Читать интересную книгу Сказания и легенды Средневековой Европы - М. Орлов

Тем временем из тринадцати упомянутых арестованных уже успели осудить и сжечь на костре семерых. Все они, как и первые сожженные, кричали на кострах о том, что их обманули ложными обещаниями. Это дело стало сильно возбуждать публику и поднимало негодование против бессовестных палачей. Сам Филипп Добрый тоже беспокоился. До него доходили слухи, будто его обвиняют в том, что он нарочно истребляет богатых людей, своих подданных, для того чтобы конфисковать их имущество в свою пользу. Он понял, что эти слухи возникли на почве свирепостей, которые учинялись в Аррасе инквизиторами от его имени. Надо было, значит, наблюдать за этими ревностными борцами против дьявола и козней его. С этою целью он командировал в Аррас своего исповедника-доминиканца и дворянина Балдуина де Нуайель. Вместе с тем послал в Аррас депутатов и герцог Дестамп. Он избрал со своей стороны своего секретаря Форма, а затем еще Савёза, Кревкёра и Берри. Но у всех этих господ, очевидно, была на уме одна лишь забота: поделиться добычею с отцами-инквизиторами, а если можно, то наловить новых жертв уже прямо собственным иждивением и воспользоваться от них добычею уже без всякого дележа. Так, Балдуин де Нуайель арестовал некоего Антуана Сакестэ. Это был один из богатейших членов городской управы. Друзья этого последнего, как и друзья упомянутого выше Бофора, давно уже чуяли беду, висевшую над головою их друга, и умоляли его бежать; но он, как и Бофор, легкомысленно надеялся на свою невиновность. Вслед за ним арестовали другого богача — Жоссэ, за ним третьего — Руавиля. Предстоял арест еще трех тузов городской управы, но те в спасительном припадке предусмотрительности пустились в бегство. За ними было погнались, но, по счастью, не успели их настигнуть.

Между тем все эти новые аресты вызвали в городе уже настоящую панику, потому что никому из жителей, особенно богатых, невозможно было оставаться спокойным за свою безопасность. Притом никто не смел отлучиться из города из опасения, что его отлучка будет сочтена за бегство. Если бежать, то надо было бежать уже подальше, так как в пределах Бургундии обыватели боялись принимать к себе кого бы то ни было прибывшего из Арраса. В то же время и никто из иногородних не решался приезжать в Аррас. Все это повлекло за собою полное расстройство не только общественной, но и экономической жизни города, который в те времена был одним из важнейших торгово-промышленных центров на севере Франции. Дела остановились, купцы прекратили платежи, богатые люди старались скрыть свое имущество, ибо очень хорошо понимали, что вся ересь, в которой могли их обвинить, в сущности, только в том и состояла, что их богатство служило жирною приманкою для инквизиторов. Наконец, и сами инквизиторы спохватились и начали успокаивать публику, что ни один невинный человек не может быть арестован, что будут арестовывать только тех, кого видели на шабашах не менее восьми или десяти свидетелей. А между тем было известно, что многих осудили на основании показаний одного или много двух доносчиков.

Однако ввиду того что герцог интересовался процессом, протоколы признаний подсудимых были отправлены к нему на рассмотрение. Герцог собрал целую комиссию ученейших докторов и поручил ей рассмотреть эти протоколы. Но доктора подняли между собою бесконечные споры и не пришли ни к какому единогласному решению. Главным пунктом раздора между ними стал вопрос о шабашах. Вся суть показаний подсудимых состояла в том, что они участвовали в шабашах. Вот и возник вопрос: что такое шабаш? Представляет ли он собою нечто реальное, т. е. путешествуют ли в самом деле люди верхом на метлах к месту дьявольского сборища, или же это только отвод глаз, галлюцинация, наконец, просто сновидение, напускаемое на человека дьяволом? Вопрос остался открытым. Герцог распустил комиссию, а протоколы отправил обратно в Аррас и приказал дать делу дальнейший ход.

Дело было рассмотрено, и главные обвиняемые, т. е. самая жирная добыча, были приговорены к следующим возмездиям.

