должен быть голодным — жить эмоциями, быть невротичным и страдать, а если поводов для страдания не будет, то художник превратится в скучного обывателя и топливо для творчества закончится, потому что именно страдание с его яркими проявлениями ассоциируется с возможностью творить.
Современная реальность, в отличие от мифа, такова:
● не страдание — пища для творчества, а интерес, восприимчивость, открытость, внимание к себе и к миру. Более того, если творческий продукт создается как способ справиться с личной острой травмой, то, во-первых, есть большой риск, что такой продукт не будет воспринят ни партнерами, ни зрителями (об этом подробнее мы расскажем в разделе про стыд). Во-вторых, критическая обратная связь может быть губительна для творца, поскольку воспринимается как личное отвержение.
В-третьих, «страдающий творец» — спринтер, в то время как творческая карьера — это марафон, который требует личностной устойчивости, стабильных границ и умения справляться со стрессом. Часто те, кто, сами того не осознавая, приходит в мир кино, чтобы найти внешнюю творческую форму для внутренних непереработанных страданий, могут поначалу выдать на-гора что-то талантливое, но дальше они идут неровно, чаще других выгорают и сходят с дистанции;
● творческие люди действительно сосредоточены на творческих задачах, и это часто привносит дополнительные сложности с организацией быта и распределением внимания, что, однако, не означает неважности остального.
В глобальной деревне все труднее найти «норку», где можно, отгородившись метафорической шторкой, жить дешево и творить днями напролет, не обращая внимания ни на что. Как показал опыт грянувшего карантина, даже продолжительное пребывание взаперти не означает возможности сбросить балласт обязательств и уйти в раковину. Скорее напротив.
Творческому человеку приходится заниматься прозаическими вещами, обеспечивать себя, как и всем остальным, ориентироваться в вызовах современного мира, но сверх того есть еще и требовательная, «безразмерная» сфера творческой работы — с ее вызовами, рефлексией, подводными камнями, переживаниями. Мы должны это знать, принимать и уважать.
Что приводит нас к следующему, если угодно, смежному мифу.
4. Миф о свободе
То, что выглядит со стороны как свобода, таковой на самом деле не является. Кино — усилие групповое, а значит, все связаны со всеми и подчиняются массе требований и правил.
Каждое вышедшее кино или сериал означают, что совпали десятки факторов — родилась интересная идея, обрела привлекательный вид, попалась на глаза тем, кто решил вкладывать в нее время и деньги и, в свою очередь, готов идти к тем, кто будет и сможет доводить проект до показа, вливать в него деньги, ожидания, влиять. Это лишь самый общий и грубый абрис многомесячной, а то и многолетней оркестровки любого проекта. На каждой стадии которого возникают непредвиденные препятствия, решаются самые различные вопросы.
Даже сценарист — человек, с которого все начинается, и, казалось бы, человек, главным рабочим инструментом которого является его личный опыт и фантазия, — включен в сложную систему товарно-денежных и рабочих отношений.
Так или иначе, свобода в значении «творю без оглядки на других» в сфере кино требует больших оговорок.
5. Миф об уникальной неприкаянности, или все в каннах, а я один, как лузер, сижу в дыре
Находясь между проектами, временно не у дел, в творческом кризисе, в момент неудачи легко потеряться в ощущении неприкаянности.
Наш нарциссический мир, поощряющий вульгарное достигаторство, всячески способствует усилению этого эффекта: «Все в Каннах (на «Кинотавре», в шорт-листах премий и прочее), а я лузер, в съемной однушке без надежды, средств и перспектив». Варианты: «Мой поезд ушел», «Все, про меня все забыли» или, как говорила моя приятельница, переигрывая советский рекламный слоган: «Я — соус “Южный”, никому не нужный».
Вот что пишет об этом комплексе переживаний в современном мире немецкий социолог Андреас Реквиц в интервью Colta.ru: «...мы живем в эпоху так называемой «эмократии», где эмоции становятся основной валютой и внутренней жизни, и экономики. Субъект позднего модерна теперь занят не только самореализацией, но и тем, чтобы продемонстрировать вовне свою подлинную и привлекательную жизнь. Все должны ее увидеть.
И здесь намечается первая вероятная “зона фрустрации”, а именно: эти два уровня (или две части) могут оторваться и разлететься. Это вполне возможно: я сам могу чувствовать, что переживаю что-то позитивное, — но это невозможно показать другим. А может быть, другие это увидят, но не поймут или не оценят. Мой социальный статус может даже пострадать. А бывает и наоборот: вовне мы демонстрируем нечто фантастически прекрасное. Окружающие реагируют, выражают признание. Но мои собственные чувства могут с этой предъявленной реальностью не совпасть. Такие разрывы в эмоциональной культуре, конечно, часто ведут к разочарованию...»
Что может помочь, когда мы чувствуем себя пойманными в этот круг сложных переживаний, когда кажется, что остальным удается и жить «правильно», и предъявлять это миру, и соответствовать критериям «успешного успеха» там, где ценится саморепрезентация, а лента фейсбука выглядит как бесконечный отчет о свершениях коллег?
Как не корить себя, когда до достижений еще пахать и пахать, а со всех сторон вы наблюдаете присутствие людей более влиятельных, или более пробивных, или людей с талантом самопродажи и самопредъявления?
Как не терять чувство собственного достоинства и твердость почвы?
Во-первых, сама эта книга задумывалась для того, чтобы нормализовать тот опыт кризисов, тупиков, простоев, неудач, творческих блоков, периодов безденежья и уныния, потери веры в себя и в свои способности, обесценивания, ощущения себя неузнанным, невидимым, невостребованным, с чем сталкивается практически каждый участник киноиндустрии. Вероятнее всего (и здорово, если это так!), вы тревожились, грустили, радовались, замирали, узнавая себя в историях наших авторов, а затем начинали дышать чуть глубже, понимая, что то, с чем вы сталкиваетесь на своем творческом пути, абсолютно НОРМАЛЬНО.
Через это в той или иной мере проходят все. Проблема заключается лишь в том, что мы переживаем трудности в одиночестве, замыкаясь и оказавшись в изоляции, в то время как в нашу эпоху бесконечно растиражированного частного опыта успехами принято делиться в публичном пространстве. И это создает ложное мучительное ощущение, что «со мной что-то не так, проблема исключительно во мне, а у других все хорошо».
Не стоит путать реальность с ее репрезентацией.
В жизни каждого «победителя» и «достигатора» есть свои слабости и комплексы. Моменты пустоты и неуверенности свойственны всем, кто хоть сколько-нибудь восприимчив и пытается осмыслить свою дорогу.
Здесь также помогает круг людей, с которыми безопасно делиться сложными чувствами. Будучи озвученным, всякое тайное переживание теряет свою токсичную хватку и дает силы перешагнуть через собственную уязвимость.
Наконец, что бы ни происходило в окружении, умение ждать