Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Н-датес, проблема эта у нас существует, – государственно-озабоченно вздохнул Завалишин, поправляя золотистый двухсотдолларовый галстук «Ив Сен-Лоран». – Что касается компьютерно-космического проекта, думаю, надо решать его по частям, а не весь сразу.
– Поясните мысль? – строго спросил Сашка.
Лысина Завалишина стала накаляться красным светом – он вдохновлялся на глазах:
– Проект ведь действительно космический – в прямом и переносном смысле! Он должен ввести Россию в новую коммуникационную эру! И правительство настроено весьма позитивно. Но вы, Александр Игнатьич, должны считаться с реальными трудностями сегодня! Нужно немного повременить в части юридического оформления – необходимо провести через Думу закон ОСВ-2, уточнить статус государственного участия. Я не сомневаюсь – проект обязательно будет реализован…
– Вы полагаете, что Билл Хейнс и я вложим девять миллиардов долларов в затею, гарантированную патриотизмом наших депутатов и доброй волей правительства? – с интересом спросил Серебровский.
– Александр Игнатьич, голубчик, но ведь ни вы, ни хозяин «Макрокомпа» не должны сразу же инвестировать такую огромную сумму! – нашелся Завалишин. – Пока будут решаться процедурные вопросы, у вас возникнет тьма подготовительных работ.
– Интересно знать – кто гарантирует мне надежность инвестиций на предварительные работы? Вы представляете, сколько это стоит?
– Если хотите, я могу сегодня же дать вам и Хейнсу письмо с заверениями о заинтересованности российского правительства в осуществлении проекта.
– Ну что же, – вздохнул Сашка. – Как говорят симпатичные начитанные испанцы Ортега и Гассет – лучше синица в руке, чем утка под кроватью…
– Испанцы знают, что говорят. – Завалишин весело засмеялся – он знал Хитрого Пса хуже, чем я, и ошибочно решил, что самая неприятная часть разговора позади, дело сделано, в смысле – разрушено.
Я смотрел на Сашку и по его лицу читал ясно, что Завалишин ему дело не сломает.
А тот плел какую-то гуманитарную чепуху о значимости проекта для страны, о неостановимости прогресса, о почтовых трубачах Турн и Таксис и переписке Одоевского с Пушкиным.
Сашка встал, протянул вице-премьеру руку для прощания и грустно сказал:
– Рейган ошибался, Россия – не империя зла. Россия – страна бесконечной печали…
Не понимая, куда он клонит, Завалишин осторожно переспросил:
– Да-а?
– Ни один из сталинских министров никогда не слышал електрических разговоров и понятия не имел об Одоевском… – И, не давая Завалишину возникнуть, упер в его тщедушную грудь указательный палец: – Сегодня же переговорите с премьером Кириенко. Мне надо с ним встретиться незамедлительно. Договоритесь об этом. Пожалуйста…
Серебровский проследовал через приемную, ни на кого не глядя, не отвечая на приветствия толпящихся просителей, ни с кем не прощаясь. Петр Петрович распахнул дверь в коридор шириной со Старый Арбат, и Хитрый Пес вышел, сопровождаемый нами, двумя бессмысленными статистами, театральными куклами, которым он даже ниточки поленился привязать, ибо знал только один жанр представления – театр одного актера.
И плюнул на алую ковровую дорожку.
– Профессор метафизики Хосе Ортега-и-Гассет, если бы не помер давным-давно, сказал бы сейчас: «Градоначальник города Глупова Топтыгин, собственно, не то чтобы был зол, а просто так – скотина», – сообщил нам Сашка.
Петр Петрович спросил:
– Александр Игнатьич, он что – струсил? Или денег хочет?
Сашка передернул плечами:
– Наверное, и то и другое. Но дело не в нем. Завалишин просто изрядный прохвост и заурядный дурак. И ввязался в игру не по его умишку. И не по его силенкам…
– То есть? – не понял Петр Петрович.
– Мои коллеги-конкуренты очнулись и через него решили развести меня пожиже… Для начала они попросили Завалишина застопорить пока проект, а потом уже, оглядясь, обдумав и благословясь, учинить раздел этого пирога. Сейчас существуют проверенные механизмы – экспертизы, конкурсы, тендеры и прочая тряхомудь, наводящие тень на плетень…
– А что будешь делать? – Я обозначил свое присутствие.
Хитрый Пес смотрел на меня, но не слышал – думал о чем-то своем, наверное, быстро считал варианты, прикидывал, искал, я думаю, системный подход.
– Что ты сказал? – переспросил он, когда мы подошли к лифтам.
– Ничего не сказал. Спросил – что делать будешь?
Сашка помолчал, скорее всего мерил дистанцию безопасности, свой единственный нерушимый принцип – не доверять никому, а потом засмеялся:
– Для начала – выгоню Завалишина из правительства. Засиделся! Как вы, менты, говорите – сросся со средой.