Старец Бофор, который так торжественно заявлял о своей невиновности, внезапно оказался, якобы по его собственному признанию, усердным посетителем шабашей. Он был на них три раза: два раза ходил туда пешком, а в третий раз путешествовал на палке, намазанной каким-то волшебным составом. Дьявол, как водится, требовал от него продажи души, но старик на это не согласился. Тогда дьявол пошел на уступки и в конце концов удовольствовался четырьмя волосами с головы Бофора. Инквизитор его тщательно выспрашивал, правда ли все то, что он показывает, и Бофор подтвердил, что правда, и молил судей о снисхождении. Было решено ввиду добровольного признания освободить его от пытки. Равным образом он не был подвергнут унизительному надеванию колпака с надписями. Инквизитор был так милостив, что приговорил его только к бичеванию, да и то через одежду. Однако все-таки его присудили к семи годам тюремного заключения, а главное, к денежному взысканию. Официально, т. е. по приговору, он должен был уплатить 8200 ливров (т. е. франков); из этой суммы 1500 ливров обращались непосредственно в карман инквизиторов. Но этим дело не ограничилось. Эти 8000 представляли собою гласный штраф, а кроме них Бофо-ру пришлось уплатить еще 4000 герцогу Бургундскому, 2000 графу Дестампу, 1000 — депутату герцога Кревкё-ру и еще разные мелкие суммы разным лицам, а всего, следовательно, более 15000 ливров. На наши деньги и по нашим современным понятиям эта сумма может казаться совершенно ничтожной, но по тогдашнему времени сумма была громадною. Бофор считался богачом, а между тем весь его ежегодный доход, как видно из дела, не превышал 500 ливров. Вообще первейшие богачи Арраса исчисляли свои ежегодные доходы в пределах сумм от 400 до 500 франков.

Затем судили Жана Такэ. Этот тоже признался в своих путешествиях на шабаши, которые он посещал не менее десяти раз. Он, по его словам, всеми силами сопротивлялся сатане, но тот хлестал его воловьими жилами и принуждал повиноваться. Такэ тоже присудили к бичеванию и десятилетнему тюремному заключению. Деньгами с него взяли 1400 ливров, из которых 200 приходилось на долю инквизиции. И опять-таки кроме этого гласного штрафа с него получили еще изрядную негласную добавку.

Третий осужденный был Пьер Карие. Этот участвовал в шабашных пиршествах несчетное число раз. На шабашах он, держа в руке зажженную свечу, воздавал лобзание дьяволу тем особенным способом, о котором мы уже не раз упоминали. Душу свою он продал дьяволу по всей форме, т. е. по договору, написанному его собственною кровью. Несколько раз он скрывал во рту причастную облатку и употреблял ее потом на разные волшебные операции. Он готовил какое-то адское снадобье, в состав которого должны были входить: причастная облатка, кость повешенного и кровь невинного младенца. Младенцев он лично убивал и истребил таким путем четырех. Однако когда его потом на суде приглашали подтвердить эти показания, то он начисто от них отперся, потому что они были у него исторгнуты пыткою. Тогда его, по инквизиционному обычаю, передали в руки светских властей, и он был в тот же день сожжен на костре.

Четвертый осужденный, Гюго Обри, был настоящий богатырь, человек железной воли и крепости духа. Пытали его бесконечно и бесчеловечно, но он, что называется, даже и не пикнул. От него не удалось добиться никакого признания ни в чем. Пробовали его пронять обещаниями полного помилования, если признается, но он твердо отвечал, что ни о каком колдовстве и ни о каких шабашах не имеет понятия. Его приговорили к 20 годам тюремного заключения, на хлебе и воде, и такой приговор, с тогдашней точки зрения, был даже неправилен, ибо упрямый Обри решительно подлежал сожжению. Надо полагать, что у него нашлись очень сильные заступники.

На этом аррасское дело и покончилось. Всех арестованных по этому делу было более 80 человек, но из них судили только 12, а остальных постепенно и понемногу одного за другим выпустили на свободу. Однако с каждого из них под видом судебных издержек вытягивали штрафы в таком размере, в каком только было возможно. Иным так прямо и объявляли, что их до тех пор не выпустят, пока родственники не внесут за них такой-то суммы.

Все это дело, если на него бросить общий взгляд, представляется простым заговором весьма небольшой кучки совершенно бессовестных мошенников, принявших решение поживиться за счет своих богатых сограждан. Пользуясь тою громадною властью, какая в то время сосредоточилась в руках инквизиции, можно было кого угодно хватать и в чем угодно обвинять. Как бы ни было чудовищно нелепо обвинение, инквизитор мог быть вполне спокоен, что обвиняемый, если его подвергнуть пытке, непременно признается во всем, что угодно инквизитору. Так было, очевидно, и в настоящем деле. Возьмем, например, старика Бофора. Этот человек клялся всеми святыми перед своими родственниками, перед самыми близкими ему людьми, что он ни в чем неповинен. Его предыдущая жизнь, например, хотя бы тот факт, что он основал три монастыря, прямо указывала на его благочестие и набожность. Не было никакого сомнения в том, что человек в самом деле ни в чем не повинен, и вот вдруг, после того как он побывал в руках инквизиции, является на сцену его собственное признание в том, что он бывал на шабашах. Ясное дело, что его к этому признанию вынудили. Перед ним поставили безвыходную альтернативу: либо признавайся в том, что на тебя возводят, либо мы тебя отправим на костер.