Читать интересную книгу Нагие и мёртвые - Норман Мейлер

— Эй ты, дядя, давай-ка потише, — обращается к нему Ред. — В соседней комнате спят люди, они заплатили деньги за ночлег. Будешь шуметь, я тебя выставлю на улицу.

Несколько секунд игроки молчат, потом один из них бормочет низким голосом:

— Ты еще молокосос, чтобы учить нас. Заткнись, пока тебе не всыпали.

Потом один из них подходит к Реду и шепчет ему на ухо:

— Оставь его в покое, а то он спустит тебя с лестницы. Вчера он свернул одному шею.

— О'кей, — улыбается Ред. — Виноват, что побеспокоил тебя, папаша. В следующий раз буду умнее.

— Вот-вот, сынок, так-то лучше, и тебе и мне.

Из бара на противоположной стороне улицы доносятся звуки пианолы-автомата.

Возвратившись к своему столику дежурного, Ред включает радиоприемник и слушает музыку. Из главной комнаты доносится пронзительный крик. Ред идет в комнату и, похлопав кричавшего во сне по плечу, успокаивает его.

Утром бродяги торопливо одеваются, и к семи часам большая комната ночлежки пустеет. Словно стыдясь чего-то, не глядя друг на друга, надвинув кепку на лоб и подняв воротник, они торопливо идут по прохладным предрассветным улицам. Большинство из них автоматически становится в очередь в переулочке, выходящем на Кэнэл-стрит, чтобы получить чашку кофе в бесплатной столовой для нуждающихся.

Ред идет немного пешком, потом садится в автобус, следующий на Двадцать седьмую улицу в западной части. Длинные бессонные ночи действуют на него угнетающе.

Меблированная квартирка. Луиза уже готовит для него завтрак, а ее парнишка Джек весело бросается к нему навстречу и показывает свой новый школьный учебник. Ред чувствует себя усталым, но счастливым.

— Хорошая книжка, хорошая, — говорит он, похлопывая парнишку по плечу.

Когда Джек уходит в школу, Луиза и Ред садятся за стол завтракать. Поскольку у него ночная работа, вместе они бывают только по утрам. В одиннадцать часов она уходит на работу в ресторан.

— Яичница не слишком сухая? — спрашивает она ласково.

— Нет-нет, хорошая.

Под окнами слышится специфическое утреннее урчание моторов и шуршание колес грузовых автомашин.

— Господи, как все хорошо! — восклицает Ред.

— Ты доволен, Ред?

— Ага.

Луиза задумчиво вертит свой стакан.

— Послушай, Ред, вчера я ходила к адвокату насчет развода с Майком.

— Да?

— Я могу получить его за сотню долларов, может быть, чуть-чуть больше, но нужно ли это? Есть ли смысл получать развод? Может быть, лучше не тратить деньги?

— Не знаю, детка, — неопределенно отвечает Ред.

— Я не прошу тебя жениться на мне, ты хорошо знаешь это, — говорит Луиза, — и вовсе не намерена надоедать тебе с этим. Но должна же я подумать о своем будущем.

Все зависит от него. Перед Редом снова встает проблема выбора.

Но если сказать «да», то со свободой будет покончено.

— Ей-богу, я не знаю, Луиза… Ты хорошая и очень нравишься мне. Мне не хотелось бы уходить от тебя. Ты вполне заслуживаешь уважения, но мне нужно подумать об этом. Я не из тех, кто может долго оставаться на одном месте.

— Просто будь человеком, Ред. Ты должен сказать мне «да» или «нет».

Война началась еще до того, как Ред решил что-нибудь. В эту ночь все пьяницы в ночлежке были взбудоражены.

— В прошлой войне я был сержантом. Пойду попрошусь опять, — говорит один.

— Давай-давай, иди. Глядишь, тебе и майора дадут, — шутит другой.

— А что ты думаешь, я им нужен. Им теперь каждый человек будет нужен.

Кто-то пускает по кругу бутылку. Ред, разгорячившись, сует одному бродяге десятидолларовую банкноту и посылает его купить виски.

Луиза, конечно, могла бы использовать эту десятку по-другому.

Если Ред женится на ней, он не попадет на войну. Но он ведь еще не старик и не так уж устал, чтобы не воевать. На войне на одном месте сидеть не будешь…

— Нам придется здорово потрудиться. Говорят, что в Вашингтоне набралось много негров. Это факт, я читал об этом в газете… Там один негр командует белыми.

— Придется нам навести порядок.

— Э-э, чепуха это все, — вмешивается Ред. — Большие дельцы заработают на этом еще больше.

«Итак, до свидания, Луиза, никаких обязывающих к чему-либо брачных союзов, — думает он. — И Джек — тоже до свидания. Жалко вас, но что поделаешь. Остаться на одном месте — все равно что умереть».

