Читать интересную книгу Душа - Татьяна Брукс

– Ах, как это замечательно. Как мягко, тепло и чисто. Да, да, именно чисто. Мне так нравится чистота. Как хорошо! Дай-ка мне на тебя посмотреть! – еле слышно пищала Душа. – Ох, не получается… устала… спать хочется… но как… все-таки… чисто-о-о… и хо… ро… шо-о-о с помощью своих кулинарных способностей привлечь внимание мужа.

* * *

Маленькая Наденька, чувствуя, наверное, что ей совсем не рады ни в этой семье, ни в этом мире, часто плакала. Лена, уставшая от бессонных ночей и стирки пеленок, требовала помощи и развлечений. Андрей приходил домой все позже и под «большим градусом». Все реже ужинал дома и все чаще закатывал скандал.

– Боже мой, скажи на милость, зачем я вышла замуж за этого старого идиота? – возмущалась Лена.

Они уже часа два сидели с подругой и пили чай с булочками, которые Лена, кстати сказать, пекла отменно. Подруга ехидно улыбнулась, отвернувшись, чтобы Лена не увидела, и промолчала. Она, в отличие от хозяйки дома, слышала, как открылась дверь и вошёл хмурый Андрей, как всегда выпивший. Не остановила подругу, не предупредила.

– Жила себе, как нормальный человек, – продолжала Лена, меняя девятимесячной Наденьке марлевый подгузник, – а теперь вечно пьяный муж и вечно орущий обосранный ребенок.

Она швырнула в корзину мокрые пелёнки, даже не заметив, как незаметно скрылась за дверью её подруга.

– Ну скажи, на хрена мне всё это нужно? – она повернулась лицом к столу, но там уже никого не было. Зато у дверей стоял красный от злобы нетрезвый муж. Он тяжело прошёл через комнату, подошёл к жене. Наденька потянула к нему ручонки. Он зло посмотрел на жену, потом сграбастал девочку ручищей за ползунки и швырнул через всю комнату на диван.

– А-ах, – испугалась Лена. – Что ты сделал?! Ты убил её!!!

– И поделом. Всех бы вас, б…дей, поубивать! Забирай своего вылупка и убирайся из моего дома.

Он орал на неё, стараясь перекричать плачущего ребенка. Лена подскочила к дочери, подхватила её на руки и, прижав к себе, стала успокаивать. Но девочка все кричала и кричала.

– Убира-а-айте-е-есь!!!

– Сволочь! – только и могла промолвить Лена и, подхватив детское одеяльце, вышла из дома, громко хлопнув дверью.

Ей вслед полетела тарелка с булочками, которая с грохотом, ударившись о закрытую дверь, разлетелась вдребезги.

Этим дождливым июньским вечером и закончилось Ленино первое замужество.

Капли дождя смешались со слезами молодой женщины, и никто не обратил на неё внимания, никто не предложил помощь. Так и доплелась она до дома родителей. К этому времени малышка плакать перестала, но родители Леночки сразу поняли: произошло то, чего они ожидали и боялись.

Сжав губы, мать Лены – женщина во всех отношениях достойная и порядочная – сухо произнесла: «Входи».

Через неделю Лена уехала в далекий Казахстан на комсомольскую стройку. В то время на призыв Коммунистической партии, которая, как было записано в шестой статье Конституции СССР – «Руководящая и направляющая сила общества», стекалась молодёжь со всего Советского Союза. В Казахстане строили большой металлургический завод – «Магнитку». Лена поехала туда, от греха подальше, оставив дочь на попечение своих родителей. Она искренне планировала заработать денег и вернуться за ребёнком. Но жизнь есть жизнь. Память стерла обиды. Новая молодая и веселая жизнь закружила Лену в водовороте событий. Привязанность к ребёнку со временем угасла. Появлялись новые мужчины – некоторые приходили на одну ночь, некоторые задерживались на несколько месяцев, некоторые становились мужьями.

5

Наденька жила в небольшом украинском городке, росла тихой, незаметной, но любознательной девочкой. Проблем никому не доставляла и казалась счастливым ребёнком. Она знала, что живет у бабушки с дедушкой, что мама уехала, но обещала вернуться за ней. Она ждала. Но время шло, а мама не приезжала. А ей, как и всем детям на свете, ах как хотелось иметь маму. Хотелось прижаться к ней своим маленьким тельцем, чтобы она погладила Наденьку по голове и поцеловала в лобик, – девочка видела, как другие мамы делают это.

Бабушка Маша добрая и хорошая, но она не мама, поэтому Наденьку никогда не гладит, не обнимает и не целует. И девочке казалось, что так и должно быть. Только внутри иногда что-то шевелилось, сжимало горло и щекотало в носу, и от этого хотелось плакать.

