— Почему же сразу не сказали, что это Гульшагида-апа ищет комнату!
Гульшагида и сама очень обрадовалась, что попала к бывшей своей пациентке, с которой так дружна была в больнице. Мать Асии чем-то напоминала акъяровскую Сахипджамал, только старше была и полнее.
— Вот счастье! Вот счастье! — повторяла Асия и, взяв Гульшагиду за руку, повела на «чистую половину».
В большой комнате подоконники уставлены цветами в горшках. Некоторые уже расцвели. В правом углу — посудный шкаф, окрашенный в черный цвет, — такие теперь можно видеть только в старинных татарских домах. Посуда в шкафу самая разнокалиберная, но веселенькая, цветастая. В простенке между окнами комод, покрытый тюлем. На комоде — всякая утварь и безделушки, Гульшагиде запомнились овальное зеркало да самовар «рюмочкой» со всякими завитушками. У печки на полу туго набитый туристический рюкзак и палки.
— Сейчас самовар поставлю! — заторопилась Хатира-апа и скрылась на кухне.
Асия, глядя в окно, грозила кому-то кулаком. Невольно посмотрела в окно и Гульшагида. Во дворе на бревнах сидели стайкой пять-шесть подростков. Шапки набекрень, воротники рубашек расстегнуты, в руках — изогнутые клюшки. Видно, разгорячились после игры в хоккей…
— Ждут Асию — мяч по льду гонять, — добродушно объяснила Хатира-апа, вернувшись с кухни. — У нее все мальчишки во дворе друзья… Посмотрите свою комнату, Гульшагида.
Маленькая, словно скворечник, комнатушка с одним окошком, совершенно пустая, даже кровати нет. Только маленький письменный столик в углу. Старые, потемневшие обои кое-где порвались, висят клочьями.
— Тут две студентки жили, — объяснила хозяйка. — Сделать ремонт — у самой сил не хватает. А у Асии — в руках гармонь, на губах песня…
— Когда можно переехать? — без дальних слов спросила Гульшагида.
— По мне — хоть сегодня. Асия завтра отправляется в какой-то там поход. Поскорее переедешь — и мне веселее будет.
— Куда вы собираетесь, Асия? — полюбопытствовала Гульшагида.
— В марийские леса, — ответила девушка, заплетая косу. — Небольшой туристический поход.
— А сердце?.. Советовалась с врачами?
Асия слегка покраснела.
— Я уже забыла, где оно у меня. Пожалуйста, не напоминайте.
За чаем шел оживленный разговор о всяких житейских пустяках, было как-то по-особенному уютно. Когда Гульшагида и Фатихаттай стали собираться домой, кто-то постучал в дверь.
— Наверно, опять этот Салах. Вот зачастил, — говорила Хатира-апа, поднимаясь из-за стола.
Гульшагида крайне удивилась, увидев знакомого молодого врача Салаха Саматова. А он еще больше растерялся.
— Как вы… здесь?
— А вы?…
Других слов они не успели найти.
Выскочившая из своей комнаты Асия объяснила Салаху:
— Гульшагида-апа теперь у нас будет жить!
5
Для первого дня Гульшагида постаралась вернуться с работы пораньше. В одной руке — пакет с мелом, в другой — рулоны обоев. Вчера, встретив здесь Салаха, она уже хотела было отказаться от комнаты. Асии, вышедшей проводить ее, так и сказала: «Есть старинная татарская поговорка: «Две бараньи головы не поместятся в одном котле». Девушка поняла ее и со свойственной ей прямотой и непосредственностью ответила: «Салаху еще далеко до того, чтобы стать головой. Пока он путается только под ногами. Он ничем не помешает. Если не переедете к нам, обидите меня на всю жизнь». Да, так и сказала: «На всю жизнь». Что тут оставалось делать.
Пока Гульшагида раздевалась, Асия сообщила, что поход у нее отложили и, не вдаваясь в объяснения, сейчас же куда-то убежала.
— Хочу привести в порядок комнату, Хатира-апа. Надо бы согреть воду, — попросила Гульшагида.
Она достала из чемодана старенький халат, переоделась, повязала голову платком и принялась за дело. Содрала со стен старые обои, привязала к лыжной палке Асии самодельную мочальную кисть, начала белить потолок. Работа знакомая — немало повозилась с малярной кистью на строительстве больницы. Кончив побелку, развела крахмал, оклеила стены новыми обоями. Потом вымыла полы. Комнатушка стала чистой и веселой, как девочка в новом платье.
