особь.
Когда испуг прошёл, а испугалась Анна сильно — она одна, дома дети, собаки почему-то молчат, и самое страшное что сделать хоть что-то в такой ситуации уже совершенно невозможно. О том как твари расправляются с людьми она хорошо знала: доводилось собирать останки их жертв, так что ситуация из серии — ложись да помирай, лучше и не скажешь.
Вот только тварь эта оказалась какая-то неправильная, почему-то; ни сразу, ни в последствии, она не проявляла никакой агрессии. Наоборот, зверюга явно пыталась что-то сказать, словно звала куда-то.
Естественно Анна пошла. Не могла не пойти. Она была готова идти куда угодно, лишь бы увести опасность подальше от дома.
Но всё оказалось совсем не так как представлялось. Доведя Аню до реки, тварь залезла в кусты и вынесла оттуда крохотное существо, издали напоминающее голую кошку. Израненное, оно едва дышало, «с такими ранами не живут» — первая мысль после беглого осмотра, но вариантов не было, и завернув «пациента» в свою кофту, Аня побежала домой.
Провожая её, взрослая тварь молча двигалась следом, и только убедившись что Анна зашла в дом, куда-то пропала.
Процесс лечения тварюшки я опущу, всё равно ничего не понял, но тот факт что пациент выжил и сейчас активно идёт на поправку — на лицо.
— Ну хорошо. — слушая супругу, я присел на пенёк по которому только что забирался наверх. — Вылечишь ты «это», и дальше что?
— В смысле?
— В прямом. Куда его девать? На волю выпустить? Или пристрелить всё же? Это ведь такая же тварь, пока она маленькая, но когда вырастет, точно так же как её сородичи будет людей жрать. Ты об этом подумала?
Аня молчала.
— Ладно. — не дождавшись ответа, продолжал рассуждать я. — Пусть ты все сделала правильно и мы получили шанс на изучение этих чудовищ, но тогда скажи мне, кто будет этим заниматься? Где у нас тут лаборатории, где учёные? Да и толк то какой? — Ну узнаем мы что они на обед любят а что на ужин, — но смысл?
Аня упорно молчала, и я по опыту знал, — она не уступит, и ничего из того что я могу сказать, не изменит её решения. Поэтому другого выхода кроме как уступить самому придумать я не смог, и махнув рукой, сдался.
— Хорошо, пусть остаётся, но её нужно посадить в клетку, кто знает что ей завтра в голову взбредёт...
Не знаю почему, — наверное в генах заложено, но каждый раз когда у нас случаются разногласия и я чётко знаю что прав, мне всё равно приходится признавать её правоту, уступать и извиняться, — просто гипноз какой-то.
Вот и сейчас, умом понимаю что затеянный Анной эксперимент до добра не доведёт, но сделать ничего не могу, — это сильнее меня. Так что завтра клетку нужно соорудить.
— Ты знаешь, — уже потом, дома, призналась мне Аня, — мне кажется что я слышу мысли этих существ...
— В смысле?
— Не знаю, не могу точно сказать, но смотрю им в глаза, и понимаю чего они хотят... Воды, еды, или болит что-то... Я ведь всё понимаю; опасно, необдуманно, глупо даже... Но мне кажется... нет, я уверенна, — ни этот малыш, ни его мама не причинят нам вреда...
Ну да. Точно. Она уверена. Замечательно... Так замечательно что даже слов нет, одни слюни. Матерные только.
Но спорить я не стал, спорить с женщиной которую любишь бессмысленно, она всё равно «переубедит». Женская магия, чего уж тут...
Глава 19
Ночь прошла спокойно, в том смысле что никто меня никуда не дёргал, (меня освободили от дежурств) и утром, — в семь часов, я уже подходил к самолёту.
— Ну чего, дядя Саша, как настроение? Полетим сегодня?
Было заметно что тот только пришёл, но не смог не пробурчать что-то про обнаглевших опоздунцов, и только потом обратил на меня внимание:
— А ты не каркай. Не ворона чать... Как бог даст, так и будет.
— Предпочитаю другую поговорку — На бога надейся, а сам не плошай! — продекламировал я, опуская металлическую лесенку. — Она здесь кстати с двумя ступеньками, (в стоке одна) видимо бывшие хозяева постарались, — удобства для.
— Чем болтать, — шасси лучше займись: давление проверь, подкачай если нужно...
— Как скажете шеф! — пытаясь пошутить, я вызвал ещё одну недовольную гримасу. По обыкновению сердитый, сегодня, перед первым полётом, Александр Карлович ещё и мандражировал, поэтому всем нам терпения, придираться дед будет ко всему, — иначе просто не сможет, если не выговорится, по-любому лопнет от злости.
Заглянув в салон, внутрь заходить я не стал, — моё задание было снаружи, да и все внутренние работы кадет делал сам, оставляя нам, как он говорил — «бездырям от сохи», лишь самые элементарные вещи.
И по сути, так оно и было, от меня всего и требовалось что проверить положение рисок на спрятанных в трубах стоек шасси цилиндрах, и если они не на месте, просто подкачать.
— Бочки катите! Чего встали?! — отвлекаясь, заорал дядя Саша появившимся на поле мужикам из ремонтной бригады, так же как и меня, прямо с корабля впрягая их в работу.
Мы вчера залили около сотни литров, и для пробного полета этого должно хватить, но для чистоты эксперимента он потребовал заполнить баки хотя бы наполовину. Увещевания о опасности такого решения — мало ли как пойдет, эффекта не дали, — «всё должно быть максимально приближено к реальности» — говорил лётчик, добавляя, — «для того и испытываем».
Я предложил было груз того же веса взять, но оказалось что поменяется развесовка, — «в баках должно булькать!» — отмахнулся лётчик.
Давление за ночь действительно упало, поэтому открываю лючок под брюхом, и нацепив валяющийся неподалеку кислородный шланг, — не забыв про хомут, цепляю его к компрессору самолёта.
Это кстати тоже одна из изюминок кукурузника, другие самолеты подкачивают внешними источниками, — либо так же компрессорами, либо баллонами с кислородом, а тут всё своё, и это очень удобно.
Так что несколько минут, и вуаля — шасси к взлёту готово!
— Давление в норме. — рапортую дяде Саше, но он не слышит, — сидя в кресле пилота сосредоточено чем-то щёлкает.
— Шасси готово! — дублирую заглядывая в кабину.
— Элероны