Читать интересную книгу Красный террор в годы гражданской войны - неизвестен Автор

Начатая против Чрезвычайной комиссии кампания в печати и в некоторых правительственных группах потерпела фиаско. Чрезвычайная комиссия не будет подчинена Петровскому и останется в ведении Совнаркома.

Что же касается расстрелов, то я должен сказать, -- продолжал гражданин Петерс, -- что, вопреки распространенному мнению, я вовсе не так кровожаден, как думают. Напротив, если хотите знать, я первый поднял вопль против красного террора в том виде, как он проявился в Петербурге. К этому, я бы сказал, истерическому, террору прикосновенны больше всего те мягкотелые революционеры, которые были выведены из равновесия и стали чересчур усердствовать.

До убийства Урицкого146 в Петрограде не было расстрелов, а после него слишком много и часто без разбора, тогда как Москва в ответ на покушение на Ленина ответила лишь расстрелом нескольких царских министров.

Вы спрашиваете об амнистии? Нет, амнистии не будет. Мы просто усиленно разгружаем тюрьмы от неопасного элемента. Этим ведает теперь специальная комиссия.

Что касается арестованных меньшевиков, то мы разделяем их на активных и пассивных. Последние будут освобождены, первым же не будет пощады.

Теперь наступает самый острый момент для революции. Интернациональная контрреволюция готовит грандиозный поход против большевизма. Этот поход может снова окрылить притихшую русскую буржуазию, но я заявляю, что всякая попытка русской буржуазии еще раз поднять голову встретит такой отпор и такую расправу, перед которыми побледнеет все, что понимается под красным террором.

Утро Москвы147, 4 ноября 1918, No 81

ПИСЬМО ИЗ РОССИИ148

Дорогой Георгий!

Получила твое письмо и была, конечно, обрадована и поражена. Подумать только, куда занесла тебя судьба! Интересно будет потом встретиться, много интересного, я думаю, порасскажешь. Твое письмо я послала на прочтение Соне и Наташе Балакиной. Многое изменилось с тех пор, как мы расстались. Умерла моя сестра Шура. Мы застряли в Архангельске при белогвардейцах, куда я получила от тебя письмо из Лондона и ответила тебе на Лондон. Я вышла замуж, перенесла много горя, так как муж мой еле-еле уцелел. Теперь мы оба живем в Вологде, я служу в качестве химика в одном институте, а муж -- агроном. Живем более чем скромно, не по-прежнему. Устя с мамой в Петрограде. Устя учится в медицинском институте. Наташа с матерью тоже в Петрограде. Она тоже получила твое письмо. Балакин пропал на фронте без вести. Дочка ее умерла. Алеша Ев. жив, учится в Казани в медицинском институте. Наташа его видела. Ванечка тоже жив. Юдин женат на Тоне Девяткиной, у них два ребенка. П. Голиков тоже жив и здоров. Дейч149 сидит. Даша в Москве учится, Ксения в Москве, все такая же. Данин брат умер (муж Флоры Григорьевны) . Умер Даниил Захаров от сыпного тифа. Много, много смертей. И не узнаешь ты людей, как не узнаешь Петрограда. Я осталась такою же и рада, что ты меня вспомнил. [19]13 и[19]14 годы -- лучшие мои годы. А теперь живешь только личной жизнью. Горе одиноким. Впрочем, я не хотела бы быть за границей в эту тяжелую для родины годину и понимаю твое стремление вернуться. Я собираюсь все-таки жить в Петрограде на старом пепелище. И думаю, ты не пройдешь мимо и когда-нибудь встретимся. А если хочешь мне доставить много радости, пошли из Америки чего можешь, а главное -- сладкого. Живем без сахара, так как не по карману. Буду тебе очень признательна. Всего хорошего, искренне расположенная Леля.

Адресуй так: Петроград, Васильевский остров, 16-я линия, д. 93.

Агнии Константиновне Федорушкиной для Лели.

ВОПРОС О РЕПАТРИАЦИИ РУССКИХ БЕЖЕНЦЕВ

в связи с резолюцией, принятой Совещательным комитетом при верховном комиссаре д[окто]ре Нансене150 20 апреля 1923 года

Доклад В. П. Носовича151

Разногласия представителей русских беженских организаций в происходившем 20 апреля заседании Совещательного комитета при верховном комиссаре д[окто]ре Нансене по вопросу о репатриации вызвали серьезную тревогу в среде русской зарубежной общественности. Тревога эта находит себе полное оправдание как в деятельности верховного комиссара д[окто]ра Нансена в области репатриационной проблемы, так и в обстоятельствах, сопровождавших ее постановку на разрешение Комитета.

