— Да нет, это я виноват, — с обезоруживающей улыбкой признался Рене. — Я просто проспал. Но, прежде чем ты начнешь меня ругать, я хочу тебя кое-чем угостить.
Приставив картины и мольберты к кирпичной стене, он достал из кармана завернутую в салфетку свежевыпеченную сладкую пышку и с поклоном протянул ее Нелли. От аромата свежей выпечки у Нелли защекотало в носу, а желудок громко напомнил о себе.
— Пекарь обычно дает мне бесплатно несколько штук по утрам. Это как бы излишки, а я догадывался, что ты голодна, — сказал он, понимающе глядя на нее. — Старая леди Робардс — человек, конечно, добрый, но не в отношении еды.
— Спасибо тебе, — сердечно поблагодарила его Нелли.
— Ешь, ешь. Мы, художники, должны заботиться друг о друге. Прости, что не могу предложить тебе кофе.
Нелли улыбнулась, тронутая его заботой и тем, что он признал ее коллегой. Но тут ее желудок снова заурчал, и она отступила в тень кирпичной стены, чтобы насладиться французской пышкой. Она старалась есть аккуратнее, чтобы не испачкаться в сахарной пудре.
— Ну, а что касается вчерашнего вечера, я немного выпил, — признался Рене, раскладывая самодельные мольберты, на которых он выставлял свои произведения. — Но ты не ругай меня. Я выпил совсем немножко, так что это не помешало моей работе.
Нелли сдержалась, хотя намерена была выругать его за то, что он не следит за собой и относится без должного уважения к себе и своему таланту. Он был одаренным художником и вполне заслуживал богатого патрона и такую поездку в Европу, какую Тернбулы оплатили Питеру Хайраму.
— Итак, что у тебя в сумке? — спросил Рене, закончив расставлять свои работы. — Что ты принесла мне на продажу? Твои рисунки обычно привлекают такое внимание, что я становлюсь завистником.
Нелли рассмеялась и слизнула с пальцев сахарную пудру.
— Ты мне льстишь, Рене. С тех пор, как я уехала отсюда, я сделала всего несколько зарисовок. Это разные животные. — Она достала из сумки то, что нарисовала в Лорелсе, и положила листы на неустойчивый мольберт.
Рене одобрительно закивал головой.
— Олень. Пара голубей. Ах, какой чудный павлин! Очень изящно и просто. Без излишней буйности красок, которая нынче, сама знаешь, очень в моде.
— Знаю. Но, может, кому-нибудь это все-таки понравится.
— Сделай еще несколько зарисовок в городе, — предложил Рене. — Ты же хочешь заработать деньги… А людям нравятся твои рисунки, например, собор Святого Луки.
— Может, и сделаю, если купят эти. — Она не хотела признаваться, что у нее нет бумаги, и кончается запас угольных карандашей.
— А ты не пыталась показать свои работы в галереях на рю Ройяль? — спросил Рене, снова внимательно разглядывая павлина.
— С галереями повторяется одна и та же история. — Они уже не раз обсуждали, как трудно выставлять свои работы в такого рода галереях. — Женщину они там вообще всерьез не принимают, даже если она, допустим, принесла работы своего брата-инвалида.
— Брата-инвалида? — Рене расхохотался, откинув назад голову.
Нелли усмехнулась, не очень гордясь тем, какой искусной лгуньей стала за последние несколько лет.
— Сперва я попыталась сказать им правду. А когда поняла, что ничего этим не добьюсь, стала придумывать разные душещипательные истории. Но и это не сработало.
Рене кивнул:
— Они сначала смотрят на твою работу, а потом спрашивают, от кого у вас рекомендательное письмо.
— Верно, — подтвердила Нелли.
— Твои рисунки купят здесь, на улице, — сказал Рене, изучая правый нижний угол каждого листка. — Ты их подписала? Да, я вижу: К. Л. Карпентер. Подписанные идут дороже. А ты не хочешь, чтобы я рассказывал о тебе покупателю? Ты все еще опасаешься того господина, который тебя разыскивает?
— Да, — призналась Нелли, переживая, что ей пришлось просить друга лгать ради нее. Прошло, правда, уже почти три года с тех пор, как она отвергла предложение Чарльза Раффина. И она надеялась, что он перестал гоняться за нею. Хотя, с другой стороны, он был не из тех, кто легко сдается. За три года она убедилась в этом, так что лучше соблюдать осторожность. — Если кто-то будет задавать вопросы, скажи просто, что ты…
— Что я ничего о тебе не знаю. Ни откуда ты, ни где теперь живешь. Знаю только, что ты художник, я купил твои рисунки, чтобы продать их вместе со своими. Больше из меня ничего и клещами не вытащить. Так что, Нелли, не беспокойся.
— Спасибо тебе за это, — она чмокнула его в заросшую бородой щеку. — А главное за то, что ты считаешь меня как бы частью нашего общего целого. Ты не представляешь, как я счастлива, что меня признают настоящим художником.
Рене улыбнулся, сверкнув белыми зубами, рыжая его борода засверкала золотом в лучах утреннего солнца; он покраснел как маков цвет, взял руку Нелли и поцеловал ее.
— Ты действительно одна из нас, Нелли. Никогда не сомневайся в этом.
Нелли уходила с улыбкой на устах и с радостью в сердце. Под мышкой она все еще держала газету миссис Робардс. Найдя скамейку в тени деревьев, она села и стала изучать объявления. Конечно, деньги за рисунки тоже пригодятся, но ей нужна более крупная сумма, чтобы внести очередную плату. Нелли сидела и кусала губы от разочарования. Она отчаянно нуждалась в работе, а газета ничего, обещающего хороший доход, не предлагала. Лето — застойное для города время. Многие богатые семьи отправляются отсюда на север, спасаясь от жары и от возможной эпидемии желтой лихорадки.
Нелли стала небрежно перелистывать другие страницы, проглядывая колонки светских новостей и деловые сообщения. И тут ее взгляд наткнулся на имя, от которого у нее бешено забилось сердце. Она приблизила газету к глазам и стала перечитывать текст, моля Бога, чтобы это оказалось ошибкой.
«Мистер Чарльз Раффин из Чарлстона, штат Виргиния, желает в этом месяце встретиться с банкирами и промышленниками Нового Орлеана, чтобы обсудить вопрос о строительстве железной дороги — нового вида транспорта — в Луизиане. Сам он хорошо известен своим участием в производстве паровых машин. Мистер Раффин — инженер, он принадлежит к известной в Чарлстоне семье, пользующейся хорошей репутацией в обществе. Находясь с визитом в нашем городе, он собирается устроить…»
С волнением пробежав глазами текст, Нелли стала искать название гостиницы, где он остановился, но об этом упомянуто не было. Борясь с паникой, она быстро сунула газету в ближайшую мусорную корзину, желая избавиться от всего, что хоть как-то было связано с Чарльзом Раффином. Она продолжала сидеть на скамейке в ожидании, когда бессмысленный страх и ненависть отпустят ее.
Чарльз не мог знать, что она сейчас в Новом Орлеане. Это, по крайней мере, маловероятно. Ей надо во что бы то ни стало расплатиться с семейством Раффин, как было обусловлено, и все на этом благополучно закончится. Чарльз будет очень занят во время пребывания в городе, и встреча им не грозит.