Учение Сведенборга в середине XIX века послужило основой для спиритизма. Его книга: «De Caelo et Ejus Mirabilibus et de inferno. Ex Auditis et Visis» (Лондон, 1758), переведённая на различные европейские языки, принималась спиритами как руководство для проведения спиритических сеансов и как свидетельство человека, способного проникать в таинственный мир духов, наблюдать их жизнь, и как некая совершенная научная теория, объяснение простому смертному того, чего ему не дано понять.
Попытки объяснить ясновидение и пророческий дар предпринимались и до Сведенборга, например Нострадамусом. В «Послании к сыну Сезару» (Цезарю) он писал:
«Один Бог знает, что значит вечность света, который воссоздаёт сам себя. И я говорю тем, чьи долгие меланхолические вдохновения согреты лучами вечного света с его непостижимым величием, что божественное вдохновение является той оккультной первопричиной, которой руководствуются две другие причины, важные для вразумления того, кто вдохновлён и пророчествует. Первая причина пронизана сверхъестественным сиянием и позволяет предсказывать по движению планет; другая причина прорицает через открытие, сделанное вдохновением человека, но оно является как бы соприкосновением с божественной вечностью и осуществляется через Бога-творца…
…Сила и мощь божественного вдохновения и небесных ангелов позволяет вечности понять три аспекта времени, понять эволюцию, которая связывает воедино прошлое, настоящее и будущее…
…Явственной первоосновой того, что именно предсказывается, становится божественное вдохновение или сошествие ангельского духа на человека, который возвышается до пророка. Дух этот во время ночных бдений устремляет его ввысь, озаряя нездешним светом его мироощущение. И с помощью астрономических указаний он пророчествует со сверхчеловеческой уверенностью, что пророчества сбудутся. Это делает предсказанное священным, и этим пророк обязан свободе и силе собственного ума, а не кому-либо или чему-либо ещё».
Что может быть нелепее учения Сведенборга, уверявшего, что ему приходилось порой днями и месяцами вести беседы с духами, живущими на различных планетах, и видеть их? В своих сочинениях он рассказывал, что жители Юпитера ходят то на руках, то на ногах, марсиане говорят глазами, а обитатели Луны — животом. Тем не менее Сведенборг имел много последователей, веривших каждому его слову.
В 1766 году Иммануил Кант написал статью о Сведенборге, в которой прямо объявил его помешанным. В статье он говорит, что читал книгу Сведенборга, пишет о содержащемся в ней вздоре и сожалеет, что «выбросил в окно свои 7 фунтов стерлингов за такую дрянь».
Но что за человек сам Иммануил Кант?
Стефан Цвейг дал ему убийственную характеристику, заставляющую не принимать всерьёз то, что он сказал о Сведенборге.
«…Непредубеждённый взор должен наконец увидеть роковые последствия этого вторжения догматического умствования в область поэзии. Кант, по моему глубочайшему убеждению, связал по рукам и ногам чистое творчество классической эпохи, подавил его конструктивным мастерством своего мышления и, толкнув художников на путь эстетического критицизма, нанёс неизмеримый ущерб радостно-чувственному приятию мира, свободному полёту воображения. Он надолго подавлял чистую поэзию в каждом поэте, подчинявшемся его влиянию, да и как мог этот мозг в человеческом образе, этот воплощённый рассудок, этот гигантский глетчер мысли оплодотворить фауну и флору воображения? Как мог этот самый безжизненный человек, обезличивший и превративший себя в автомат мысли, человек, никогда не прикасавшийся к женщине, ни разу не выезжавший за черту своего провинциального города, человек, в продолжение пятидесяти, нет, семидесяти лет ежедневно в один и тот же час автоматически пускавший в ход тщательно пригнанные колёса и зубцы своей мыслительной машины, — как могла, спрашивается, эта стерильная натура, этот лишённый всякой спонтанности, в застывшую систему превратившийся ум (гениальность которого заключается именно в этой фанатической конструктивности) когда-либо оплодотворить поэта, насквозь чувственное существо, черпающее вдохновение в святых причудах случая, непреходящей страстью гонимое в область бессознательного?..»
Холодный рассудок Канта губительно действовал на поэзию. Он не в состоянии был её понимать, так же, как Сведенборга — поэта, одарённого богатейшим воображением, у которого всё, что он создал во вторую половину жизни, шло от чувства, от сердца, от бессознательного…
Одни последователи Сведенборга слепо приняли его фантазии о небе и аде и создали особую религию — «Церковь Нового Иерусалима», другие создали «учение о духах» — «спиритизм» (от латинского «спиритус» — дух).
Алексей Ермолов, предвосхитивший свою биографию
Алексей Петрович Ермолов, генерал «с обликом рассерженного льва», был человеком во многих отношениях необычным. Подобно йогам, он умел управлять биением собственного сердца и как-то раз — шутки ради — вовсе остановил его. «Шутка», впрочем, получилась неудачной: самому же генералу пришлось «оживлять» беднягу доктора, который, не нащупав у всероссийской знаменитости пульса, бухнулся в обморок…
На поле брани Ермолов был отчаянно смел, а в обращении с власть имущими независим и даже дерзок. За эту дерзость император Павел Петрович заточил его (тогда ещё двадцатитрехлетнего подполковника) в Алексеевский равелин, а позже, смилостивившись, отправил на «вечное» поселение в Кострому. Там к опальному офицеру проявил неожиданное внимание монах Авель, известный прорицатель, и часто уединялся с ним у себя в келье. О чём они вели свои беседы — бог знает, но именно после Костромы пошли разговоры о некоей ермоловской тайне.
Солдаты, например, уверовали, что Ермолов «заговорён» от пуль и потому так безрассудно храбр. И ещё ходили слухи, что генерал будто бы обладает способностью видеть будущее.
Так, в ночь перед Бородинской битвой Алексей Петрович предсказал своему другу, молодому генералу Кутайсову, что тот найдёт свою смерть «от пушечного ядра». Предсказание сбылось: на другой день Кутайсов был убит шестифунтовым ядром. А накануне сражения под Лейпцигом, желая ободрить барона Остен-Сакена, Ермолов сказал: «Не робей, Митя. Пули для тебя ещё не отлито… Да и вообще никогда не будет отлито!» Дмитрий Ерофеевич Остен-Сакен прослужил в армии больше полувека, прошёл 15 военных кампаний, участвовал в 92 боевых делах, украсил себя полным набором всех мыслимых военных наград и… не получил за всё время ни единой царапины!
Ермолова отправили в отставку, и он поселился в Москве, в собственном доме на Пречистенке, и здесь, уже после Крымской войны, его как-то навестил капитан артиллерии Берг, участник севастопольской обороны. В летах они разнились на полвека с лишним, но это не помешало их обоюдной приязни, переросшей вскоре в настоящую дружбу. На протяжении многих месяцев они встречались чуть ли не каждый день, но весной 1859 года вынуждены были расстаться: Николай Берг, в качестве военного наблюдателя, отправился в Италию, где назревал вооружённый конфликт между Австрией, Францией и Сардинским королевством. «Генерал, — писал Берг, — выслушал известие о моём отъезде с одушевлением, как если бы ему подлили в кровь молодости…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});