Читать интересную книгу Игра в кино (сборник) - Эдуард Тополь

— Сонька! — сказал я и обнял ее, и стал целовать эти печальные горькие глаза И вдруг почувствовал — руками, которыми обнимал ее, — что она как бы оплывает, как бы оттаивает и все то, что, видимо, накопилось в ее одинокой душе за последнее время, вот-вот хлынет наружу слезами облегчения и муки. — Соня! — сказал я с болью.

И она заплакала. Она заплакала у меня на плече и стала порывисто, наобум целовать меня в шею, в глаза, в щеки, приговаривая:

— Петька! Петька! Петенька!!!

…Плакала ли когда-нибудь ваша родная сестра на вашем плече?..

— Сонь, перестань… Сонь, перестань, успокойся… Милая моя. Все. Все прошло. Ты будешь жить здесь. Мы будем вместе, слышишь? — Я гладил ее по голове и вдруг увидел в ее пышных волосах одинокий седой волос. — Что это, Соня?!

— Ерунда, — сказала она, вытирая слезы. — Ерунда. Почему тебя не приняли в институт? Ты же прошел конкурс.

— Ну, не приняли, и плевать, — сказал я. — Поступлю на вечерний. Поработаю в газете и поступлю. И вообще, на писателей не учат. Я начал прозу писать, Соня. В одном журнале обещают напечатать мой рассказ. Тогда я куплю тебе путевку, тебе нужно отдохнуть. А потом мы что-нибудь придумаем…

— Глупый, — сказала она. — Я уже все придумала, сама. Смотри. — Она достала из сумочки какое-то письмо. — Меня уже пригласили работать в Шатуру, в музыкальную школу. Это под Москвой, двести километров. Мы будем видеться каждое воскресенье. Мы теперь всегда будем вместе, хорошо? Нас ведь только двое осталось, Петя…

И как назло, именно в этот момент раздался звонок в прихожей.

— Кто это? — спросила Соня.

Я знал, кто это, но сделал вид, что не знаю, — пожал плечами и пошел открывать дверь. Конечно, это была Ирка.

— Привет, — сказала она, шагнув через порог. — Извини, я задержалась, столько народа в метро! Из театров, что ли, едут…

— Футбол сегодня, — сказал я.

Она сбросила пальто и тут увидела Сонин чемодан.

— Чей это? — сказала она.

— Идем, я познакомлю тебя с моей сестрой, — сказал я.

— А может быть, я… — Она потянулась к пальто, собираясь уйти.

— Идем, — сказал я и провел ее в комнату. — Познакомься, Соня, это Ира.

Только женщины могут так коротко, одним взглядом охватить друг друга. Впрочем, они церемонно пожали друг другу руки, сказали «очень приятно». Ирка еще добавила:

— А вы очень похожи. Петя, можно тебя на минутку, по делу… Я ведь на бегу заскочила, я очень спешу… — И увела меня на кухню. Там, закрыв за собой дверь, она сказала: — Мог бы предупредить, я ехала через весь город.

— Я сам не знал. Она только приехала. Но не в этом дело. Ты можешь остаться.

— Еще чего?! Надолго она?

Я пожал плечами, сказал:

— Ириш, слушай. Мне нужны билеты — в филармонию, в театр, а до зарплаты еще неделя. А она уже год как нигде не была…

— Ясно, — прервала она и открыла сумочку. — Тридцать рублей. Если не хватит, я еще достану, у мамы…

Она протянула мне деньги.

— Ну, тридцать — это много… — замялся я.

— Возьми, — приказала она.

— Когда напечатают мой рассказ… — начал было я.

— Ладно тебе! — перебила она. — Рассказ! Если напечатают, я куплю тебе коньяк, а ты купишь себе костюм или пишмашинку.

— Спасибо, — сказал я, пряча деньги в карман, и протянул руку, чтобы открыть дверь из кухни.

Но Ирка удержала меня. Я вопросительно поглядел на нее.

— Идем, ведь неудобно, — сказал я.

Но она молча и ожидающе смотрела мне в глаза.

— Ты псих, — сказал я. — Ты просто псих.

— Ага, — сказала она и притянула меня к себе, обняла и поцеловала. Потом, прильнув ко мне всем телом, поцеловала еще и еще раз. И тихо сказала: — Петя, я останусь, а? Ведь тут две комнаты. Я люблю тебя, Петь…

— Ну не сегодня же, Ира. Ты сама понимаешь…

— Да, понимаю, я понимаю. Я просто дура… А я пойду с вами в театр?

— Конечно, — сказал я. — Идем, неудобно.

Мы вышли из кухни. Соня сидела на диване, опустив руки на колени и глядя в пол. У ног ее терся Сидор, но вряд ли она сейчас видела его.

Услышав наши шаги, она подняла на меня далекие печальные глаза. Но я почему-то отвел свой взгляд, мне было неловко сейчас встречаться с Сониными глазами.

