когда такому, «профилированному», человеку случается оказаться – не в «мире», «мира» нет, он распылен! – в общедоступной городской среде, где все люди равноудалены и чужды друг другу. Тут уж если не пихаются, и не ходят по ногам – и того довольно! В сельских же мирах дискурс прямолинейности и бесцеремонного вторжения во внутрисемейные и приватные пространства – не диковина. Об этом и рассказ Голуба, записанный почти двадцать лет назад. А вот совсем свежее свидетельство, – интересный журналистский очерк о современной деревне и, в частности, об Александре Б., горожанине, переехавшем на постоянное жительство в эту деревню, живописце и фотохудожнике. Цитата: «Александр не скрывает, ему трудно понять деревенских, контакта не получается: “Ты с женщиной, а к тебе без стука заглядывают: ты че делашь?” Пока не совпадают и его с соседскими представления о прекрасном: “Нарисовал: росинка висит на пихтовой иголочке, а они недоумевают: ну и че?..”»[42].
Юрий Иванович Козак, муж дочери (зять)
Козак Юра – это мой зять. «Дорогой зятек…» Знаешь, я ведь одно время из дома его выгонял. Вот какая амплитуда отношений! А поначалу отличные отношения у нас сложились. Единственное, что я в нем не принимал – это водку. Он попивал сильно. Я вспоминаю свою жизнь до 1994 года, когда все мое личное пьянство обрезалось. Я тогда понял, что без водки мир намного понятней. Хотя и много я упустил. Если бы я выпивал до сих пор, у меня бы было намного больше друзей. И мне было бы намного проще что-то достать. В этой проблеме – «достать» – было бы намного больше людей завязано. Чем больше людей знаешь (а людей в России знаешь преимущественно через выпивку), тем проще «достать». Все равно – что именно «достать». Проще! Взял бутылку, поехал, выпил и достал. Даже так: встретился с человеком в центре станицы, взял бутылку, выпил. А через некоторое время встретился с ним, и узнал, что он работает в саду сторожем. Ты едешь к нему, берешь бутылку, и он с тобой уже запросто садится. Запросто! Потому что он знает, что приехал Мишель, и что с Мишелем он когда-то глыгал (пил. – В.В.) в парке. Приехали, выпили и делаем дела. То есть глина наших отношений к этому моменту у нас изрядно размята. Бери и лепи. А когда приезжаешь к незнакомому человеку, привозишь бутылочку, все равно мнешься. И он мнется: «Да что мне твоя бутылка! Мне моя работа дороже твоей бутылки!..» И начинаются пустые разговоры, ты объясняешь свою нужду. Тары-бары. А если этот человек не приволянин, то ты свой вопрос иногда и не сможешь решить. Тогда начинаешь кого-то подключать. Выходишь на него через людей. А этим людям тоже ж надо бутылку ставить. Это, вроде, мелочные проблемы, они решаемы, но время-то идет. И из этих проблем, получается, складывается жизнь. Но это если ты сам не пьешь. А если пьешь, то проблем нет. И если вспомнить, закрыв глаза, сколько ты потратил денег на водку, сколько через нее потерпел убытков, сколько ты испытал неприятностей, как семейных, так и по работе, – то чаша весов все-таки перетягивает в трезвую жизнь. Ведь я те же самые проблемы решаю сейчас без водки. Конечно, они немножко сложнее даются, но все же успешно решаются. И я все вижу, когда трезвый. Я вижу жену, я вижу внуков, я вижу, что делается в доме. Мир без водки понятней, прозрачней и красивей. Хотя жизнь наша не очень-то красивая.
И вот у нас с Юрой сложились такие отношения. Я ему както сказал: «Будешь пить, – ты мне никто!» Может быть, это сказано грубо, но это так. Юра парень общительный и дружеский. И когда он здесь начал жить, начал людей узнавать, к нему потянулась вся эта самая алкашня. Если по правде говорить, в то время это было даже полезно. Потому что скотник, с которым ты не пьешь, он тебе не даст кормов. Он лучше себе домой корма повезет, до своих свиней. А тот, который любит заложить, и если с ним выпить, – то он тебе не только кормов насыплет в твои мешки, он тебе и свою пайку отдаст. Он выпил и ему ничего не жалко. Особенно колхозного. Так что он выпил с Юркой и кажет ему: «Забирай и мой мешок, вези его до дому! Привезешь еще бутылку…» Так вот Юрка и привык квасить со скотниками. К тому же у него характер не такой, как у меня. Если я выпил, то я лягаю спать. А Юрка – наоборот, он любит колобродить. Но он через эту пьянку много кормов домой привозил. И хозяйство у него начало подниматься. Это очень важно. И я его тягал с собой везде, знакомил с нужными людьми. Чтобы он быстрее входил в эти питательные круги. Чтобы все знали, что Юрка Козак – зять Голуба. И он сильно подняться смог за это время. Сейчас, когда у него второй сын родился, он немножко тише стал колобродить. Ему сейчас нужно три дня гацацать, а потом он враз утихомиривается. Месяца на два-три. У нас был сильный конфликт, я его выгнал, и он даже купил билет в Молдавию. Он оттуда. Но тут появились братья мои, на счастье, – они нас помирили. И с тех пор он никогда на Наталку голоса не поднимал. Он сейчас все в дом тащит. И через него хозяйство поднимается, потому что он умеет воровать. Он денег дал на починку разбитой машины. И он серьезно вошел в семью. Я сейчас понял, что лучшего зятя мне не найти. Сейчас у нас отличнейшие отношения. И вот в чем это может проявляться. Если на ферме ночью заболела корова, или дохлятину надо вывезти в скотомогильник, или на бойню отвезти, – всегда едут за Юрой. Его вызывают, потому что он технику держит в ограде. У него новый трактор, и он его бережет. Так вот когда его вызывают, он не едет на ферму мимо моего дома. Хотя здесь у него прямой ход. Он – объезжает. А почему? А вот почему: я знаю, как его трактор работает, и могу его шум отличить из тысячи других. Когда он пьяный на том тракторе гацацав, я просыпался, и уже заснуть не мог. Я знал, что это он поехал. И переживал за него. Сейчас он не пьет, но по ночам на тракторе ездит – по делам. И чтобы меня не тревожить, и не напоминать мне