: «Хрен цена вашему дому Герцена…»
25 октября – из последних российских новостей. СМИ в захлебе от победы: из 450 депутатов в Думу прошли 343 представителя единороссов. Сокрушительная победа «ЕДРА» и Дивана… Пишут о сказочных богатствах чиновников. Популярна фраза из «Двенадцати стульев»: «Может, тебе еще дать ключи от квартир Захарченко?!» Полковник-миллиардер из силовых структур.
27 октября – выпал первый снег…
28 октября – написал для главы «Туда-сюда» о двух Ерофеевых, о Венечке и Викторе, о двух столь различных судьбах…
31 октября – умер Владимир Зельдин, 101 год…
4 ноября – презентация первой книги об эмиграции в Доме русского зарубежья в малом зале на 5-м этаже, было под 40 человек, в основном знающая публика и пришедшая именно на объявленную тему. Это была презентация книги, от которой осталось приятное послевкусие.
7 ноября – поехал в бывший Дом звукозаписи, подарил Ларисе Марковой «Плач по возрасту» и «Эмиграцию» с надеждой, что покажет книги нужному ТВ-человеку, но, видно, напрасно. Единственный улов: она дала телефон программы «Линия жизни». Я позвонил шеф-редактору, она: «У нас длинная очередь…»
10 ноября – на Никитской Олеся сказала, что подумывают о втором тираже «Эмиграции». Собираются в Питер на книжную ярмарку, спросила: вы поедете с нами? Идея неплохая, но под нее нет сил.
15 ноября – у меня свои идеи: увлекся «датским Сократом» – Сереном Кьеркегором (по «Эху» услышал каламбур: «Кьер чего?»). За два дня написал 5 страниц, перечитав предварительно книжечку Бернарда Быховского из серии «Мыслители прошлого», 1972. Быховский из легендарного МИФЛИ попал в Плехановку. В 1940-м получил Сталинскую премию за книгу о западноевропейской философии. А тут война. Про немцев? Значит, враг, и Сталинскую премию аннулировали, правда, при этом медаль не отобрали и деньги назад не востребовали. Ему до конца жизни припоминали его меньшевизм в ранние годы.
Еще одна идея: предложить что-то журналу «Октябрь». Позвонил. Ответчик Анна Воздвиженская аж взвизгнула: кто нам позвонил! читаем и любим!.. Она из семьи Галины Белой, где, оказывается, с интересом читали меня в «Науке и жизни». Воздвиженская сказала, что доложу о вас главному редактору Барметовой. Доложила. И во втором звонке разговаривала со мной сухо и заявила, что никакая эмиграция журналу не нужна. Кульбит. Очевидно, мое имя или подкусывающий стиль вызвали у главреда реакцию отторжения… М-да, любопытный казус… Поднял досье на Галину Белую. Евгений Пастернак сказал о ней, что она была человеком с самыми живыми глазами во всей советской филологии. Умерла в 2004 году. Интересно, а какие глаза и взгляды у Барметовой? Может быть, она черносотенка?..
24 ноября – приходила Наташа Лайдинен и брала интервью для мартовского «Алефа». Потом прислала текст, и я ахнул: золотое детство, с Анной Львовной часами разговариваем на диване и прочая чушь. Пришлось переписать текст, от которого уже на дыбы встала Лайдинен, а затем компромиссный текст.
27 ноября – поздравил Половика с 80-летием. «Что-нибудь пишешь?» – «Нет, давно с этим тормознул», – был ответ. Несостоявшийся поэт, несостоявшийся журналист – удел многих…
29 ноября – придумал еще одну главку «Чужие эмигранты из чужих стран» – Томас Манн, Фейхтвангер, Зигмунд Фрейд, Стефан Цвейг и Альберт Эйнштейн. Не только же свои вынуждены были бежать…
30 ноября – вышел декабрьский «Алеф» – там Юрий Карабчиевский. «Еще один канувший». В ночь на 30 июля 1992 года совершил самоубийство – принял яд. В свой материал вставил и свои строки – верлибр:
Он не эмигрировал. Он уплыл туда,
Где тихо плещется Стикса вода.
Туда, где