В нем мессианские надежды марксизма на освобождение мира пролетариатом сплавляются с мессианскими надеждами славянофилов на освобождение мира русскими – в некое новообразование.
В марксизме мысль о мировой революции не выражена категорично. Ее внесли туда русские[326]. Со всей определенностью ее высказал в 1917 году Бухарин в своей «Азбуке коммунизма»: коммунистическая революция может победить только как мировая революция. Ни одна революция никогда прежде с самого начала и с такой решительностью не бросала взгляд за пределы своих границ. Это широта русской души раздвинула даже революционные проекты и перспективы так, что они охватили весь шар земной. При этом направленность на мировую революцию, как и панславизм, нельзя объяснить в первую очередь властно-политическими соображениями. Русскому духу не свойственны холодный расчет и тонко продуманные стратегические планы. Конечно, думали и об этом, ведь с самого начала было ясно, что советская система, замкнувшаяся только на одном государстве, вызовет сплоченное сопротивление других государств, и что любое новое советское государство, прорвавшее этот единый фронт, станет естественным союзником Москвы. Конечно, это бралось в какой-то мере в расчет, но решающим – не было. Такие соображения имели место, но не они были решающими. Они не объясняют ни динамики пропаганды мировой революции, ни той инстинктивной силы, корни которой уходили в темную первобытную основу русской души как неиссякаемого источника питания. Русский апостол мировой революции не стал бы снова и снова рисковать своей жизнью и счастьем, жертвовать собой с кажущимся бессмысленным бесстрашием перед смертью ради идеи, которая до сих пор нигде не достигла ощутимых успехов, – если бы он не был одержим верой в то, что несет своим пролетарским братьям во всем мире новое евангелие. Только будучи сам преисполнен таким убеждением, он может передать его другим. Вот почему так привлекает эта страшная, почти магическая сила нового «учения о спасении» (о том, к чему оно приводит на деле – это другая тема!). Доводы рассудка о его полезности не подвигли бы на это русского человека; они скорее бы посоветовали ему свернуть идеал мировой революции, особенно во Франции, с тех пор как она вступила в союз с Россией[327]. Но, поступив так, русский коммунист изменил бы своей сущности. Его фанатизм никогда не останавливался у границ, диктуемых разумом. Официальный отказ от идеи мировой революции не нашел бы ни отклика в массах, ни даже последователей. Апокалипсическая мечта, в которой пребывает русский, увлекла в свою орбиту и русского коммуниста. Хотя большевизм и вытеснил предыдущие формы русской национальной идеи, он не затронул, однако, мессианский элемент в ее сердцевине.
Таким образом, русская национальная идея в ходе истории принимала разные формы. «Священный Союз» имел династическую трактовку ее, панславизм – народную, мировая революция – революционную. В первом случае носителем национальной миссии был царствующий Дом, во втором – раса, в третьем – пролетариат. Защита легитимности, освобождение славян, всемирная автономия рабочего класса – вот те различные идеалы, которые тем не менее коренятся в той же материнской почве. Общее у них то, что они не ограничиваются рамками России, а считают себя также призванными послужить большой части человечества за ее пределами. Тем самым выполняется то требование к понятию национальной идеи, которое мы поставили в начале данной главы.
Русских заставляет выходить за границы своей страны в качестве апостолов спасения, даже в политике – их всегдашнее стремление к всечеловечности. Александр I и Николай I распространяли понятие всечеловечности на правящие дома Европы, панславизм – на всех славян, большевизм – на всех пролетариев земли. Однако русская идея всечеловечности пока еще нигде не смогла найти воплощения в своей неискаженной чистоте и полноте. Хотя она постоянно выходит за пределы своей нации, нс охватить человечество целиком ей пока не удалось. Это станет для нее возможным только тогда, когда русская национальная идея внутренне и осознанно соединится с тем наиболее всеобъемлющим понятием общности, которое до сих создано человечеством, а именно – с христианством.
Небольшое отступление
В следующих главах будет показано, как элементы прометеевской культуры распределяются среди трех ведущих сегодня народов Европы – немцев, англосаксов и французов.
У всякой эпохи свои особенные заблуждения, которые она себе вбивает в голову и из-за которых в более поздние времена становится объектом насмешек. Современный человек подвержен прежде всего соблазну не в меру переоценивать национальное. Он слишком склонен не замечать личностные различия ниже национального уровня и культурную общность выше национального. Стало модой оценивать человека исключительно по его национальности. В механический век человеческий глаз постепенно утрачивает способность видеть и признавать неповторимость и своеобразие личности. В русле серой схематизации о людях стали судить как о серийном товаре – не по особым качествам, а по общим признакам происхождения. Сколь многие повторяют ошибку того иностранца, который в свой первый приезд в Англию, видя обслуживающего его рыжеволосого официанта, пишет домой: все англичане рыжие.
Но личностные особенности невозможно вычеркнуть из человеческой сферы, поэтому на них нельзя закрывать глаза. Таким образом, все, что я скажу о нациях, имеет место при непременной оговорке о личностных особенностях и отклонениях.
Другой серьезной опасностью переоценки национального является то, что народы видят разделяющие пропасти там, где следовало бы видеть мосты. Сегодня надо постоянно подчеркивать тот факт, что европейские народы различаются друг от друга не по сущности, а по ее степени. Им присущи все черты, которые я обозначил как характерные для прометеевской культуры, хотя и в разной степени и в разных пропорциях. Лишь для Испании и для некоторых сторон английской сущности можно сделать исключение. То, что европейские нации ведут борьбу друг против друга и чувствуют свои противоречия сильнее, чем единство, как раз и есть один из признаков прометеевской культуры, которая исходит из «точечного» чувства и опирается на разделяющие силы. Сегодня самым мощным разъединяющим принципом является национализм. Ему присуще стремление передаваться все более мелким единицам, так что число человеческих групп, ощущающих себя нацией, постоянно увеличивается.
В эпоху нарастающего национализма умирают справедливые суждения по международным вопросам. Огромно число людей, которые способны смотреть на свой собственный народ или на некоторые другие народы лишь болезненным взором. Становится рискованным делом предложить своей собственной нации зеркало, отражающее ее недостатки. Есть народы, которые называют это государственной изменой и наказывают за нее[328]. Сегодня в число признаков добропорядочного обывателя входит обязанность безудержно прославлять свой народ и незаслуженно порицать другие. Если же кто-то не участвует в этом безумии и честно стремится к истине, он должен быть готов к упрекам в непатриотичной