Однако несомненно, что представители боярского рода Мишиничей в течение века с перерывами удерживались у власти. Следовательно, они умели поддерживать свою популярность среди новгородцев. Правильно оценив создавшуюся в 1421 г. ситуацию, Онцифоровичи способствовали избранию на владычную кафедру того кандидата, которого поддерживали широкие слои населения.
То, что избрали Феодосия «по жребию», не должно нас смущать. Схема жеребьевки давала возможность для подтасовки результатов: «Сдумавше новгородци на вече на Ярославле дворе, и став вецем у святей Софеи, положиша 3 жребьи на престол во святей Софеи, написав: игумена Феодосия святей Троице с Клопска, игумена Захарью от Благовещениа святей Богородици, Арсения ключника владычня с Лисиции горке, и по отпетии святыя службы Труфан поп 1 вынес Арсениев жеребии, потом Захарьин, а на престоле отстался Феодосьев жеребии. Посадник Тимофеи Васильевич и тысячкыи Кузма Терентеевич с новгородци възведоша игумена Феодосиа честно в дом святей Софеи на сени, месяца сентября в 1, в понедельник, на память святого отца Семеона столпъника»[800].
Скорее всего, решение о том, кому быть архиепископом, принималось заранее, а жребий был спектаклем для народа.
Сведений о деятельности Феодосия в летописях не сохранилось. По какой-то причине он не ездил на поставление к митрополиту. Его политическую позицию определить сложно. Известно, что в 1422 г. в Новгороде находился наместник великого князя Литовского Витовта Симон Голынанский. Возможно, владыка Феодосий придерживался вовсе не промосковской политики, как считают многие исследователи, а напротив, налаживал отношения с соседней Литвой. Но послужило ли это причиной смещения владыки — неизвестно. В Житии Михаила Клопского так описано свержение Феодосия: «И поживе во владычестве 3 годы, и потом сведоша его с сеней боари, и послаша его в манастырь»[801].
Новгородская первая летопись трактует произошедшее событие в несколько ином ключе: «Сослаша новгородци Феодосиа в свои монастырь, бе два лета на сенех в дому святей Софеи. И пакы того же лета възведоша Омельяна по жеребью к престолу святей Софеи»[802].
Формальным предлогом для смещения послужило неновгородское происхождение владыки — «не хотим шестника владыкою»[803]. Это единственный случай силового смещения новгородцами своего владыки в XIV–XV вв.
А. С. Хорошев считает, что причины отставки Феодосия «коренятся в социально-политической ситуации новгородского общества тех лет. Помимо внутрибоярской борьбы за кончанское представительство в посадничестве, восстание 1421 г., несомненно, имело земельный акцент… Для малоземельного Клопского монастыря этот факт мог послужить причиной выступления монастыря на стороне народных масс в решении вопроса о перераспределении земельного фонда, следствием чего было выдвижение посадскими массами кандидатуры Феодосия при выборах нового святителя. Жеребьевка дала угодного народу владыку — игумена малоземельного монастыря, кровным образом заинтересованного в решении поземельного вопроса. Новгородское боярство, решившее после 1421 г. свои внутренние вопросы путем урегулирования кончанского представительства в посадничестве, вмешалось в положение на святительской кафедре. Это подтверждает автор „Повести“, который в противовес летописцу указывает виновников низложения нареченного владыки: „Добра враг, видел же его (Феодосия. — АХ.) мужа добродетельна, вздвизает брань на нь и вооружает на нь старейшин града, и паки сведоша его из дому архиерейского…“ Изгнание Феодосия — единственный в истории святительской кафедры случай резкого расхождения политических устремлений владыки с олигархической верхушкой Новгорода»[804].
Косвенно мнение исследователя может подтвердить эпизод из Жития Михаила Клопского, в котором рассказывается, что после смерти Феодосия посадник Григорий Кириллович Посахно отказал монастырю в праве пользоваться землями по берегу реки: «Не пускайте вы коней да и коров на жар, то земля моя. Да и по реки по Веряжи, ни по болоту да и под двором моим не ловите рыбы»[805]. Возможно, право на ловлю рыбы и выпас скота на землях боярина Клопский монастырь приобрел в период владычества Феодосия (на правах аренды или иных условиях). Лишившись покровительства архиепископа, монастырь лишился и земли.
