понимаю, что с собой нет ни телефона, ни ключей от квартиры, ни денег. До моей квартиры пешком на сломанном каблуке я буду шагать часов пять. А больше мне пойти некуда. Выпрямляюсь и отхожу к стене дома, чтобы не мешать людям гулять. Обнимаю себя руками, всхлипывая каждый раз, когда осознаю, что больше всего сейчас жалею не обо всем этом, а о том, что не согласилась на предложение Тимура. Разве важно все то, что остановило меня от этого шага? Разве из этого всего складывается моя жизнь? Ну какой же надо быть великовозрастной дурой, чтобы своими руками разрушать собственное счастье, даже не дав ему шанса на исполнение!
Не знаю как, но я чувствую его приближение. Волоски на теле встают дыбом, и по коже начинают бежать мурашки. Через секунду мои плечи накрывает теплый пиджак, пахнущий самым лучшим ароматом в мире – ароматом моего мужчины. По-настоящему моего. И я наконец оказываюсь в крепких, теплых объятиях. Тимур вынимает из моего кулака каблук и отбрасывает его в сторону, поправляет пиджак так, чтобы я была укутана целиком, и молча стоит, прижимая меня к себе, пока моя истерика не прекращается. Я еще продолжаю икать и всхлипывать, но слез уже нет. Поднимаю голову и смотрю на Тимура. Он серьезный и хмурый. Губы сжаты в тонкую линию.
– Прости, что поставил тебя в такое положение, – произносит он холодным, совершенно чужим голосом, и я умираю внутри. Неужели все потеряно? Конец? – Я не должен был так поступать. Поехали, отвезу тебя домой.
– Меня? – спрашиваю хрипло. – А ты?
– Отвезу тебя к тебе домой, Вера.
– Почему? Ты больше не хочешь меня видеть?
Он закрывает глаза и сжимает челюсти так, что на них играют желваки. Тяжело сглатывает и делает глубокий вдох. Его глаза распахиваются, и я вздрагиваю. Там нескончаемое количество боли и муки, которые точно отражают мои. Если бы я не появилась в жизни этого парня, возможно, он был бы намного счастливее и в неполных двадцать девять лет в его темных глазах не отражалось бы столько скорби. Не должно ее быть там в таком возрасте!
– Я устал, Ангел. Принуждать тебя, догонять, заставлять быть со мной. Ты бы все равно завтра ушла, правда?
Я качаю головой, а на его лице отражается непонимание. Брови еще ниже съезжают к переносице.
– Не ушла бы. Потому что люблю тебя больше жизни, – голос совсем не похож на мой. Он ломается, и я слышу себя как будто со стороны.
– Почему тогда сбежала? – шепчет он у моих губ.
– Потому что испугалась.
– Меня?
– Ситуации.
– Ты не хочешь быть моей женой?
– Ты же не спрашивал, Тимур, ты выразил желание.
– Я хочу спросить.
– Спроси.
– Прямо здесь?
Я киваю.
– Только на колено не становись. Тихонечко спроси, чтобы нас никто не слышал.
Он снова сжимает челюсти, а потом улыбается одними уголками губ. Достает из пиджака коробочку, незаметно вынимает из нее кольцо и снова обнимает меня.
– Мой Ангел, сделаешь ли ты меня самым счастливым мужчиной на свете? Выйдешь за меня?
– Выйду, – тут же отвечаю я и набрасываюсь на него с поцелуем. Потому что больше не могу смотреть в его полные надежды глаза. Потому что просто не могу не поцеловать. Потому что я наконец позволяю ему сделать меня счастливой и жажду сделать счастливым его.
– Поехали домой? – спрашивает Тимур, отрываясь от моих губ. Я даже толком не замечаю, как красивое кольцо оказывается на моем пальце.
– А твоя мама?
– Они с Хуго заедут завтра.
– А где они остановились?
– В отеле.
Я торможу Тимура, который за руку ведет меня к машине.
– Ну что? – нетерпеливо спрашивает он.
– Так нельзя. Ну какой отель, Тимур?! Она – твоя мама!
– Она сама так захотела.
– А ты предложил ей остановиться у тебя?
Он поднимает голову вверх, глядя на небо так, словно хочет рассказать звездам, как сильно от меня устал. Но я не сдаюсь.
– Так предложил?
– Нет, – цедит он сквозь зубы.
– Звони, – оттягиваю полу пиджака, чтобы явить Тимуру карман с его телефоном. Он смотрит на меня, приподняв одну бровь. – Иначе домой поедешь без меня.
– Ты будешь меня шантажировать?
Я подхожу ближе и кладу руку ему на грудь.
– Она – единственный родственник, который у тебя остался. Только вчера ты рассказывал о том, как признателен ей за всю любовь и заботу, которые она – несмотря на свое физическое состояние – тебе подарила. Покажи ей свою признательность, она нуждается в этом, как и ты.
– И, похоже, ты. – Я пожимаю плечами. – Ангел, сейчас и с моей стороны будет шантаж. Я позвоню маме, если ты повторишь то, что сказала там, у стены.
– Что именно?
– О том, что любишь.
Я зарываюсь носом в изгиб его шеи и счастливо улыбаюсь. Потом поднимаю голову и, касаясь губами кромки уха, шепчу:
– Я люблю тебя, – медленно, практически по слогам, так, чтобы он расслышал каждый звук.
Тимур прижимает меня к себе одной рукой, второй доставая телефон из пиджака. Набирает номер и быстро что-то говорит на шведском. Я не разбираю ни единого слова, но когда он говорит на родном языке, у него меняется голос. Становится таким низким, вязким, тягучим. Казалось бы, это не тот язык, который можно назвать сексуальным или мелодичным, но меня по странной логике заводит. Как только Тимур заканчивает звонок и снова ведет меня к машине, я поворачиваюсь к нему и произношу негромко:
– Ты должен как-нибудь заговорить на шведском в постели.
Он смеется.
– Почему?
– Звучит возбуждающе.
– Шведский? – усмехается он.
– Из твоих уст.
– Что ж ты творишь, Ангел? – рычит он, усаживая нас в машину. – Богдан, покатаемся пол часика, – бросает водителю и поднимает между ним и нами перегородку.
Я знаю этот дикий взгляд и жадно шарящие по телу руки. Этому невозможно сопротивляться, просто потому что нет