Читать интересную книгу Душа - Татьяна Брукс

Тогда она красовалась в ярко-оранжевом пуловере и зеленых брюках.

– Перед тем как умереть, душа становится кроваво-красного цвета, – пояснила молодая красавица.

«Интересно, почему?»

Душа отчетливо вспомнила этот разговор и запаниковала еще больше.

«Что делать? Что делать? Я не хочу умирать! Не хочу!!!»

Она еще активнее стала искать выход в тот Мир, где Душам так хорошо и ничего не угрожает, но каждый раз, когда ей казалось, что она нашла его, натыкалась на невидимую стену. Снова и снова пыталась прорваться через эту крепкую и немного упругую субстанцию, которую невозможно было даже увидеть. Но не могла Душа прорваться туда, где будет спокойно и безопасно, и она опять станет нежно-голубой с розовым в серебре.

Всю ночь бедная Душа металась по городу, а наутро, когда у нее почти не осталось сил, увидела небольшую речушку, протекающую через просеку соснового леса. В одном из деревьев было дупло. Забравшись туда и свернувшись «калачиком», измученная Душа мгновенно уснула.

– Ольга Федоровна, Ольга Федоровна! – Алла бежала за педагогом, пытаясь догнать её и рассказать о выполненном поручении.

Учительница остановилась и внимательно посмотрела на догонявшую её девочку, которая была крайне возбуждена.

«Что-то случилось», – подумала она.

– Нади дома нет. Она в больнице. Она уснула, и её никто не может разбудить!

– Она умерла? – руки и спину педагога покрыли мерзкие мурашки.

– Нет. Она дышит. Но она спит… никто не может разбудить её. Её забрали в больницу. Она там лежит. А бабушка дома. Я же вам говорила, что она странная… больная она… на всю голову…

– Хорошо. Спасибо. Я зайду к ним вечером.

Мария Ивановна совсем не обратила внимания на то, что Надя прибежала со школы в слезах. Она была занята своими не очень приятными домашними ежедневными делами и не очень радостными мыслями. Жизнь складывается совсем не так, как бы ей хотелось. И все из-за чего? Из-за того, что она выполнила свой долг женщины и родила ребенка – дочь Лену, которая всю их с Николаем Гавриловичем жизнь вывернула наизнанку. Она вообще детей не хотела. Но почему-то считалось, что каждая женщина просто обязана желать стать матерью и потратить полжизни на то, чтобы вырастить себе подобное существо. Биологическое предназначение женщины. Так, кажется, это называется. И почему нельзя было обойтись без этого?

А теперь, вместо того чтобы заняться изучением английского языка или совершенствоваться в игре в шахматы, как она мечтала, будучи молодой, вынуждена воспитывать внучку. Нет, Надя девочка неплохая. И проблем особых не создает, но все равно свободной Мария Ивановна себя не чувствует. То сварить что-то надо, то постирать. Хорошо, хоть в школе Надя справляется со всем сама. Даже уроки не надо помогать делать. Учится, правда, средненько, но, видно, умишком не вышла. Так оно и понятно: какие родители, такие и дети – «на яблоне апельсины не растут…»

Она поёжилась. Что-то противное закралось в мысли и совсем перехотелось думать об этом.

– Надя, вставай. Чего это ты среди дня улеглась? Потом ночью спать не будешь… Наде-е-ежда-а-а!

Девочка не шевелилась, и Мария Ивановна подошла посмотреть на неё. Грудная клетка двигалась в такт: вдох-выдох, вдох-выдох.

– Наде-ежда-а-а! Вставай. Уже пять часов вечера, – громче позвала она внучку.

Реакция та же, то есть никакой.

– Ты что, заболела? – Мария Ивановна, наконец, забеспокоилась и потрясла Надю за плечо. Тельце Наденьки заколыхалось в такт движения руки, но глаз девочка не открыла.

– О господи! Что это с тобой? – она потрогала лоб внучки – теплый. Взяла её за кисть руки, но толчки пульса ощутила с трудом, очень слабые.

По спине пополз липкий страх… Она схватила трубку телефона и набрала 03.

– Скорая? Здравствуйте! Приезжайте скорей! Пожалуйста, скорей! Улица Ильина, дом четырнадцать… квартира?.. квартира сорок… Не могу разбудить ребенка… Что? Да, пробовала… Не реагирует! – слезы накатили на глаза, и Мария Ивановна стала размазывать их по лицу свободной от телефонной трубки рукой. – Пожалуйста, скорее!.. Лет?.. Двенадцать. Ой, господи, Наденька-а-а-а-а.

Врачи скорой тоже не смогли разбудить ребенка и увезли Надю в неврологическое отделение городской детской больницы, обещая позвонить Марии Ивановне, как только что-нибудь выяснится о состоянии девочки.

– Вам туда не надо. Вы все равно ничем сейчас не поможете. А плакать и дома можно… Мы позвоним вам, если что…

– Если ЧТО? – с ужасом округлила глаза Мария Ивановна.

