Читать интересную книгу Только для голоса - Сюзанна Тамаро

Через месяц уборщик обнаружил ее мертвой в лифте. Так и не узнали, кто же ее задушил.

Газеты писали, что она умерла в точности так, как было описано в одной из ее книг. Полиция провела расследование. Как она оказалась в этом лифте? Что делала в тот вечер? Дело так и не было раскрыто. Меня же ничто не интересовало. Знаешь, что я испытала, когда получила известие? Это ужасно, даже стыдно признаться тебе, но я порадовалась — порадовалась за нее, разумеется, не за себя. Чудовище? Станешь чудовищем. Уж такова жизнь — сажаешь растение, наблюдаешь, как оно растет, и ждешь, когда оно будет срезано. С тех пор как я осталась одна, все спрашиваю себя, а может, верна эта индийская теория про переселение душ — как они перемещаются из одного тела в другое, отвечают за все, что совершили в первом из них, и если полностью за все расплачиваются, то счастливы… Если такое возможно, что, по-твоему, я могла натворить в своей предыдущей жизни? Часто думаю об этом, и мне страшно отвечать. Возможно, я была кайманом, голодным тигром и проливала реки крови, а теперь кровь потоками льется вокруг меня. Каков же урок, который я должна извлечь? Есть времена, когда надо убивать, и есть времена, когда надо лечить; время разрушать и время строить. Я все убила, все разрушила, но что я построила? Скудные мысли бродят во мне, оскорбительные мысли глупца. Зачем я еще живу, двигаюсь, всматриваюсь вокруг и ничего не понимаю? Если то был урок мне, так в чем его смысл? Кричу в одну сторону, в другую, но никто не слышит меня, и тогда я спрашиваю себя, кому довериться, как обрести веру? На что положиться? Часто сожалею, знаешь, что не достигла успеха хоть в чем-то. Я никому не причиняла зла, у меня никогда не возникало подобного желания, а вот на меня зло обрушилось просто ливнем. А если бы я первая начала причинять кому-то зло, может, жила бы счастливее? Потом? Но кто скажет, что будет потом? Не представляю, не знаю, мне нет никакого дела ни до каких весов и счетов: ведь игра идет здесь и сейчас. Когда Серена умерла, я какое-то время думала, что это последнее испытание и теперь что-то снизойдет на меня с небес. Но ничто не снизошло, и я осталась тут, все в том же кресле, со своими мелкими мыслишками, подобными мышкам, скребущимся в норке. Но, возможно, вот эта мизерность и уничтожила меня. Я никогда ни на что не решалась. Мой взгляд? Как у ангелов перед Пасхой. Всю жизнь я провела с шорами на глазах, и хотя не видела, но постоянно ощущала на шее холодок лезвия, леденящий ветер. Если у меня и были какие-то способности, я не использовала их; жила по инерции, какая-то волна подталкивала меня, и я болталась в потоке, словно старая туфля или пустая банка. И так каждый день я только и делала, что бултыхалась в пене, так и не пристав ни разу к берегу. Я никогда не делала зла, но не делала и добра, я ничего не делала.

Сегодня, незадолго до твоего прихода, я листала давний журнал. В нем напечатано длинное интервью с одним старым философом — именно этих ученых почему-то всегда мучают расспросами перед смертью. Он говорил о старости. Уверял, что природа благожелательна и предусмотрительна к людям, ибо в какой-то момент все просто начинает исчезать, не испытываешь больше сильных переживаний, чувства как бы отдаляются от тебя, хуже видишь, почти не слышишь. Все превращается в ватное ожидание, плаваешь в спокойном море, наблюдаешь, как постепенно удаляется берег, как час от часу все тает вдали, исчезает из виду, и — конец.

Прочитав все это, знаешь, что мне захотелось? Написать ему письмо. Но, взглянув на дату, я передумала. Журнал оказался слишком старым, философ, конечно, уже скончался. Так или иначе, если б я написала ему, то сказала бы, что он сильно ошибается. Неверно, что все удаляется, точнее, верно лишь отчасти; хуже слышишь, хуже видишь, меньше двигаешься, но все это нисколько не облегчает, а, напротив, лишь усложняет жизнь. Размываются очертания, ничто не отвлекает, и тогда во всем своем драматизме всплывает огненное ядро и пылает, слегка касаясь всего сущего, пока совсем не опустошит тебя. Это ложь, будто старики не испытывают сильных чувств, их переполняют прямо-таки ужасные переживания — они возникают, пробуждаются и усиливаются от угрызений совести. Не надо ни о чем сожалеть — вот что следовало бы знать с самого начала жизни. И об этом следовало бы прямо со дня рождения без конца повторять детям, петь им вместо колыбельной, но никто не делает ничего подобного, а раз так, как же им узнать про это? Когда все же узнают, то оказывается слишком поздно. Видишь? Все возвращается на круги своя, ничего не поделаешь.

