– Володя, а где же волшебный прутик?
– Сейчас, сейчас, – рука торопливо нырнула в карман шалонового сюртука. К счастью, прутик оказался на месте. – Вот он!
Русалка от радости захлопала в ладоши и ударила серым хвостом.
– Я, право, не знаю, как это делается, – озабоченно промолвил он.
– А очень просто. Виктор обычно трижды проводит вдоль хвоста, он делиться на две части, и ножки готовы! Погоди, лучше не делать это на кровати. И еще надо делать так, чтобы на меня падал лунный свет…
Русалка, без помощи Владимира, соскользнула на деревянный пол и, упираясь одними руками, подтянулась к прямоугольному квадрату лунного света. Затаив дыхание, Владимир подошел к ней и кончиком прута провел вдоль рыбьего хвоста.
Пространство слегка дрогнуло, перед глазами побежали странные желтые и синие волны. Контур хвоста засветился зеленым фосфорным сиянием, от него пошли огненные искры, пахнуло чем-то горелым или паленым. Рыбья чешуя вдруг лопнула и отвалилась в стороны так, как в ухе отваливается от костей рыбье мясо. Владимира на минуту замутило. Но это состояние длилось недолго. Остатки рыбьей плоти вмиг скукожились и посерели, обратившись в легкий пепел.
Перед глазами предстала пара длинных и стройных ножек ярко розового цвета – такой цвет кожи присущ однодневным птенцам маленьких птиц или детенышам кротов и ежей. У ножек был тот же глянцевый, новорожденный, натянутый, упругий тургор. В середине мелькнули раздвоенные полукруглые дольки почти девственной раковинки, без всяческих признаков растительности… Но «новорожденные» ножки очень быстро изменили окраску – ярко-розовый цвет сменился на молочно-белый, а сам девичий пирожок покрылся нежными, словно первая весенняя травка, шелковыми волосками.
– Как же ты прекрасна, Глашенька! – прошептал Владимир.
Меж тем красавица ловко вскочила на ноги, осмотрелась, присела на корточки, упруго пружиня маленькими ступнями и, набрав в грудь воздуха, сдула серый пепел с пола. Пепел разлетелся по сторонам – теперь ничто не напоминало о существовании рыбьего хвоста. Новоявленная Глаша громко рассмеялась, запрокинув красивую голову, утопающую в каскаде золотистых волос, потом подпрыгнула и сделала реверанс.
– Глаша, повернись ко мне задом.
Она исполнила его просьбу: на него смотрели знакомые круглые, довольно внушительные ягодицы, стройная талия и узкая спина. Девушка кокетливо обернулась, перехватила его страстный взгляд и, засмущавшись, убежала за кроватный балдахин.
– Глашенька, – голос дрожал от волнения, – ты полежи немного. Я схожу в уборную и приведу себя в порядок. Я немного вспотел по дороге. Хорошо? Ты подождешь?
– Конечно, подожду, любимый! Только не долго.
Владимир бросился в уборную. По дороге он наткнулся на зеркало, висевшее над комодом. Из круглого серебристого овала на него смотрел подбитый глаз, с темнеющим синевой фингалом, и рассеченная, припухшая губа.
«Хорош, жених! Вот это, рожа!» – летуче подумал он и заторопился в соседнюю комнату. Но не успел он сделать и шага, как зеркало дрогнуло, образ расплылся, и по периметру побежали уже знакомые красноватые огоньки… Он едва узнал собственное отражение: лицо горело уже не одним, а двумя синяками; голова белела множеством бинтов; правая рука покоилась на лангете, подвязанной к шее несвежим, сероватым платком; нога, тоже, судя по всему, была перебита и щедро обмотана бинтами, пестреющими желтыми мазевыми пятнами; рядом стоял деревянный костыль.
«Ну что же, зловредное зеркало в собственном репертуаре. Спасибо, что вообще ногу не отняло… Снять его, что ли, чтоб настроение не портило или на дворе разбить?» – рассудил он мстительно. Но тут же, отчего-то рассмеялся и отправился в уборную.
Там, к счастью, был полный порядок – чистые полотенца покоились аккуратной стопкой, теплая, прозрачная вода подходила к самому краю объемной ванны. Владимир быстро ополоснулся, побрился и привел в порядок волосы. Из шкафа он достал синий, с драконами, шелковый восточный халат и накинул его на широкие плечи.
Поглядев в зеркало, висевшее в уборной, он остался вполне доволен собственным отражением. «А синяк придает лицу определенный отпечаток мужественности. Я – боец и я заслужил свой трофей. Но рожа-то – дурацкая! Может, и не придает он мужественности, а только другого нам не предложили. Эх!» – думал он. И перед тем как покинуть уборную, Владимир решил внести маленький штрих. Взгляд упал на красный, будто рубиновый стеклянный флакон с иностранным, скорее французским одеколоном. Рука потянулась за ароматом. Отвинтив крышку, Владимир щедро зачерпнул добрую порцию содержимого и вылил ее себе на голову, живот, подмышки и шею.
О, ужас! Что это было? От него пошел такой ужасный запах, какой бывает в рыбной лавке после многолетней торговли. Во флаконе оказался застарелый рыбий жир!
«Спасибо вам, господин наставник! Вы, как всегда, очень любезны! – Владимир закипал от злости. – Черт! Черт! Теперь мне снова надо мыться!»
Ему понадобилось около получаса, чтобы отмыть этот противный, тошнотворный запах. Когда он вернулся в спальню, русалка успела задремать, синие глазищи были закрыты шелковыми ресницами, темные бровки сосредоточенно сдвинуты – она мерно и глубоко дышала. Белые, упругие холмы спелых грудей вздымались от ровного дыхания.
– Ты уснула, моя милая, пока я намывался, словно кисейная барышня… – он наклонился и поцеловал русалку в спелую грудь. Она проснулась и посмотрела на него так ласково, что у него перехватило дыхание и защипало в глазах.
Русалка приподнялась и обняла Владимира за плечи.
– Глашенька, ты замерзла?
– Нет, я хорошо себя чувствую, – проговорила она нежным голоском и кокетливо выставила голое бедро.
– Ну отчего ты такая холодная? Давай я укрою тебя одеялом и обниму покрепче, ты и согреешься.
Он так и сделал. Обложив ее пуховым одеялом, он лег сзади и крепко обнял. Прошло несколько минут. Даже сквозь толстое одеяло он ощущал волнительные обнаженные полусферы ее молочно-белых ягодиц. Его вновь охватило всесокрушающее желание – фаллос напрягся еще сильнее.
– Нет, я больше не могу!
Он откинул одеяло и перевернул ее на спину. Русалка с готовностью поддалась навстречу, мягко разведя стройные ноги. Жадные губы коснулись упругих сосков, руки с силой раздвинули бедра еще шире. Из груди русалки вырвался сладострастный стон. Как только он вошел в нее, ему тут же стало не по себе… Его каменная плоть, ожидавшая привычного теплого, упругого сжатия и горячего, жадного скольжения ощутила… А, впрочем, Владимир ничего не ощутил, кроме обволакивающего мягкого холода. Ему казалось, что член погрузился в сосуд, полный холодной воды. Сделав несколько движений, он остановился, а верный каменный друг вдруг обмяк, скукожился и выпал со странным хлюпающим звуком.