Читать интересную книгу Ночь печали - Фрэнсис Шервуд

На следующий день все уже знали о том, что произошло, хотя никто не мог бы сказать, как распространялись эти слухи. За завтраком Малинцин шепнула Кай, что у нее есть план по спасению Лапы Ягуара. Она хотела попросить Моктецуму смилостивиться.

— И на что это будет похоже? — удивилась Кай, засовывая кукурузную кашу в рот с невероятной скоростью. Она глотала, почти не жуя. — Лапа Ягуара пытался убить Кортеса, твоего господина.

— Когда я буду просить Моктецуму о его помиловании, я стану говорить с ним как индианка с индейцем.

— Как индианка с индейцем? Моктецума воевал с другими индейцами. Да и с кем ему еще воевать?

— Кай, я ведь принцесса, и я напомню ему об этом.

— Лапа Ягуара не оценит твоих попыток, и ты лишь навлечешь на себя неприятности.

— Но я ведь не могу оставить все как есть.

— А какой у тебя выбор? Кстати, это ведь он доносил на тебя хозяйке, когда мы были детьми.

— Да, но сейчас мы выросли.

Малинцин хотелось рассказать Кай о чем-то еще, что произошло той ночью, о чем-то невероятно ужасном, но это казалось настолько кошмарным, что она не могла произнести на эту тему ни слова. Она по-прежнему могла беспокоиться о Лапе Ягуара, завтракать, разговаривать, ее сознание работало, рот шевелился, ноги ходили. Это было странно. Странно было то, что люди не понимали, что произошло с ней, по одному ее виду. Малинцин взглянула на свои ладони. Они дрожали. Она никак не могла донести пищу до рта. И если до этого она лелеяла мечты о доме с циновками, шкафами и точильным камнем, то теперь все эти мечты разрушились.

После завтрака Моктецума в сопровождении своих служанок, красивых мальчиков, величественных придворных и знаменитых воинов повел испанских гостей в зоопарк, находившийся к западу от центрального храма, неподалеку от моста, ведущего в Такубу. Император в головном уборе из перьев, одетый в роскошную накидку и увешанный украшениями, ехал в паланкине. Процессия двигалась медленно. Малинцин и Кортес шли с двух сторон от Моктецумы, опустив глаза. Офицеры и их наложницы шагали в самом конце процессии. Моктецума, как внимательный хозяин, попросил Малинцин передать Кетцалькоатлю Кортесу, что его проинформировали об ужасном поступке Лапы Ягуара. Хотя злоумышленник и не служил Моктецуме, он все же считал себя обязанным попросить прощения за то, что такой инцидент мог произойти во дворце его отца, когда Кортес находился под его защитой. Конечно же, будучи бессмертным, Кетцалькоатль Кортес не мог умереть, но сама мысль об этом была чудовищной. Мокетцума заявил, что он смущен тем, что столь неприятная вещь произошла в Теночтитлане. Кроме того, Моктецума поинтересовался, почему Кетцалькоатль Кортес шел пешком, в то время как тоже мог бы ехать в паланкине, увешанном гирляндами. Не пристало ему ступать божественными ногами по земле.

— Великий и прекрасный Моктецума, — начала Малинцин, зная, что чем раньше она начнет этот разговор, тем больше шансов на спасение Лапы Ягуара. — Я слышала о вашем могуществе еще в детстве. Мой отец был чиновником, одним из ваших верных слуг, и я также смиренно считаю себя вашим верным слугой. Ваши щедрость и мудрость известны во всей империи, и потому я осмелюсь просить вас отпустить человека, арестованного прошлой ночью, чтобы он отправился в свое королевство майя на юге и рассказал там о вашем великодушии. Он жалкий раб, направлявшийся прошлым вечером в кухню и заблудившийся. Здесь так много коридоров, и он вошел не в ту комнату. Сейчас он в тюрьме. Это досадная ошибка.

— Что ты ему сказала? — спросил Кортес, переходя на ее сторону паланкина.

— Я высказала восхищение его прекрасным городом.

— Нет, я ведь знаю, что ты просила его спасти жалкую жизнь того мерзавца. Так ты расстроишь императора, и мы утратим его расположение. Неужели ты не видишь, насколько все хрупко. Один неверный шаг, и он может убить всех нас.

— Спроси своего господина, — сказал Моктецума, когда Кортес вернулся на свое место, — какую казнь он предпочтет для злоумышленника. Спроси об этом у моего почтенного гостя.

Малинцин повторила его слова Кортесу.

— Передай хозяину Теночтитлана, донья Марина, передай высочайшему величеству Моктецуме, что мы будем рады, если Лапе Ягуара вырежут сердце.

Малинцин промолчала.

— Давай, скажи ему. Если ты не передашь ему мою просьбу, я задушу тебя собственными руками.