Лена поначалу присылала Наденьке открытки с картинками из детских сказок и мультфильмов, а бабушка читала ей эти «письма от мамы». Девочка рисовала рисунки, которые бабушка отсылала, вместе со своими письмами, дочери. А потом и открытки приходить перестали.

Пятилетняя Наденька затосковала. Она никак не могла понять, что же это такое внутри всё время щемит и болит, когда она думает о маме. Что-то такое, отчего глаза застилает туман, что-то, что заставляет девочку всхлипывать, морщить носик, а потом по щекам текут горячие солёные слёзы. Делается страшно и очень больно. В силу своего возраста разобраться в этом девочка не могла и однажды спросила у бабушки:

– Ба, я заболела, сто ли?

– Что у тебя болит, деточка? Где? – Мария Ивановна не на шутку забеспокоилась.

– Я не знаю… Вот тут больно… когда ты мне от мамы письмо цитаешь… – и она положила маленькую пухленькую ручку себе на грудь.

– Там – сердце… а еще – душа…

– А сто такое дуса, ба..? Это сто, червяцёк такой? Он все влемя севелица… А почему он болит? Давай мы ему лекальство дадим?

Бабушка внимательно посмотрела на девочку и ответила, погрустнев:

– Нет от этого лекарства. Не придумали еще…

– А давай мы плидумаем? – радостно воскликнула Наденька. – А потом написем маме, что мы плидумали такое лекалство от дусы, и потом нам дадут плиз. А, ба..?

– Вот вырастешь, станешь большой, умной девочкой и придумаешь такое лекарство. А еще придумаешь лекарство от плохих матерей, которое будут им давать, чтобы все мамы на свете любили своих детей…

– Бабуль, а меня мама любит?

– Любит, – и тихо добавила: – Наверное… Идём, я тебя гречневой кашей накормлю.

– С маслом?

– С маслом…

Глубоко вздохнув, Мария Ивановна заспешила на кухню. Она в свои пятьдесят два года всё еще была красива. Но ужасы Второй мировой войны, через которую ей пришлось пройти вместе со своим мужем, Надиным дедом, Николаем Гавриловичем, сделали её суровой. Небольшие светло-голубые глаза, казалось, никогда не улыбались. Правильной формы овальное лицо, высокий открытый лоб, тонкие красивой формы губы выдавали женщину смелую, с твердым характером, каковой она на самом деле и была. А тут еще и непутёвая дочь!

Подпортила Лена карьеру своему отцу. Орденоносец, кавалер двух орденов Красной Звезды и орденов Славы, член партии, он был отчислен из Военной академии, где учился, и чуть не лишился партбилета. Партийная организация воинской части, где служил Николай Гаврилович, посчитала поведение его дочери аморальным. В советское время партия и правительство боролись за моральную честь народа. Себя эти политические деятели, видимо, к числу народа не причисляли. Им было дозволено иметь жен, заводить любовниц, трахать домработниц. Не в открытую, конечно. Но ведь «шила в мешке не утаишь», об этом знали все. Но обыкновенному человеку – ни-ни! Аморально.

А Лена была девушкой интересной, привлекательной и любила повеселиться. Её частенько видели в компании женатых мужчин. Да и брак с человеком, который на двадцать пять лет старше ее, вызвал пересуды. Но Лена уехала. Время «стёрло» в памяти людей её похождения, и жизнь Марии Ивановны и Николая Гавриловича вернулась в прежнее уравновешенное состояние, с той только разницей, что теперь им приходилось воспитывать внучку.

Одним жарким июльским днем на скамейке возле дома, как водится, сидели местные сплетницы-соседки. Они смотрели, как в песочнице строит пасочки Надя, о чем-то говорили и неодобрительно качали головами. Из-за угла дома показалась Мария Ивановна. Руки её были заняты авоськами – сетками с большими дырками, через которые можно было видеть всё, что туда положили: молоко, кефир, хлеб, овощи и еще что-то замотанное в коричневую бумагу.

Наденька вдруг почувствовала, что то, «что сидело внутри», так сильно зашевелилось, что она не выдержала:

– Мама! Мама! Мама! – вдруг позвала девочка и бросилась навстречу бабушке.

Подбежала. Крепко обхватила маленькими ручками её колени и громко заплакала.

– Это не мама, Наденька, – ехидно сощурила глаза соседка, – это твоя бабушка…

– А мама твоя уехала… бросила тебя и уехала, – не утерпела и вторая сплетница.

Надя вдруг резко повернулась к сидящим женщинам, закинула обе ручки за спину и сказала отчетливо и громко:

– И «мама»! У Алки есть мама. У Саски есть мама. У Натаски тозе. И я хочу, стобы у меня была мама! Вот она – моя мама.

Нежный детский голосок звучал звонко, слёзы вдруг высохли, лицо стало не по-детски серьезным.