— На, выпей.

— Это мое виски! — кричит Ред. — Как это понимать «на, выпей»?

Общий смех.

Свое последнее увольнение из части перед выездом из США Ред провел в Сан-Франциско. Он поднялся на вершину Телеграфного холма и, подставив себя осеннему ветру, долго наблюдал за входившим в залив танкером. Потом повернулся в сторону Окленда и медленно обвел взглядом все, что мог увидеть на востоке. (После Чикаго через Иллинойс и Айову и часть Небраски на тысячу миль простиралась равнина. В поезде вы можете почитать журнал, потом посмотреть в окно, и перед вашим взором будет все та же картина, которую вы видели раньше. Подножие гор начиналось с нагромождения небольших валунов, через сотню миль они уже образовывали отдельные возвышенности, а настоящие горы начинались через тысячу миль. Там же где-то были расположены крутые бурые горы, простирающиеся до Монтаны.) «Может, следовало бы послать письмо в Монтану. Или Луизе», — думает Ред.

— А-а, нечего оглядываться назад, — говорит он вслух.

На другом конце асфальтированной дорожки на вершине Телеграфного холма звонко смеются два совсем еще юных офицера флота и несколько девчонок в меховых шубках. «Пожалуй, можно спускаться вниз», — думает Ред.

Он проходит через Китайский квартал и попадает в какой-то балаган. Сегодня вторник, вторая половина дня, посетителей в балагане немного. Лениво танцуют девочки, комедианты разыгрывают наивные скетчи. Вот и последнее выступление ансамбля, включается освещение, лоточники торгуют плитками шоколада и открытками. Ред сидит в своем кресле и дремлет. Отвратительный притон.

Показывают какой-то фильм. Ред смотрит на экран, но не воспринимает ничего из того, что там происходит. Он думает о корабле, на котором вскоре выйдет в море. «Всю жизнь куда-то двигаешься и двигаешься, и не известно, чем все это кончится, — думает он. — Когда ты ребенок — от тебя все скрывают, а когда становишься взрослым — нового как будто ничего не узнаешь. Главное — вперед и вперед, и не оглядываться».

Фильм кончается. Повторяется та же программа скетчей. Послушав немного музыку, Ред выходит на улицу, но долго еще слышит оркестр и назойливые слова песенки: «Ох, и всыплем мы паршивому япошке!»

8

Засыпав песком свои босые ноги, лейтенант резерва военно-морских сил Доув глубоко вздохнул.

— Господи, как тяжело, — пожаловался он.

— Что тяжело? — спросил Хирн.

— Да просто тяжело находиться здесь, — ответил Доув, пошевелив песок пальцами ног. — Такой жаркий день, черт возьми. Год назад я был в Вашингтоне, какие мы устраивали пикники там… А здесь… Ух, этот проклятый климат!

— Я был в Вашингтоне с полтора года назад, — сказал подполковник Конн своим охрипшим от чрезмерного употребления спиртного голосом.

Они отдыхали на пляже… Хирн медленно опустился на песок, лег на спину и подставил грудь солнцу. Его лучи палили так жарко, что казались осязаемыми; пронизывая веки, они попадали на сетчатую оболочку, перед глазами стояли красные круги, и создавалось ощущение слепоты. Время от времени из джунглей дул слабый ветерок, но такой же горячий, как выдуваемый сквозняком жар из печи, когда открывают дверь.

Хирн снова сел, обхватил руками свои волосатые ноги и медленно осмотрел пляж. Некоторые пришедшие вместе с ними офицеры купались в море, другие, устроившись на одеяле, расстеленном в тени наклонившегося кокосового дерева, играли в бридж.

На расположенной в ста ярдах от них маленькой песчаной отмели то и дело раздавались сухие хлопки выстрелов из карабина: майор Даллесон пытался попасть в подбрасываемую в воздух гальку. Вода в море, бывшая утром почти прозрачно-голубой, стала теперь темно-лиловой; лучи солнца отражались в поверхности так же, как лучи уличных фонарей отражаются в дождливую ночь в темных асфальтовых тротуарах. На расстоянии мили вправо от пляжа к берегу медленно двигалось небольшое десантное судно, доставлявшее запасы и снабжение со стоявшего на рейде большого грузового транспорта.

Воскресенье на пляже. Это звучало почти неправдоподобно. Если бы сюда несколько полосатых пляжных зонтиков, а под них женщин и детей, то пляж, пожалуй, ничем не отличался бы от любого, где, бывало, отдыхала и купалась семья Хирна. Вместо десантного судна в море, возможно, была бы какая-нибудь парусная яхта, а Даллесон, наверное, не стрелял бы по гальке, а удил рыбу. Во всем же остальном картина была бы такой же.