В отечественной историографии бытует еще одна версия смещения Феодосия, по которой игумен Клопского монастыря проводил в Новгороде промосковскую политику, за что и был отстранен от должности. Доказательства этой гипотезе исследователи находят в Житии Михаила Клопского. Так, Михаил якобы предрекал поражение новгородского войска на Шелони и советовал покориться великому князю Московскому; а в 1440 г. Михаил предрек падение Новгорода. Кроме того, после присоединения Новгорода Клопскому монастырю были пожалованы земельные владения, на основе чего Л. А. Дмитриев делает вывод, что монастырь был проводником промосковской политики в Новгороде, а Михаил Клопский был шпионом Москвы, выполняющий задания великого князя Московского[806]. Сомнительный вывод, учитывая дружбу Михаила с опальными князьями Константином Дмитриевичем и Шемякой. Кроме того, судя по Житию, Михаил однажды поддержал Ивана Семеновича Лошинского, одного из великих бояр, связанных с родом Борецких. Лошинский входил в антимосковскую коалицию.
Повесть о Михаиле Клопском была написана в 1478 или 1479 г.[807], поэтому неудивительно, что окончательный вариант жития был преподан в угодном московскому князю ключе. Видимо, авторитет юродивого в Новгороде был велик. После смерти Михаила сложился его культ, который и решил использовать Иван III в своих целях, щедро оплатив работу составителей жития.
Недостаток источниковых данных не позволяет достоверно восстановить причины отставки архиепископа Феодосия. Однако если верна гипотеза, что владыка был причастен к доработке Новгородской судной грамоты, то весьма вероятно, что Феодосий попытался совершить и еще какие-то демократические преобразования. Вспомним, что князь Константин Дмитриевич, который предположительно также участвовал в составлении новой редакции Судной грамоты, покровительствовал Клопскому монастырю и даже построил в нем каменную церковь. Возможно, Феодосий продолжил какие-то начинания князя, но не угодил боярам, которые сумели очернить владыку во мнении всех новгородцев. У Феодосия не стало в Новгороде сильных сторонников, иначе его попытались бы защитить. Опальный владыка попал в глубокую немилость и к новому архиепископу. Ефимий I жестко отредактировал ту часть официальной владычной летописи, которая была написана при его предшественнике — Феодосии. Вероятно, именно этим объясняется скудость летописных сведений о времени владычества Феодосия.
Более того, когда в 1425 г. Феодосий умер, в летописи он был назван игуменом («преставися Феодосии игумен святей Троице, в своем манастыре»[808]). Хотя остальных архиепископов, по своей воле покинувших стол, до их смерти величали владыками. Впрочем, Феодосий был только выбран, но так и не был утвержден в сане архиепископа московским митрополитом. Немилость со стороны преемника и неполное вступление в сан привели к тому, что Феодосия после смещения перестали считать архиепископом и лишили подобающих прижизненных и посмертных почестей. Согласно Житию Михаила Клопского, хоронили Феодосия без подобающих архиепископу почестей: «Преставися Феодосей канун Покрова дни, и послаша ко владыки Еуфимию проводит Феодосиа, и он не поехал. 3 дни лежа не похоронен, и люди добры скопяся из города, игумены и попы, и понесут Феодосиа ко гробу хоронити»[809].
Новый архиепископ Евфимий Брадатый (Омельян) пришел на владычную кафедру «от Святаго Воскресениа с Деревяницы»[810]. Имя Евфимий он получил после поставления.
Существует письменный источник, свидетельствующий, что Омельян до избрания был священноиноком Деревяницкого монастыря. Это так называемая архиерейская присяга Евфимия — Исповедание веры. Присяга начинаестя словами: «Емелиан, священноинок, милостию божею нареченный в святейшую епископию новгородскую, се пишу рукою своею и разумом своим…»[811]
А. Е. Мусин выдвинул гипотезу о том, что Омельян-Евфимий был братом боярина Юрия Онцифоровича[812]. Основой для своих построений исследователь принял две археологические находки с Неревского раскопа: во-первых, берестяную грамоту № 253 (1369–1396), содержащую распоряжение Максима Онцифоровича о выдаче зерна некоему Емельяну, а во-вторых, навершие посоха, обнаруженного в слоях 1369–1382 гг., на котором начертано имя владельца — «Емельян».