Моктецума ответил, что умереть во время жертвоприношения — это великая честь, а смерть на ступенях храма — знак отваги. Герои, умершие под ножом жреца, отправлялись в дом солнца. Это была необычная просьба, и при других обстоятельствах он не выполнил бы ее, но, так как это была просьба его гостей, а к тому же Кетцалькоатль был богом, и значит, царство Моктецумы стало царством Кортеса, он готов выполнить все его пожелания. Более того, Моктецума заявил, что Кетцалькоатль Кортес и его друзья могут посмотреть на казнь. Сейчас он отведет их туда, где все это будет происходить. Казнь состоится вечером.

Моктецума не преодолевал сто четырнадцать ступеней до вершины пирамиды, так как его паланкин несли четверо мужчин, но Кортес настоял на пешем подъеме. Малинцин и все офицеры, запыхавшись, карабкались наверх. Поднявшись на вершину пирамиды, они увидели три моста, ведущие в город, и дороги, являвшиеся их продолжением, — дорогу в Истапалапан, дорогу в Такубу и дорогу в Тепеаквиллу. Они видели, как по акведукам в город подается свежая вода с Холма Кузнечиков, Чапультепека. На озере Тескоко было много каноэ. На берегу вытянулась линия домиков с соломенными крышами. Сегодня был базарный день, и на большой площади сновали толпы людей. Кортес заявил, что Теночтитлан прекраснее Константинополя и Рима, с ним не могли сравниться Лондон, Мадрид и Париж. В пирамидах, в особенности в той, на которой они сейчас находились, в храме Уицилопочтли, Кортес хотел построить часовни в честь Девы Марии, установить кресты и статуи. Несомненно, это было самое высокое здание в мире. Отец Ольмедо предупредил его, что стоит подождать некоторое время, прежде чем обсуждать этот вопрос с Моктецумой.

Затем их отвели в комнату с двумя алтарями. На одном алтаре стояла статуя Уицилопочтли, бога войны, изготовленная из глины и семян и украшенная драгоценными камнями и жемчугом, а еще увитая змеями из золота. На толстой шее статуи висело драгоценное ожерелье, украшенное резьбой, изображающей лица и сердца. На другом алтаре возвышалась статуя бога подземного мира Тецкатлипоки. Перед статуей на жаровне лежало свежее человеческое сердце. Стены комнаты казались черными от запекшейся крови, но виднелось и свежее красное пятно. Несмотря на воскурения, в этом месте пахло бойней. Внутри ку — так называли самую высокую пирамиду — находилась большая кухня с помещениями для отрубания конечностей жертв. Мясо жертв подавали на стол во время праздника, и отведать этого мяса могли только воины, захватившие пленников.

Моктецума сказал Малинцин, что ему нужно кое в чем признаться ее хозяину. На самом деле он пошутил и им не придется смотреть на то, как Лапу Ягуара принесут в жертву, потому что это уже произошло. Утром на восходе солнца странная просьба Лапы Ягуара была исполнена. Ему вырезали сердце.

— Вот оно. — Моктецума указал на жаровню.

Малинцин чуть не вырвало.

— Твой друг, Лапа Ягуара, уже в доме солнца. Вымытый, одетый в дорогие ткани, он шел навстречу смерти с гордо поднятой головой. Свежая кровь, которую ты видишь на стенах, — это его кровь. Его тело пролетело сто четырнадцать ступеней, и сейчас, пока мы стоим здесь, его разделывают в кухне. Вскоре ты увидишь его голову на куче черепов.

Более того, Моктецума предложил Кортесу отведать голени Лапы Ягуара за ужином, но Кортес вежливо отказался. «Испанцы устали, — объяснил он, — и день был жарким, а потому, возможно, стоит отложить прогулку в зоопарк и на птичник до следующего дня».

Глава 30

Неподалеку от храма и дворцов, в самом центре города, находился птичник — огромная клетка, однако с сеткой столь тонкого плетения и покрывавшей вершины деревьев на такой высоте, что она не казалась клеткой. Придворные садовники взрастили внутри сетки пальмы с побережья, сосны, дубы и ольху с высоких гор. Ручейки, живописные водопады, искусно уложенные груды камней и орхидеи придавали картине идиллический вид. Идеальными рядами были высажены страстоцветы, чей нектар принимали для успокоения нервов. Цветы радовали глаз. По сторонам одной из аллей свисали ветви цекропии, другая же аллея, рядом с которой шелестел шалфей, вела к большой поляне, поросшей травой, и крохотному озеру. Хищных птиц держали отдельно от всех остальных, но в целом каждая из птиц жила в привычных для нее условиях. Орел жил на озере, в центре которого на небольшом острове росла опунция и была построена миниатюрная модель Теночтитлана, — орел и опунция являлись символами империи.