– Мало ли что… будем надеяться на лучшее… Вот, возьмите валидол под язык…

9

Душа, отдохнув в дупле дерева, куда она забралась сутки назад, успокоилась немного. Решила, что другого выхода все равно нет – надо возвращаться в Надино тело. И, обдумав положение, пришла к выводу, что все не так плохо, как показалось ей сначала. По тому, как с ней разговаривали Вершители, было понятно, что у Нади длинная Судьба. Кроме того, они еще о каком-то даре упоминали. Как же она будет пользоваться своим даром, если я умру? Конечно, надо будет постараться войти в более тесный контакт с разумом девочки. Надо постараться…

И Душа, потянувшись, взлетела над лесом и направилась прямо к зданию детской городской больницы, где в палате № 7 неврологического отделения над девочкой «колдовали», впрочем, совершенно безуспешно, врачи.

Подлетев к открытому окну, она заглянула в палату. Там находились четыре девочки, но Надю Душа узнала сразу. Возле неё на кровати сидел растрепанный седой, похожий на Эйнштейна, старик. Интеллигентного вида с добрыми василькового цвета глазами. Эйнштейн держал девочку за руку. Он оглянулся и, увидев Душу, встал.

– Не покидай её больше. Особенно так надолго… Пожалуйста.

– Ангел? Y?

– Ей и так очень трудно, – проигнорировал он вопрос. И так должно быть понятно, кто он.

Душе стало стыдно.

– Я испугалась, – призналась она.

– Я знаю… но не будем терять времени…

Душа опустилась на Надино тельце и растворилась в нем. Растворился и старец.

Надя зашевелилась, глубоко вздохнула и открыла глаза. Но тут же закрыла. Ей показалось, что кто-то вонзил в них два кинжала. Прислушавшись к своим ощущениям, она поняла – у неё сильно болит голова. У Нади и раньше иногда болела голова, например, после того как она увидела ту странную женщину за спиной у Саши Салихова. И еще, когда бабушка ругала её за то, что она, загулявшись с девочками, пришла домой позже девяти часов вечера. Но так сильно она болит в первый раз.

– Ма-а-ма! – Надя с трудом издавала звуки.

В ответ она услышала незнакомый мужской голос.

– Надя… Надя… Наденька… – ласково звал голос. Она снова, но уже очень медленно, открыла глаза и увидела крупного мужчину в белом халате и шапочке. Сощурившись от боли, постаралась сосредоточить взгляд на его лице. Большое, почти круглое, оно светилось добротой. Карие глаза тоже показались Наде добрыми, а еще внимательными и умными.

– Наденька. Ты в больнице. А я – доктор, Юрий Иванович. Что у тебя болит?

– Голова, – с трудом промямлила Надя, – и еще глаза… внутри…

– Сейчас, сейчас, милая, я тебе помогу. Я тебе укольчик сделаю, и болеть перестанет, ладно?

– Ладно…

Юрий Иванович, несмотря на крупную, казавшуюся тяжелой фигуру, легко встал и, повторяя: «Слава Богу… Хорошая девочка… Слава богу…» – быстро вышел из палаты.

На следующее утро Надя чувствовала себя почти хорошо. К ней пришла бабушка. Мария Ивановна испытывающе и строго смотрела на внучку, хотя и принесла много всяких вкусностей, какие покупала только по большим праздникам: молочный шоколад «Алёнка», вафли «Артек» с шоколадной начинкой – Надины любимые, два мандарина и свежий суп из самой настоящей домашней курицы.

– Как ты себя чувствуешь, Надя? – спросила она с металлом в голосе.

– Хорошо.

Надя не могла понять, за что «мама» сердится на неё. Она ни в чём не виновата. Девочка не делилась с бабушкой своими детскими проблемами. Всякий раз, когда она пыталась объяснить, что её волновало: не принимают в игру дети во дворе или как тяжело складываются взаимоотношения с другими девочками в школе, – Мария Ивановна с неприязнью отвечала: «А ты с ними не водись, с проститутками этими. А то будешь такая, как твоя мать. Учись вот лучше. А то одни тройки в дневнике».

Это казалось Наде несправедливым, потому что в дневник уже давно никто не заглядывал. В него вообще редко заглядывали, разве что тогда, когда Надя сама показывала написанные красными чернилами приглашения в школу на родительское собрание. Возле такого «приглашения» родители должны были расписаться, вот Наде и приходилось показывать свой дневник. Конечно, там не были «одни тройки». Были там и четверки по географии, русскому и украинскому языках и литературе; и пятёрки по английскому, биологии, физкультуре и рисованию. Но этих оценок Мария Ивановна почему-то не замечала. Быть такой, как мать, категорически не хотелось. Надя собиралась стать самой доброй и внимательной мамой на свете. Она найдет своему сыну или дочке самого хорошего папу, и у них будет дружная счастливая семья, как у Аллы. Или даже еще лучше – как у Саши Салихова.