Проходя по двору или занимаясь цветами в подъезде, она очень остро чувствовала, что стала персоной нон грата. Тощая соседка, проходя мимо, считала своим долгом презрительно фыркнуть и поджать губы. Другие обитатели не опускались до подобного плебейства, но тоже стали с ней чрезвычайно холодны.
Выясняется, что дружба держалась только на общем благополучии и исчезла при первом намеке на неприятности.
Она так старалась с этим чертовым подъездом, с таким упоением наводила красоту, не для себя же одной! Ей хотелось сделать приятное этим милым людям. Зачем?
Как-то так получилось, что они с Виктором не обсуждали обстоятельства его уголовного дела. То ли она отпугнула его жестокими словами, то ли он не хотел ее будоражить подробностями, а может быть, просто дома хотел отдохнуть от переживаний. Как бы то ни было, Александра не знала никаких деталей.
Витя сказал, что она ни о чем не должна переживать, но это значило только одно: ему неинтересно, что она думает и чувствует. Это ласковое «Сашуля, тебе совершенно не о чем беспокоиться, все будет хорошо» на язык реальности переводилось как «Молчи в тряпочку».
Откуда ты можешь знать, что все будет хорошо? Ты прокурор? – хотелось спросить Александре, но она молчала.
Неожиданно ей позвонила мамаша Виктора и обрушилась с гневной отповедью. Якобы именно Александра, с ее запросами и привычками, привитыми в родительском доме, пагубно влияла на Витю и заставляла его жить не по средствам. Мол, если бы она была другая, не из семьи «толстомордых партократов», а росла в среде настоящих интеллигентов, Витя никогда бы не додумался брать с больных деньги без ее подсказки.
Бедная Александра периодически открывала рот, чтобы возразить, но так ничего и не сказала. Старушка выбита из колеи ужасными газетными статьями, поэтому лучше всего просто дать ей выговориться.
Свекровь первый раз в жизни разговаривала с невесткой на повышенных тонах, и Александра с грустью поняла, что искренна она была именно сейчас, а вся предыдущая вежливость – всего лишь результат насилия над собой.
Ее собственные родители пока ничего не говорили, и Александра трусливо решила, что они просто не знают, а раз так, то незачем их волновать.
Лида могла бы ей помочь, но Александра рассудила, что раз в свое время малодушно отстранилась от бед подруги, то нечего просить ее о поддержке сейчас.
Ну, а дочь уж тем более надо по возможности оградить от всей этой мерзости. Будем надеяться, местные новости до Камчатки не долетят.
Она вдруг остро почувствовала себя одинокой. Кажется, рядом муж, есть подруга детства, а поделиться не с кем.
Единственным человеком, которому она была интересна, неожиданно оказался Всеволод Мешков. Они целыми днями переписывались в социальной сети если Александра уходила днем по делам, то, вернувшись, первым делом бежала проверять, нет ли сообщений от Мешкова.
Тон их переписки был не совсем дружеским, но в то же время не настолько романтичным, чтобы Витя заподозрил ее в измене, ненароком прочтя сообщения. Собеседник сочувствовал, призывал сохранять присутствие духа, развлекал всякими смешными историями и стишками и слегка намекал на новую сугубо деловую встречу.
Ей импонировало, что рокер никак не выражал своего отношения к делу Виктора. Не порицал гневно врача-взяточника, но в то же время и не сочувствовал ему, обличая несовершенства нынешнего государственного устройства. Это было у него и в творчестве. Он обращался к человеку, к его душе, а не к политическому строю, как многие группы Ленинградского рок-клуба. Там был протест ради протеста, Мешков же поднимал другие темы, и поэтому остался интересен, в то время как большинство групп, гораздо более популярных, кануло в небытие.
Надо говорить, а не кричать, что тебе не дают говорить.
Александра зарегистрировалась в группе его фанатов и с теплым чувством читала их воспоминания о концертах Всеволода в зонах боевых действий, сообщения о его благотворительной деятельности и просто хорошие теплые слова, обращенные к рокеру.
Мешков нравился ей все больше и больше, даже если вынести за скобки детскую влюбленность. Все это казалось сказкой, сном, а то, что общение происходило с помощью сообщений, что она читала набранный текст, а не слышала голос, укрепляло иллюзию, что, может быть, это и не происходит на самом деле.
В этом была какая-то непонятная шутка судьбы, что человек, бывший ее кумиром в детстве, неожиданно появился сейчас. Александра подошла к книжной полке и взяла томик своего любимого писателя Вадима Шефнера, перелистала. Вот оно: «Очевидно, в детстве надо больше выдумывать – в наш трудный час выдуманные вещи и люди вспоминают нас и приходят на помощь».
– Сашуля, послушай меня, пожалуйста, и пойми правильно, – сказал Виктор за ужином.
– Господи, что еще случилось? Говори скорее, не пугай.
– Мой адвокат считает, что нам надо развестись.
– Что?
– Естественно, фиктивно, – Витя промокнул губы салфеткой и улыбнулся, – в нашей жизни не изменится абсолютно ничего.
– Витя, что за бред? Найди другого адвоката.
– Я с ним согласен. Дело, похоже, мы проиграем, и почти на сто процентов я получу штрафные санкции. Это очень крупные суммы.
– Плохо, но развод-то тут при чем?
– У нас с тобой удачная ситуация в том плане, что почти все записано на тебя.
Александра вздохнула. Действительно, и квартира, и дача, и даже машина считались ее собственностью, Витя не хотел привлекать внимание общества к своим левым доходам. А у жены мало ли… Папа все же был секретарем горкома, золото партии.
– Сашуля, если мы разведемся, то гарантированно ничего не потеряем, – продолжал муж, – ну, присудят мне штраф пять миллионов и будут вычитать его из моей зарплаты пять миллионов лет. На мне числится бабушкина квартира, помнишь, где мы с тобой начинали жить, так ее отобрать нельзя, потому что это мое единственное жилье. А двадцать пять процентов от зарплаты мы как-нибудь переживем, верно?
– Но я не хочу с тобой разводиться, Витя! Давай лучше выплатим штраф! Продадим дачу, черт с ней! Я ее очень люблю, но если другого выхода нет, надо смириться. И ты не будешь никому должен.
– Сашуля, дачу мы хорошо не продадим. Место не престижное.
– Тогда бабушкину квартиру.
– Слушай, но это же несправедливо. Что бы там ни говорили, я считаю, что честно заработал все, что у нас есть. Я – хирург мирового уровня, между прочим.
– Я с этим не спорю.
Виктор поморщился:
– Давай без нравоучений, ладно? Одна маленькая формальность, и все останется при нас в любом исходе дела. Фактически ничего не изменится, о разводе никто не будет знать, кроме нас и службы судебных приставов. А как только все утрясется, мы тут же снова зарегистрируем брак. Это будет даже романтично. Можно свадебное путешествие устроить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});