Теперь, после первой встречи, было не похоже, что союзники пойдут на такие уступки. Капитуляционные документы были написаны в рассудительном и требовательном стиле победителя. Это было настоящим шоком для обоих немцев.
Вторая встреча началась точно в девять вечера. На этот раз на ней присутствовали генерал-майор А.П. Кисленко[22], представлявший русский Генеральный штаб, и его переводчик, лейтенант Ураевский.
Германским эмиссарам была предоставлена возможность выставить любые возражения, и они обратились с настоятельной просьбой о демобилизации германских армий на месте без интернирования в лагеря военнопленных. Они также повторили свое требование, чтобы немецким офицерам было разрешено сохранить личное оружие – по их утверждению, это было необходимо для поддержания дисциплины в ходе исполнения капитуляции.
Условия соглашения о капитуляции предусматривали, что немцам не будет дозволено пользоваться каким-либо автомобильным транспортом после того, как они сложат оружие. Эмиссары отметили, что это невыполнимо, потому что полная сдача войск займет две-три недели, а в это время немецкие части надо снабжать продовольствием.
Еще одним поводом для споров стали суда в портах. Швайниц отметил, что эти корабли не подконтрольны армейской группировке, а подчиняются приказам германского военно-морского флота. Поэтому он мог гарантировать только сдачу портов, но не кораблей.
Важное возражение немцев касалось портов Триест и Пола. Они объясняли, что не могут брать на себя обязательства относительно этих знаменитых портов, последний из которых когда– то был военно-морской базой Австро-Венгерской империи. Недавно Триест, Пола и вся территория к востоку от реки Изонцо были переданы в ведение генерала Лёра, германского командующего на Балканах. Он не был вовлечен в переговоры генерала Вольфа о капитуляции. Британский адмирал, присутствовавший на заседании, был явно разочарован тем, что ускользает перспектива поднять «Юнион Джек» и заполучить сдавшийся германский военный флот.
Командиры союзников выслушали соображения немцев и пошли на уступки по некоторым незначительным позициям. Они согласились на дальнейшее использование немецкого военного автотранспорта. Они допустили возможность оставить немецким офицерам личное оружие до завершения процесса капитуляции. Однако в отношении главного требования немцев о демобилизации германских войск и их скором возвращении в Германию союзники остались непреклонными.
Поэтому, когда заседание было завершено, немцы, особенно Швайниц, были недовольны. Они пригласили меня к себе, поскольку желали дополнительно обсудить условия капитуляции и, в частности, дали указания, касающиеся радиообращения, которое они намерены были направить в германский штаб в Больцано. Наши переговоры длились почти всю ночь.
Скоро стало ясно, что майор Веннер, представитель от СС, в душе уже сдался и, похоже, имел указания подписать акт о капитуляции в любой представленной форме. Однако Швайниц, выступавший от имени вермахта, считал, что не может отступать в вопросе с интернированием. Он заявил, что хочет избавить немецких солдат от длительной изоляции в союзнических лагерях для военнопленных на чужой земле. Вновь и вновь он ссылался на устные инструкции, полученные им по этому вопросу от командующего, которые не позволяли ему принять условия капитуляции в представленном виде.
В конце концов я выдвинул аргумент, который, кажется, возымел действие. «Неужели вы не осознаете, – сказал я, – что каждое наше слово может стоить жизни сотням солдат? Каждую минуту, пока мы здесь спорим, происходят новые разрушения, новые авианалеты на германские города, гибнут люди».
Здесь сопротивление Швайница стало угасать. Но он все еще настаивал на том, что его начальник, Витингоф, должен быть информирован относительно условий капитуляции и у него следует получить окончательное согласие на подписание документов. Вместе мы набросали черновик телеграммы, которую следовало направить Витингофу. Было четыре часа утра.
Я чувствовал, что удалось добиться значительного прогресса. На рассвете с черновиком телеграммы в кармане я ехал в автомобиле вдоль отражающих лунный свет водопадов Королевского парка в офис генерала Лемницера в огромном здании королевского дворца.
Генерал работал за своим столом. Он был весьма ободрен продемонстрированным проектом телеграммы и приказал немедленно его зашифровать. Так как Уолли, наш радист, еще не занял свой пост в штабе Вольфа в Больцано, послание было отослано в наш офис в Берне, откуда его должны были переправить с курьером в штаб Витингофа в Больцано. Такой затяжной метод доставки означал, что ответ можно будет получить самое раннее через два– три дня.
Нам удалось несколько часов поспать. Следующая неформальная встреча между генералами Лемницером и Эйри, немецкими эмиссарами и мной состоялась утром. Это заседание Эйри открыл заявлением, что нет времени ждать ответа Витингофа. Он настаивал на том, чтобы капитуляция была подписана сегодня же, а эмиссары могли бы днем отбыть и попытаться на следующий день добраться до Больцано. Вот тогда стало ясно, что долгие дебаты предыдущей ночи принесли свои плоды, потому что теперь Швайниц согласился поставить подпись без дополнительного согласия начальника.
Вслед за тем началось обсуждение и определение необходимых мероприятий для оформления капитуляции. Заставить сражающуюся армию сложить оружие во многих отношениях такое же кропотливое дело, как и мобилизовать ее. Самое важное – зафиксировать точное время прекращения военных действий и убедиться, что приказы дошли до фронтовых частей и выполняются. Не может быть ничего хуже варианта, когда одна сторона прекратит огонь, а другая будет продолжать сражаться. Чтобы предотвратить какое-либо взаимонепонимание и синхронизировать действия, было решено установить время капитуляции по гринвичскому времени.
Почти столь же важным было установление радиосвязи между штабом союзников и вражеским штабом. Коды, а также длины волн для обмена сообщениями между армиями были переданы немцам для доставки в их штабы[23].
Днем и временем капитуляции были назначены 2 мая, полдень по Гринвичу, т. е. 2 часа пополудни по местному времени. Было 29 апреля, и мы полагали, что эмиссарам понадобятся примерно сутки, чтобы вернуться в свои штабы. Таким образом, оставалось 48 часов, чтобы отдать приказы о капитуляции и довести их до фронтовых германских частей. Мы сознавали, что уложиться в срок – 72 часа – можно только решая быстро вопросы. Было совершенно необходимо, чтобы команда, доставляющая акт о капитуляции, покинула Казерту на самолете в тот же день, не позднее трех часов. Тогда самолет успел бы приземлиться на швейцарско-французской границе до наступления темноты. Не оставалось даже времени перепечатать акт о капитуляции, в котором было около 30 страниц, чтобы внести в него изменения, на которые согласилось командование союзников. По предложению генерала Лемницера я вставил эти изменения от руки, а сам генерал наблюдал за мной из-за спины, следя, чтобы формулировки были верными.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});