Тетушка Хатира отрывалась от кухонных дел, помогала Гульшагиде. Когда все было кончено, хозяйка присела на стул посреди комнаты, хлопнула ладонями по коленям.
— Не зря говорят: «Умелая да расторопная молодуха вскипятит чугун на снегу, да еще пельмени сварит». Это про тебя сказано, дочка! Мы с Асией сколько ни собирались, так и не удосужились взяться за ремонт. А с тобой живо все сделали. Ишь как заблестело!
— Нужда заставит — еще не то сделаешь, тетушка Хатира, — со смехом ответила Гульшагида.
Главное сделано. Гульшагида переоделась, глянула на часы.
— О, магазины еще не закрыты, успею купить себе кровать.
— Пойдем вместе. На санках и привезем, санки у нас есть, — предложила хозяйка.
— Не беспокойтесь. У магазина всегда стоят люди, привезут.
Через какой-нибудь час в сенях, у стенки, стояла новенькая никелированная кровать с пружинной сеткой.
— Пусть пока здесь постоит. Комната высохнет хорошенько, тогда и внесем. А сегодня я посплю в коридоре, на сундуке, — возбужденно говорила Гульшагида, довольная тем, что хлопоты с новосельем подходят к концу, — щеки у нее порозовели от мороза, во всем теле она чувствовала бодрость.
— Зачем в коридоре? — возразила Хатира. — В комнате с Асией поспишь. У нас и раскладушка есть.
Затем, как полагается, пили чай, закусывали. Не торопясь — со вкусом и с разговорчиками пили. На веснушчатом лице Хатиры выступили капли пота. Она развязала платок под подбородком, слегка стянула его за ушами, как делают это молодухи.
Время прошло незаметно, часы за стенкой пробили десять. Гульшагида поинтересовалась:
— Асия всегда так поздно приходит?
— Гармонь дома, — значит, долго не загуляется, — спокойно ответила Хатира.
— Она что, на вечеринках играет или в самодеятельных концертах участвует?
— Вы спросите, где только она не участвует. И в кружках, и по радио… Очень любит музыку. Если б знала, что у нее такой талант откроется, не глядя ни на что, отдала бы ее в музыкальное училище. Был такой случай — школьная ее учительница даже домой к нам приходила, уговаривала: «Не закрывайте девочке дорогу, обучайте музыке». Возможно, я согласилась бы. Но это был тяжелый год: как раз умер мой старик. В таком горе до музыки ли было… Осталась вдовой — опять как-то неудобно: где это видано, чтобы у татар обучали девочку музыке? Музыка, внушали мне со всех сторон, нужна только калекам, просящим подаяние на базаре, да скоморохам… Гармонь-то л все же купила Асии, никого не послушала, — очень уж сильно тосковала она во время болезни, пусть, думаю, хоть немного позабавится.
Вскоре вернулась Асия. На голове кокетливая белая шапочка, черное пальто с белым воротником сшито по моде. Щеки у девушки разгорелись на морозе; глаза блестят.
— Ну, теперь, мама, ты довольна, что есть с кем чаевничать? — говорила она, раздеваясь.
Тетушка Хатира только улыбнулась в ответ.
«Все же — где она была весь вечер?» — невольно подумала Гульшагида, но сочла неудобным расспрашивать девушку: найдет нужным — сама скажет. Но Асия и матери ничего не сказала, а Хатира даже не поинтересовалась. Она совсем о другом заговорила:
— Ты бы посмотрела, дочка, какая красивая стала комната у Гульшагиды.
Асия открыла дверь и, пораженная новенькими, бледно-розовыми, уже просыхавшими обоями, воскликнула:
— Ай, как хорошо! Кто это так быстро сделал?
— Глупенькая, кто нам сделает! Гульшагида клеила, а я помогала.
Асия недоверчиво повела бровью и ушла в свою комнату. Вскоре вышла, уже переодевшись в простенькое домашнее платье.
Удивительно, до чего одежда меняет человека! Теперь стало заметно, как порой грустная тень набегает на лицо девушки, хотя она и старается выглядеть веселой. Кое-как допив чашку чая, она взяла в руки гармонь и, чуть склонив голову на плечо, принялась играть что-то печальное. Глаза у Асии полузакрыты, лишь тонкие ноздри слегка вздрагивают. Каштановые волосы собраны на затылке в большой пучок и скреплены какой-то замысловатой заколкой. Эта прическа делала ее точеную шейку еще более привлекательной.