Я промолчал, а Петр Петрович эпически заметил:
– Они, как сюда попадают, будто с ума сходят. Ребенку ясно – министров назначают и снимают. А магнаты пришли навсегда…
Я с интересом оглянулся на него – Петр Петрович не угождал Сашке, не говорил приятности, не льстил. Он действительно так думал.
– Ну, ты чего насупился? – толкнул меня Сашка. – Завалишин не понравился?
Телебенькнул звонок приехавшего лифта, вспыхнули сигнальные лампы, с рокотом покатились створки в стороны.
Я пропустил Серебровского в кабину и смирно сказал:
– Нет, не понравился. Я думаю, он похож на Фатеева.
– На кого? – удивился Сашка.
– На вице-премьера Фатеева. Помнишь? Ты через него вышиб Поволжский кредит…
Александр Серебровский:
ГЛУБОКОМЫСЛИЕ НА МОКРОМ МЕСТЕ
Как только машины рванули от Белого дома, оглушительно громыхнул громовой раскат, сиреневый сполох молнии располосовал черное небо и ливень рухнул стеной.
– На Баррикадную, – скомандовал в рацию начальник охраны Миша, повернулся к нам и пояснил: – Надеюсь объехать туннели, там сейчас весь транспорт станет…
– Валяй!
Но мы опоздали. Около зоопарка мы вмазались в глухую пробку – маленький пятачок уже намертво забили потоки автомобилей, стекающие сюда, как в воронку, с Пресни, Грузинов и площади Восстания. И назад уже хода не было – подперли в четыре ряда, во всю ширину дороги. И на встречной полосе – под завязку.
Охранник Миша, судорожно шарящий по волнам милицейской радиостанции, оторвался на миг и со злорадной улыбкой доложил:
– Гаишники визжат от ужаса – у Самотеки затерли в пробке кортеж Кириенко. Премьер на совещание опоздал…
– Все, суши весла. Будем ждать… Соедини меня с Палеем.
Миша быстро набрал цифры и протянул мне телефончик.
– Палей слушает… – буркнуло в трубке быстро, озабоченно.
– Привет, Вениамин Яковлевич. Доложи обстановочку…
– Биржа падает катастрофически… «Бетимпекс» прекратил платежи…
– Вот это хорошо! Первая добрая весть за день!
– Мне тут сказали, что через час Центральный банк ставки вздернет на дыбы.
– Ладно, как с эвакуацией «воздуха»?
– Трансферы завершены, акцепты с первого рубежа получены…
– Ага, отлично! Начинайте гнать их по цепочке дальше…
Вода ровно, гулко шумела по крыше автомобиля, за стеклом – серая безвидная мгла.
– Люди, к счастью, совсем не понимают друг друга, – неожиданно сказал Серега Ордынцев.
– О чем ты? – удивился я.
– Ты Завалишина грубо унизил. Объяснил, что только сталинские хамы были настоящими министрами. А он и не заметил…
– Или заметил, не влияет, – сказал я. – В глубине-то души Завалишин понимает, что со всей своей ничтожной трепотней – не чета он тем зубрам…
Серега потер запотевшее изнутри стекло, спросил:
– А ты уверен, что советские министры лучше нынешних?
Я засмеялся:
– Замечательный вопрос! Это все равно, как если бы я спросил тебя: кто лучше – бандит, крутой медвежатник или отмороженный сявка-форточник? Это не относится к категории «лучше-хуже». Это системная проблема эффективности.
– Поэтому ты и решил податься во власть, – иронически заметил Верный Конь.
– Отчасти, – спокойно подтвердил я. – Я хочу внести в наш безумный эксперимент тему здравого смысла. Во всяком случае, как я это понимаю на сегодняшний день…
– А как ты это понимаешь на сегодняшний день? – подчеркнуто смирно поинтересовался Ордынцев.
Хорошо, я скажу ему. При всей возникшей в нем заостренности – нормальной реакции друга, перешедшего на положение служащего, он мне ничем не опасен. Он мне нужен и полезен, о чем и сам не догадывается. А кроме того, я его, наверное, люблю – как часть моей жизни, тот прекрасный период простовато-доброжелательных взаимоотношений с миром. И вообще не понимаю – как он может быть хорошим полицейским? Хотя с Фатеевым он сообразил. Молодец. Надо только правильно сориентировать его, чуть-чуть довернуть на курсе.
– Так что со здравым смыслом? – напомнил Серега.
– Здравым смыслом? Шевелится он во мне, гад, скребется, шепчет на ухо: «Саня, не спи – замерзнешь. Страна беременна сталинским режимом! Давай-давай! Срочно нужен акушер, повивальный дедка!»