– Разве тебе не хочется на берег? Сан-Франциско тебе так понравился?
Он промолчал:
– Правда, сегодня на баке рассказывали, будто капитан от нас уходит?
Действительно, пришедший накануне корвет привез слух, будто наш капитан получает другое назначение, и что к нам на клипер будет назначен капитаном один из старших офицеров, известный на эскадре как человек крутой, суровый, школивший матросов по обычаю прежнего времени.
Я передал Лютикову, что слухи были.
– Другие порядки, значит, пойдут! – проговорил Лютиков. – Такого, как наш капитан, редко найдешь… Хороший капитан, и людям жить можно, а как попадет какой-нибудь зверь – мука пойдет… Опять пороть людей будут…
– Ведь ты знаешь, что телесные наказания отменены. Недавно приказ читали…
– Мало ли что отменено, а небойсь, на других судах и порют, и в зубы бьют! – с насмешливой злостью возразил Лютиков. – И теснить людей по закону запрещено, и грабить запрещено, а люди людей и теснят, и грабят! И староверам по закону по-своему молиться можно, а небойсь, коли не заткнешь пасть деньгами, нельзя… Все можно, только не нашему брату! – прибавил он с каким-то страстным озлоблением. – Да и вам, господа, все можно, да не очень! – с иронией продолжал он.
Через день в Сан-Франциско пришел адмирал, и слухи о новом назначении капитана подтвердились. Все, и офицеры, и матросы, искренно сожалели, что капитан оставляет клипер. Только один Лютиков, по-видимому, не разделял общего сожаления. После этого известия он даже повеселел, что крайне удивило меня в ту пору.
В тот же день команду отпустили на берег. Лютиков уехал необыкновенно веселый. Никогда не видал я его в таком хорошем настроении.
Вечером, когда мы сидели в кают-компании за чаем, гардемарин, ездивший с командой на берег, доложил старшему офицеру, что все вернулись, исключая Лютикова.
Старший офицер удивился, зная пунктуальную аккуратность Лютикова. Он предположил, что случилось что-нибудь особенное, если Лютиков опоздал на шлюпку, и приказал одному из офицеров завтра пораньше ехать в город навести справки о Лютикове через консула. Никто, разумеется, и не подозревал, что Лютиков мог дезертировать.
Посланный офицер вернулся, не узнавши ничего.
Прошел еще день. Старший офицер начинал беспокоиться. Уж не заболел ли Лютиков?.. Он хотел было снова посылать офицера на берег за справками, как капитанский вестовой доложил ему, что его просит к себе капитан. Через четверть часа наш милейший Василий Иванович вернулся взволнованный. Несколько времени он сидел молча, нервно теребя усы, и, наконец, таинственно сообщил на скверном французском диалекте, что Лютиков бежал.
Это известие поразило всех. В первую минуту никто не хотел верить, что Лютиков мог бежать.
– И я, господа, никогда не поверил бы… Такой отличный был унтер-офицер и вдруг…
Он рассказал, что капитан только что получил письмо от Лютикова. В письме он просит у капитана прощения за свой поступок и – вообразите! – сообщает, что давно задумал бежать и что намерение это ускорилось известием об уходе капитана.
Старший офицер просил нас держать бегство Лютикова в секрете от матросов, чтобы не произвести дурного впечатления.
– Если бы бежал какой-нибудь негодяй, а то лучший унтер-офицер. Черт знает, что такое! – прибавил в недоумении старший офицер.
На следующий день Василий Иванович объявил боцману Щукину, что Лютиков утонул, купаясь на берегу. Боцман выслушал молча, но с видимой недоверчивостью.
VIII
Дня через три после этого клипер ранним утром снимался с якоря. Опять все были наверху, но настроение всех было не такое праздничное, как при входе на рейд. Выйдя из оживленной бухты, клипер на минуту остановился, чтобы спустить лоцмана, затем мы прекратили пары и вступили под паруса. С ровным свежим ветром клипер быстро уходил от обрывистых, красных берегов Калифорнии.
Когда подвахтенных просвистали вниз, кучка матросов, по обыкновению, собралась на баке вокруг кадки с водой. Молча посматривали матросы на убегающий берег, изредка перекидываясь краткими замечаниями. Кто-то из молодых матросов заговорил было о Лютикове, но ни одна душа не поддержала разговора. Все сердито взглянули на говорившего, видимо избегая высказывать свои мнения.
– Беспременно сбежал, анафема! – проговорил вдруг Щукин, обращаясь к одному старику плотнику, но, очевидно, говоря для всех. – Чем отплатил за доброту, подлец! Сраму сколько одного… Русский унтерцер и поди ты!.. Вот они, эти порядки новые… Распут один! – с злорадством прибавил боцман, окидывая суровым взглядом матросов. – Прежде матросы не бегали… не срамили флота… Как же! Грамотей был, тоже книжки читал… А выходит – сволочь!
И расходившийся боцман продолжал косить ненавистного ему Лютикова.
Но матросы слушали боцмана в угрюмом молчании. Один за одним уходили они прочь, и скоро Щукин остался в компании двух-трех человек.
– Так Григорьич, значит, не утонул, Якушка? – тихо спросил у Якушки тот самый белобрысый молодой матросик, который интересовался знать, какой державы американцы.
– А ты и поверил, простота, что господа говорили? – усмехнулся Якушка. – Григорьич недаром на берегу с Максимкой путался!..
– Помоги ему господь! – прошептал в ответ матросик и перекрестился.
– Небойсь, Григорьич не пропадет у американцев… Башковатый он человек, Григорьич. Он, братец ты мой, до всего дойдет… Однако, свежеет!.. Ишь, зайцы-то расходились! – вдруг круто переменил разговор Якушка, увидав подходившего офицера.
Ветер крепчал, посвистывая в снастях. Словно птица, расправившая могучие крылья, клипер, накренившись набок, несся все быстрее и быстрее, легко перепрыгивая с волны на волну и раскачиваясь. Седые гребешки волн, с шумом разбивающихся о бока вздрагивающего клипера, все чаще и чаще обдавали брызгами палубу… Скоро берега скрылись из глаз. Кругом одна беспредельная холмистая равнина бушующего океана да небо, покрытое бегущими облаками… Вдали, на горизонте, собирались тяжелые свинцовые тучи.
1886
1
…дело было во время междуусобной войны… – Имеется в виду гражданская война в США 1861–1865 гг.
2
Так звали матросы капитана за его человеческое отношение к матросам. Еще задолго до официального уничтожения телесных наказаний, линьки и розги были изгнаны из употребления на клипере. (Прим. автора.)
3
Вместо «корвет» матросы всегда говорят «конверт». (Прим. автора.)
4
Так матросы называют штатское платье. (Прим. автора.)
5
Концырь – искаженное консул.
6
Президент-то ихний – дровосеком был… – Имеется в виду Авраам Линкольн (1809–1865), который прежде, чем быть избранным в президенты США (1860–1865 гг.), работал поденщиком, плотником, лесорубом, землемером и т.д.
7
Архангельские поморы – жители беломорского побережья, традиционно придерживавшиеся старообрядчества беспоповщинского толка.
8
Начетчица, начетчик – у старообрядцев – человек, начитанный в богослужебных книгах печати до реформы XVII века и их толкователь.