Пять дней в неделю она учила шатурских ребятишек музыке, а на шестой садилась в электричку и ехала в Москву, ко мне. Гаммы, многоголосые фортепианные гаммы летели вслед за поездом. Соня везла их в себе, и еще она везла мне смешные и грустные рассказы о своих маленьких учениках. Это были забавные истории, они вполне могли бы продолжить знаменитую книжку Чуковского «От двух до пяти» — среди пятнадцати Сониных учеников было трое семилетних проказников и проказниц, одаренных музыкальным слухом, и каждый раз Соня привозила с собой новости об их детских выходках, смешных словечках, трогательных и дерзких поступках…

В этих ее рассказах я улавливал скрытую Сонькину тоску по собственным детям, я чувствовал, что там, в своей музыкальной школе, она в течение этой рабочей недели — с понедельника до пятницы — не только учит детей гаммам по учебнику Черни, но отдает им весь запас ласки и доброты своего уже взрослого и одинокого сердца. А в субботу она садится в электричку и едет ко мне, и гаммы, фортепианные гаммы Черни еще звучат в ней, еще бегут следом за ней и за поездом и галками сидят вдоль дороги на телеграфных проводах…

В ту субботу она тоже ехала в Москву.

Она сидела у окна, заснеженные поля Подмосковья плыли навстречу поезду, а потом их заслонил какой-то грузовой состав, догнавший электричку. На платформах грузового состава были укрытые брезентом армейские тягачи и гаубицы, и на каждой из этих платформ сидело по солдату сопровождения — они были в полушубках и прятались от встречного ветра за станинами гаубиц или в кабинах вездеходов.

Состав стал обгонять электричку. Соня опустила глаза к книге.

— Сумасшедший! Он же убьется! — вдруг громко сказала женщина, сидевшая рядом с Соней.

Соня удивленно взглянула на нее, потом — проследив за ее взглядом — посмотрела в окно.

По платформе воинского эшелона, обгоняющего их электричку, размахивая руками и что-то крича, бежал солдат. Он бежал назад, к концу платформы, потом перескочил на следующую и оказался напротив окон Сониного вагона. И она увидела, кто это. Это был Мурат.

Воинский состав вдруг сбавил скорость (или, наоборот, электричка пошла быстрее), но так или иначе — грузовая платформа с Муратом вдруг стала отставать. На ней, подавшись всем телом вперед, стоял Мурат, безмолвно смотрел на Соню.

А она смотрела на него, ничего еще не соображая, не понимая, как он тут оказался. Они видели друг друга какую-то секунду-две, а потом воинский эшелон стал отставать, и Сонин вагон унес ее от Мурата.

По платформам, перебираясь через тамбуры и буферные сцепления, на платформу Мурата пришел старшина.

— Расулов, — сказал он. — За самовольную отлучку с боевого поста — два наряда вне очереди.

— Хорошо, — сказал Мурат, сидя на станине гаубицы и глядя вслед укатившей электричке.

— Что хорошо? — разозлился старшина. — Как отвечаешь?

— Есть два наряда вне очереди, — безразлично сказал Мурат, не отрывая взгляда от клубящегося за хвостом электрички снега.

Старшина сел рядом с ним на станину, спросил:

— Ты кого там увидел?

— Никого… — пусто ответил Мурат. Он уже не видел электричку, она скрылась за поворотом, а воинский эшелон плелся еле-еле, ожидая, видимо, зеленого светофора.

— Чокнутый ты, что ли? — сказал старшина.

— Ага, — сказал Мурат.

Тут по их составу пронеслась судорога резкого рывка — наверно, их составу дали зеленый и машинисты перевели контроллер на «полный вперед». Состав стал набирать скорость.

Мурат грустно глядел на замелькавшие рядом домишки приближающейся станции.

Воинский состав подошел к станции на полной скорости и, не сбавляя ее, мчался дальше, без остановки.

И вдруг на пустом перроне Мурат увидел Соню.

Она стояла одна, одна на пустом заснеженном перроне, мимо нее мчался громыхающий воинский состав.

— Соня! — заорал Мурат, срываясь с места. — Соня!

Она увидела его, но в то же мгновение его платформа промчалась мимо.

Старшина успел схватить Мурата за рукав полушубка, но Мурат вырвался, побежал по платформе назад, перескочил на следующую платформу и помчался по ней, огибая орудия и крича:

— Соня!!! Соня!!!

Где-то на третьей или четвертой платформе солдаты все же схватили его, повисли на этом обезумевшем мальчишке.

— Соня!!! — Он рвался у них из рук и вдруг, сорвав с головы шапку, бросил ее на проносившийся возле платформы перрон.

Таким она и запомнила его — уносящимся на воинской платформе, с непокрытой головой, два солдата держат его за плечи.

Эшелон пролетел мимо перрона, подняв за собой снежную порошу. Соня медленно прошла к концу перрона, подняла шапку-ушанку, осыпанную снегом. Шапка была еще теплой. На тыльной стороне, под козырьком, была надпись химическим карандашом: «Расулов М.»