— Джон? — Голос был дрожащим, неуверенным. — Джон?
— Сядь, Кэт! — сказал Джон Бретон сухим холодным тоном. — По-моему, нашему другу есть о чем нам рассказать.
— Может быть, и Кэт чего-нибудь выпьет? — заметил Джек Бретон. — Это ведь займет много времени.
Кэт смотрела на него с опаской, восхитившей его, так что ему пришлось сделать усилие, чтобы унять дрожь в голосе. («Она знает! Знает!») Пока его альтер эго наливал для нее стопку бесцветной жидкости, он вдруг спохватился, что ему угрожает непроизвольный переход. Он проверил свое зрение. Оно не утратило четкости — ни тейкопсии, ни медленно заходящей черной звезды, ни крепостных фигур. Видимо, все было в порядке.
Неторопливо, тщательно он начал излагать факты, давая возможность прошедшим девяти годам воссоздаваться на туго натянутом экране его сознания.
3
Кэт пошла по тротуару мимо сверкающих витрин. В серебряной накидке, туго стянутой поверх легкого платья, в туфлях на шпильках, отчего ее длинные ноги казались еще длиннее и стройнее, она выглядела, как идеализированный киновариант любовницы гангстера. Сияние витрин проецировало Кэт в его сознании с поразительной четкостью, и он увидел — потрясенный словно совершенно новым открытием — крохотные голубоватые жилки под ее коленями. Бретона захлестнула жгучая волна нежности.
«Ты не допустишь, чтобы Кэт шла ночью по городу одетая так!» — настойчиво сказал ему внутренний голос, но тогда ему пришлось бы бежать за ней, упрашивать… Он заколебался, а потом зашагал в противоположном направлении, изнывая от отвращения к себе, злобно ругаясь.
Полицейская патрульная машина остановилась перед его домом примерно через два часа.
Бретон, стоявший у окна, побежал к двери на свинцовых ногах и с трудом ее распахнул. Два детектива с мрачно враждебными глазами на фоне фигур в синей полицейской форме.
Детектив показал ему бляху.
— Мистер Джон Бретон?
Он кивнул, не в силах говорить. «Прости меня, Кэт, — думал он. — Прости и вернись. Мы поедем на вечеринку…»
— Я лейтенант Конвери. Убийство. Вы разрешите мне войти?
— Конечно, входите, — глухо сказал Бретон.
Он повел лейтенанта в гостиную и с трудом подавил желание поправить диванные подушки, словно хозяйка, встречающая неожиданного гостя.
— Не знаю, как сообщить вам, мистер Бретон, — медленно произнес Конвери. У него было скуластое загорелое лицо и крохотный нос, словно бы и не разделявший широко посаженные глаза.
— В чем дело, лейтенант?
— Ваша жена… она, как выясняется, шла сегодня вечером через парк совершенно одна… И на нее напали.
— Напали? — Бретон почувствовал, что ноги у него подкашиваются. — Но где она сейчас? С ней ничего не случилось?
Конвери качнул головой.
— Мне очень жаль, мистер Бретон. Она убита.
Бретон рухнул в кресло, мир вокруг расширялся и сжимался, точно камеры внезапно обнаженного огромного сердца. «Это я сделал, — думал он. — Я убил мою жену!» Он смутно сознавал, что второй детектив отвел Конвери в сторону и что-то ему зашептал. Через несколько секунд Конвери вернулся к нему.
— Мой напарник напомнил мне, мистер Бретон, что я поторопился. По правилам мне полагалось сказать, что обнаружен труп женщины, и документы, найденные на нем, указывают, что это ваша жена. Хотя в подобных случаях, когда все ясно, я предпочитаю не тянуть. Однако, порядка ради, скажите, есть ли у вас основания полагать, что труп женщины лет двадцати пяти, высокой, с черно-золотыми волосами, одетой в серебристо-голубое вечернее платье, который мы нашли неподалеку от входа в городской парк со стороны Пятидесятой авеню, это не труп миссис Бретон?
— Никаких. Она сегодня вечером ушла одна именно в таком платье. — Бретон закрыл глаза. (Это я сделал. Я убил мою жену!) — Я отпустил ее одну!
— Тем не менее, необходимо провести официальное опознание. Если хотите, патрульный отвезет вас в морг.
— Не обязательно, — сказал Бретон. — Я могу поехать сам.
Ящик морозильника легко выкатывался на хорошо смазанных подшипниках, и в голове Бретона возникла непрошеная мысль: «Недурная машина». Он посмотрел на холодное отрешенное лицо Кэт, на бриллианты влаги, изгибающиеся цепочкой вдоль бровей. Невольно его правая рука потянулась, чтобы прикоснуться к ней. Он увидел черные полукружья машинного масла под ногтями и приказал руке опуститься. «И ни единого нет на тебе пятна».
Где-то сбоку появился лейтенант Конвери, совсем рядом, но и на расстоянии многих световых лет, по ту сторону вселенной флуоресцирующего пульсирующего света.
— Это ваша жена?
— Кто же еще? — оглушенно сказал Бретон. — Кто же еще?
Через какое-то время он узнал, что Кэт оглушили, изнасиловали и закололи.
Судебный медик добавил, что определить, в каком порядке это произошло, невозможно. Несколько дней, пока длились бессмысленные формальности, Бретон успешно запрятывают сознание своей вины, но все это время он ощущал себя бомбой, в которой уже сработал взрыватель, и что он живет последние наносекунды, прежде чем разлететься осколками личности.
Произошло это с фальшивой мягкостью киновзрыва на другой день после похорон Кэт. Он бесцельно шел по улице побежденных временем домов в северной части города. День был холодный и, хотя дождя не было, тротуары блестели от сырости. Неподалеку от ничем не примечательного угла он увидел чистое, незабрызганное перо и поднял его — перламутрово-серое с белыми полосками, выпавшее из крыла летящей птицы. Поднял и вспомнил, как платья облегали Кэт, будто оперение. Он поискал взглядом подоконник, чтобы положить на него перо, словно подобранную перчатку, и увидел, что ему из подъезда улыбается мужчина в потертом рабочем костюме. Бретон выпустил перо, проследил, как оно, посверкивая, спланировало на грязный асфальт и наступил на него.
Следующее свое осознанное действие он совершил пять недель спустя, когда открыл глаза на больничной кровати.
Время между этими двумя моментами не было полностью для него утрачено, но оно было искаженным и рваным, как пейзаж, на который смотрят сквозь матовое стекло. Он запил, топя сознание в спиртном, сдвигая его границы. И где-то в этом калейдоскопе родилась идея, которая в его лихорадочном мозгу обрела простоту гениальности.
В полиции ему сказали, что найти убийцу-маньяка очень нелегко. И обстоятельства дела не внушают особой надежды. Они словно говорили: если женщина идет поздно вечером в парк одна, то чего она, собственно, ждет?
В их присутствии Бретон чувствовал себя тревожно и пришел к выводу, что постоянное общение с преступниками и оказало на полицейское мироощущение роковое воздействие, открыв им иную систему морали. Отнюдь ей не симпатизируя, они до известной степени ее понимали, а в результате стрелка компаса их морали отклонилась. Не настолько, чтобы сбить их с пути — учитывая величину девиации, корабль можно вести правильным курсом, тем не менее, решил он, потому-то у него все время возникает ощущение, будто ему приходится играть, не зная правил игры. Потому-то на него и смотрели с досадой, когда он справлялся, как продвигается следствие. Вот почему он довольно скоро решил придумать новые правила.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});