Читать интересную книгу Моя любимая дура - Андрей Дышев

На пороге Дацык врезал мне кулаком в живот, но я успел напрячь мышцы, и его кулак отскочил от меня, как от боксерской груши.

– Это тебе, скотина, за вчерашнее!

Зато, когда мы вышли на воздух, Дацык мигом сменил злобу на маску доброжелательного партнерства.

– От тебя требуется немного, – громко говорил он, зная, что Альбинос видит его. – За день-два, думаю, мы управимся. Мы не причиним тебе вреда, если ты будешь делать все, что мы скажем.

Мы подошли к столу. Мне казалось, что сейчас я на мгновение закрою глаза, а когда открою, то увижу знакомые лица спасателей – Сашку Блинова, Мишу Ковалевского, Костю Крамаренко, Володьку Шистерова, словом, всех тех ребят, кто облагораживал эти дикие места своими высокими помыслами и поступками. Я так и сделал, но компания, вызывающая у меня только скрежет зубов, не исчезла. Щурясь от нестерпимого солнечного света, за столом сидел Альбинос и маленькими глотками пил кофе из пластикового стаканчика. За его спиной, как мачта за капитаном корабля, возвышалась Лера. Она заливисто смеялась и танцевала, уподобляясь бабочке, при этом ее мелкий собачий носик покрылся морщинками, как печеное яблочко.

– У меня такое настроение, что хочется танцевать до самого обеда! – выдала она, неимоверно округляя звуки, будто говорила через шланг пылесоса.

Напротив Альбиноса, на самом краю скамейки, сидел Мураш. Голова его, как у раскаявшегося подсудимого, свесилась на грудь, плечи обвисли, беспокойные руки терзали бегунок «молнии». Мне удалось хорошенько рассмотреть его лицо только тогда, когда я сел с ним рядом. Одутловатость заметно уменьшилась, отекший глаз чуть приоткрылся и теперь смотрел на мир из глубины складок дерзко и жизнерадостно. Кожа вокруг него была щедро смазана йодом, а на оставшейся части лица были беспорядочно наклеены узкие кусочки лейкопластыря, отчего фейс Мураша здорово смахивал на доску объявлений, где висело множество записочек.

– Я останусь с Кириллом, – тихо говорил Мураш, не поднимая головы. – Я должен увидеть место, где погиб мой отец, поэт и романтик.

Ко мне немедленно подскочила Лера и, счастливо улыбаясь, как давнему и хорошему знакомому, спросила:

– Ты будешь кофе? Одно или два? А бутерброды будешь? Тяжелая физическая работа требует большого количества калорий.

– Для начала было бы неплохо развязать мне руки, – ответил я.

– И то правда, – ответила Лера, но тотчас забыла обо мне и опять принялась кружиться и подпрыгивать.

Альбинос разрезал веревку охотничьим ножом, который висел у него в чехле на поясе, затем вынул из коробки бутылку водки и водрузил ее посреди стола. Дацык хлопнул Мураша по спине, сгоняя его со скамейки, и сел на его место.

– На тебя продовольственный аттестат не выписан, – сказал он ему. – Дуй отсюда, пока я добрый!

Мураш покорно, как собачонка, отошел на несколько шагов и сел на траву. Альбинос расставил стаканчики и наполнил их водкой. Мы выпили. Дацык сиплым голосом крикнул Лере, чтобы подали сало. Альбинос вытер губы ладонью и сказал:

– Вот мы уже почти подружились.

Дацык хлопнул меня по спине:

– Ты клевый парень, если крепко связан.

За моей спиной что-то негромко напевала Лера, потом вдруг ка-а-ак крикнет:

– Ты что там, жиром заплыла и шевелиться не можешь, мясорубка ржавая?! А ну, бегом!

Альбинос барабанил пальцами по столу и пристально смотрел на меня. Дацык пробормотал, что чем больше в хозяйстве баб, тем голоднее мужик. Я ждал, что сейчас наконец узнаю, ради чего была затеяна вся эта свистопляска с заложницей и шантажом. Но Альбинос почему-то тянул время. Подошла Тучкина с большим обломком фанеры. На нем, как на подносе, стояли пластиковые тарелочки с какой-то желто-серой едой.

– Доброе утро, приятного аппетита! – голосом профессиональной официантки объявила она и стала расставлять тарелочки. Первому подала Альбиносу. Рядом с тарелочкой положила сложенную треугольником салфетку, на нее – пластиковую вилочку. Я взглянул на лицо женщины. Солнце светило слабее, нежели ее счастливая физиономия. Ничего себе заложница! А какими глазами она смотрела на Альбиноса! Спину разогнуть не могла, настолько приварилась взглядом к его лицу! Моя тарелка шлепнулась на стол, как НЛО, совершившее аварийную посадку. Немного еды выплеснулось мне на колени.

– Спасибо, – сказал я.

Для Тучкиной меня не существовало. Поворачиваясь ко мне лицом, она опускала глаза, и весь вид ее говорил: «Не учи меня жить, я все без тебя знаю и тебя презираю!»