И вот уже ноги еле держат тебя, взгляд помутнел, из звуков различаешь только низкие, и внезапно возникает в душе желание — нет, не желание, а насмешка. Тебе хочется вдруг активно двигаться, куда-то поехать, отправиться в далекое путешествие. Хочется увидеть новые места либо вновь оказаться там, где уже побывала когда-то. Вот что с тобой происходит, когда собираешься покинуть этот мир.

Я мало путешествовала — Венеция, Флоренция, ну, как обычно. Только однажды я совершила более дальнее странствие. Серене исполнилось тогда двенадцать. Я поехала в Израиль навестить своего отца. Он был уже очень стар, и мне хотелось, чтобы она познакомилась со своим единственным еще живым дедушкой.

В ту пору она была невыносима, носилась с одной навязчивой идеей и без конца твердила мне о ней. Кто-то — наверное, в школе — сказал ей, будто Гитлер не умер. В бункере нашли какое-то тело, но нет уверенности, что это его тело. Талант сочинительницы детективных романов уже тогда проявился в ней. Серена только тем и занималась, что выстраивала разные гипотезы о судьбе Гитлера, и те, которые находила самыми правдоподобными, оказывались и самыми ужасными. Незадолго до конца войны Гитлер якобы убил в бункере своего двойника. Возможно, он даже специально вырастил его в лаборатории — клонировал, как клонируют розы, а потом убил, бежал и с тех пор скрывается. А для бегства использовал подземные туннели — их будто бы построили давно, как только он пришел к власти. Строили лучшие инженеры. Туннели эти, словно паутиной оплетая весь земной шар, имели выходы на поверхность в Австралии и Индокитае, в Гренландии и Чили. Там имелись потайные дверцы, через которые Гитлер мог выбираться наверх.

Естественно, в туннелях имелись запасы продуктов, воды, всего необходимого. Склады создавались огромные, рассчитанные на много тысяч людей, потому что Гитлер поселился там вовсе не в одиночестве, кроме того, у него было с собой это устройство для клонирования. Он скрестил самого себя с лучшими охотничьими гончими. И потому теперь в туннелях уже десятки и десятки тысяч тварей, там тесно, все как бешеные носятся взад и вперед, жадно вынюхивая что-то, с шумом вдыхая любой запах. Когда запах оказывается верный, они скалят зубы. Волки с ощеренными зубами, готовые к прыжку. Уже двадцать лет живут они в подземелье, плодятся, сбиваются в стаи. Ожидают сигнала, который даст знать — пора изгнать нечистых со всей земли.

Понимаешь теперь? Вот с такими фантазиями и жила Серена. Но для нее это была не фантазия, а реальность. Она часто и долго мылась, терла свое тело с такой силой, что едва не сдирала кожу. Никогда не наступала на водосточные и вентиляционные люки. Вечером прижимала крышку на унитазе тяжелой мраморной плитой. И меня посетила счастливая мысль — отвезти ее в Израиль. Пожалуй, это самое лучшее, что можно было придумать. Она познакомится с дедушкой и узнает, что есть на свете место, где она может ничего не бояться. Я объяснила ей: даже если волки и выходят на поверхность повсюду, то в Израиле они появиться не смогут, там огромнейшая армия, готовая сразиться с ними. Я сказала также, что если ей понравится и она почувствует себя спокойнее, то мы могли бы навсегда остаться там. Ничто не связывало нас с городом, где мы жили, и потому перебраться в Израиль не составляло труда.

Да, действительно, там Серена немного успокоилась. Ей понравился дедушка, такой далекий от мира сего, думавший только о своих коровах да игравший по вечерам на скрипке. Они часто совершали долгие прогулки по цитрусовым рощам. Для моего отца история представлялась стертым воспоминанием, он следил за растениями, за телятами. Вся его жизнь протекла на природе. Он был счастливым человеком, и ему удалось немного заразить Серену своим счастьем. Мы провели в кибуце целый месяц — в полнейшем спокойствии.

За неделю до отъезда я решила отправиться в небольшое путешествие по окрестностям. Мне хотелось, чтобы они немного побыли вдвоем; мое отсутствие, думала я, поможет Серене принять решение. Захватив лишь легкую сумку, я направилась в Иерусалим. Остановилась в пансионе недалеко от ворот Яффы и дня три бродила по старому городу без всякой цели. Со времени жизни в монастыре я впервые почувствовала себя свободной от каких-либо связей и оставалась только сама с собой.