Внесенным на повестку дня этого заседания докладам было предпослано обширное сообщение председателя Комитета верховного комиссара д[окто]ра Нансена об его деятельности за истекший со времени предшествующего заседания период и о значении предложенных на рассмотрение Комитета вопросов. Соображения свои по поводу репатриации д[лкто]р Нансен приурочил к докладу представителя Jewish Colonization Association and Allied Organization152 г. Люсьена Вольфа "Об эвакуации еврейских беженцев в Польше и Румынии". Доклад этот был посвящен положению русских беженцев еврейской национальности, временно обосновавшихся в Польше и Румынии, впредь до получения возможности эмигрировать в другие страны, по преимуществу в Северо-Американские Соединенные Штаты и Аргентину, и оказавшихся под угрозой принудительного возвращения в советскую Россию в силу последовавших почти одновременно распоряжений Польского и Румынского правительств. В докладе г[осподина] Вольфа указывалось, что в отдельных случаях к принудительной высылке было уже приступлено, причем одна из беженских групп, насильно вывезенная польской стражей в нейтральную зону, не была допущена в Россию русской стражей и оказалась, таким образом, в совершенно безысходном положении.

В последней части своего доклада г[осподин] Вольф упоминал, что многие из находящихся в Польше и Румынии беженцев выражают желание вернуться в Россию. Хотя таким образом репатриационная проблема, по смыслу доклада, возникала лишь в отношении этой последней части беженцев, г[осподин] Вольф в виде заключительного вывода представил на утверждение Комитета проект резолюции следующего содержания:

"Верховный комиссар приглашается войти в переговоры с Русским и Украинским правительствами в видах репатриации русских беженцев, выразивших желание вернуться на родину, при условиях, которые обеспечили бы за ними право на возвращение им русского гражданства и достаточную охрану, дающую им возможность восстановить свои жилища и возобновить свою общественную и экономическую деятельность".

В упоминаемой выше записке своей верховный комиссар д[окто]р Нансен изложил следующие данные по вопросу о репатриации.

Некоторые балканские казачьи организации довели до его, верховного комиссара, сведения, что несколько тысяч казаков, входящих в эти организации, желают вернуться на родину в Южную Россию и просят д[окто]ра Нансена войти в переговоры по этому предмету с советским правительством. Последовавшие, согласно этому ходатайству, письменные сношения советского правительства с д[окто]ром Нансеном завершились заключением особого соглашения, в силу которого советское правительство обязалось предоставить всем русским беженцам, репатриированным с согласия советского правительства под покровительством верховного комиссара, все без изъятия привилегии, предусмотренные декретами о всеобщей амнистии от 3 до 10 ноября 1921 года153 и притом без применения к репатриированным декрета от 15 декабря 1921 года и других распоряжений такого же характера. Вместе с тем советское правительство согласилось предоставить г[осподину] Джону Гордипу или другим надлежаще уполномоченным представителям д[окто]ра Нансена свободно сноситься со всеми репатриированными в указанном порядке беженцами, дабы иметь возможность удостовериться в том, что перечисленные льготы им действительно предоставлены. Сверх того репатриированные беженцы получили право избрать представителей в количестве одного на сто и послать их за границу для осведомления своих соотечественников о мерах, принятых в отношении возвратившихся на родину. Все эти привилегии были дарованы исключительно выходцам с Дона, Кубани и Терека, добровольно пожелавшим вернуться на родину, численностью не более 2000 в месяц. Свои обязанности в отношении этих лиц советское правительство ограничило исключительно областью репатриации. Дополнительным соглашением от 22 декабря 1922 г. было установлено участие верховного комиссара в расходах по доставлению репатриируемых до русской границы. В отношении беженцев болгарских издержки на каждое лицо были определены в размере 17 шиллингов, из которых 10 шиллингов подлежали внесению из сумм верховного комиссара, а остальные семь доплачивались или самими репатриированными, или общественными организациями.

Сообщая эти данные о своей деятельности в области репатриации, д[окто]р Нансен заявил себя "особенно счастливым, имея возможность удостоверить, что в общем советское правительство вполне добросовестно исполнило принятые на себя обязательства".

В установленном соглашением порядке уже возвращено около 6000 беженцев из Болгарии154, причем до момента составления сообщения ни одного важного случая преследования со стороны советской власти репатриированных констатировано не было. К изложенному верховный комиссар присовокупил, что в том же порядке ему удалось вернуть на родину еще около 1000 русских беженцев из Греции, куда они проникли из Малой Азии.