– Тебе белого хлеба или черного? – мурлыкающим голосом спросила она у Альбиноса.

– Белого.

– Я нашла перец. Может, принести?

Долго обхаживать его своим вниманием Тучкиной помешала Лера. Она неожиданно встала за ее спиной, широко, как надзирательница, расставив ноги.

– Все! Иди! – громко сказала она. – Не порти мужчинам аппетит своим присутствием.

Когда Тучкина удалилась, Лера села за стол.

– По-моему, она здесь больше не нужна, – произнесла она, брезгливо копаясь вилкой в картофельном пюре. – Ее надо отпустить. Как ты считаешь, милый?

– Может быть, – уклончиво ответил Альбинос.

– А я против, – буркнул Дацык, подливая себе водки. – Не верю я ни ей, ни ему (он взглянул на меня одним глазом, а второй прищурил). Может, они прикидываются, что не знают друг друга… И теперь Вацура ждет, когда мы отпустим бабу.

– Ну что ты мелешь! Что ты мелешь! – излишне шумно отреагировала Лера. – Разве такой мужик, как Вацура, мог завести себе такую клушу? Уж мне, как фотомодели, сразу стало понятно, что эта баба нулевая! Готовит плохо. Ест много… И задом во все стороны крутит.

– Подождем, – сквозь зубы процедил Дацык. Коль речь зашла о том, что кого-то можно отпустить, он вспомнил про Мураша, повернулся к нему и крикнул: – Эй, чувак! А чего ты здесь сидишь? Ты чего ждешь? Что нальем? Так у нас запасы скудные, задарма никого не поим. Дуй отсюда, пока я тебе второй глаз не подбил!

Мураш не отреагировал, даже не шелохнулся. Дацык с недоумением посмотрел на Альбиноса.

– Не пойму, чего этот надутый презерватив из себя изображает? У него что, трава сквозь задницу проросла и он встать не может? Так я сейчас помогу…

Продолжая жевать, Дацык поднялся из-за стола, подошел к Мурашу и ударил его коленом в больной глаз. Мураш беззвучно повалился на землю и стал корчиться от боли, судорожно комкая руками траву. Ухмыляясь, Дацык вернулся на свое место. У меня кусок картошки застрял в горле. Схватив тарелку с остатками еды, я с силой залепил ее в самодовольную рожу Дацыка, а затем еще добавил кулаком в челюсть. Дацык сыграл под скамейку, но тотчас вскочил на ноги и, размазывая липкое пюре по искаженному от злости лицу, кинулся на меня. Я уже приготовился схватить бутылку водки за горлышко и разбить ее о голову Дацыка, как Альбинос с силой врезал кулаком по столу, а затем схватил Дацыка за грудки.

– Отпусти меня!! Отпусти!! – визжал Дацык. – Дай, я его урою!

– Сидеть!! – рявкнул Альбинос, толкая Дацыка на скамейку.

Но тот, повернув злобу на Альбиноса, тоже схватил его за воротник куртки.

– Ребята! Мальчики! – голосом воспитательницы детского сада произнесла Лера, продолжая ковыряться вилкой в тарелке. – Ну перестаньте! Ну нельзя же так! Во время еды вредно волноваться! Потом животы будут урчать, и метеоризм откроется…

– Ты мне надоел, – утробно рычал Альбинос, комкая куртку Дацыка.

– Ты мне тоже, – хрипел в ответ Дацык.

– Тебя еще не тошнит от крови? Ты мстишь за дочь невиновным людям!

– Еще одно слово про дочь, Альбино…

– Тогда отцепись от этого калеки!

– Смотри, как бы этот калека не сделал из тебя бефстроганов!

Они нависали над столом, и края куртки елозили по тарелкам, опрокидывали стаканчики и сметали на землю вилки.

– Ну, ребята! Альбинос, миленький! – монотонно, как по писаному, бубнила Лера. – Давайте лучше выпьем! Мы же все друзья! Сегодня такой хороший день!

Наконец клинч разорвался, и борцы, тяжело дыша, опустились на свои места. Дацык машинально придвинул к себе тарелку, которую я приклеил к его физиономии, но еды там уже не было, и он, выругавшись, смахнул ее на траву.

– Ты пальцем его больше не тронешь! – жестко поставил условие Альбинос.

Дацык не ответил. Он вытирал салфеткой лицо, изредка тараща налитые кровью глаза в мою сторону. Я уже решил, что это был последний конфликт за этим завтраком, но ошибся. Со своим обгрызенным подносом некстати подвалила Тучкина и со словами: «Альбинос, я сварила тебе твой любимый кофе!» – склонилась над его плечом. Лера, которая минуту назад демонстрировала эталон олимпийского спокойствия и навязчивого пацифизма, вдруг почти в точности повторила мой невежливый поступок. Размашистым движением она послала свой кулак апперкотом под днище подноса, и стаканчик с горячим кофе выплеснулся в лицо Тучкиной. Лера вскочила на ноги – глаза черные, волосы черные, точно как нефтяная струя из новой скважины.