Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяин за стойкой обратил внимание на нового посетителя. Он кричит слуге:
— Эмиль!
И указывает ему уголок, занятый Кинэтом. Легедри машинально следит за направлением взгляда. Он делает легкий жест удивления, перестает говорить; вид у него довольно сконфуженный, но он достаточно владеет собой, чтобы люди, окружающие его, ничего не заметили.
Кинэт вздыхает: «Ну, что же! Это еще не так плохо!»
Ему подают кофе, который он спросил и за который он сейчас же расплачивается. Он быстро пьет его. Он встает, шумно двинув стулом, и покашливает. Впрочем, Легедри не потерял его из вида.
По улице Кинэт идет медленно. Прежде чем оставить за собой перекресток, он убеждается, что Легедри готов следовать за ним.
«Куда идти? — думает переплетчик. — К нему? Это было бы все-таки проще всего. Но меня стесняет старуха. Я предпочитаю не показываться ей больше на глаза. Вот разве церковь… Ну да! Почему бы и не церковь?»
Эта мысль пленяет его своей необычайностью. К тому же она довольно разумна. Наверно уж не в церквах имеют обыкновение совещаться преступники, по разным причинам, среди которых суеверный страх занимает, конечно, не последнее место. И не в закоулках Сен-Мерри будут искать сегодня полицейские виновника преступления на улице Дайу.
Правда, ни еврей с улицы дез Экуф, ни ростовщик, обходящий своих должников, не зашли бы в церковь Сен Мерри. Неважно. Кинэту больше не нужен вымышленный персонаж. «Это была не столько мера предосторожности, сколько забава. Придется остерегаться развлечений».
* * *— Какая муха укусила вас? Я совершенно не догадывался, куда вы меня ведете.
— Тсс! Не так громко.
— Я чуть не повернул обратно. Вы накликаете на нас беду.
— Перестаньте говорить глупости.
В низком северном приделе церкви не было ни души. Кинэт нашел темное местечко, расположенное поодаль от исповедален и дверей, откуда, вместе с тем, он мог видеть всякого приближающегося человека.
— Садитесь. Здесь нам не помешают. Старайтесь говорить очень тихо. Если я толкну вас локтем, молчите.
— А вдруг на нас обратят внимание? Не притвориться ли нам молящимися. А?
— Зачем? Сделаем вид, что мы просто-напросто устали. Никто не должен слышать наш разговор. Это главное. Неужели вы не умеете говорить шепотом, беззвучно?
— Признаться, не умею. Мои губы путаются. Я перестаю понимать собственные слова.
— Научитесь!.. Итак, вы прочли газету?
— Я? Нет… А что такое?
— То, что вчера вечером это обнаружили. Вот.
— Кто? Полиция?
— По возможности, избегайте таких терминов. Мы должны понимать друг друга с полуслова… Да, она, конечно.
— Ах! Это ужасно… Впрочем, иначе и быть не могло. Я пропал.
— Полно!
— Они напали на след?
— Кто их знает? Одно показалось мне немного обидным. Узнать все это из газет… Подумать только, что вы не захотели мне довериться! Возмутительно!
— Я не столько таился от вас…
— Рассказывайте сказки!
— Нет. Уверяю вас. У меня было чувство, что это равносильно признанию. А известно, как только признаешься, тебе крышка.
— Ну, лжете вы или нет, теперь ваше соображение теряет силу. Итак, надеюсь, вы соблаговолите отвечать решительно на все, о чем я буду вас спрашивать.
— Обещаю вам.
— Иначе я вас брошу.
— Обещаю вам. Но, скажите, они не напали на мой след?
— Тише! Вы не следите за собой… Будьте уверены, что они не стали бы кричать об этом на крышах… Вы не солгали, поклявшись мне, что у них нет…?
— Чего нет?
— Карточки… или… ну, одним словом… Понимаете?… — Кинэт показал свой большой палец.
— Нет, нет! Клянусь вам, нет!
— В сто раз лучше было бы сказать мне правду. Мы действовали бы иначе, вот и все.
— Нет, нет. Клянусь головой моей матери!
— Хорошо. Другой существенный вопрос. Как вы познакомились с этой старухой?
— Очень просто. Полгода тому назад мне нужно было продать серебряные приборы…
— А! Как они достались вам?
— О, честным путем. Один приятель, бывший лакей, предложил мне их однажды. Как они попали к нему, бог его знает. Тогда я был при деньгах; я купил их; недорого. Потом у меня завелась пустота в кармане. Я решил продать их. Субъект, к которому я обратился, владелец маленькой ювелирной лавки, сказал мне: «Я этим не занимаюсь». Может быть, он боялся. Я стал настаивать. Он сказал: «Подите к такой-то» и дал адрес: «Она у вас, наверное, купит это». Я послушался совета. Увидел ее кубышку со всем содержимым. Тогда мне ничего не пришло на ум. Но потом я вспомнил.
— Вы не были завсегдатаем этого дома? Соседи не могли заметить вас? Они вас не знали в лицо?
— Ну вот еще!
— В ту ночь… в котором часу вы проникли к ней?… Отвечайте!
В Легедри опять как будто проснулось недоверие.
— А действительно ли все обнаружено? Может быть, вы сказали это, чтобы развязать мне язык?
— Вот вам газета. Читайте, не развертывая. Она сложена как раз на этой заметке.
— Ладно, ладно.
— Взгляните, по крайней мере, на заголовок. Ну? Нашли?
— Да… Это было около четырех часов или в половине пятого.
— Так рано?
— Да.
— И вы прямо оттуда пришли ко мне?
— Да.
— Почему же это заняло так много времени?
— Потому что я туда возвращался.
— Возвращались? Зачем?
— Мне не удалось отыскать деньги. Я захватил с собою несколько драгоценностей, серебро. Сущие пустяки. А потом сказал себе: это чересчур глупо.
— Когда вы пришли ко мне, в руках у вас ничего не было.
— Нет.
— А вещи, о которых вы говорите? Что вы с ними сделали?
— У меня их не было уже тогда, когда я туда вернулся.
— Куда же вы их дели?
— Сейчас я все объясню вам. Я сказал себе: «Это чересчур глупо. Я плохо искал». С другой стороны, мне не хотелось возвращаться туда со всей поклажей. Ведь я мог попасться кому-нибудь на глаза. Только-только пробило шесть часов. Было еще темно. У какой-то стены стояла будка, знаете, одна из таких будок, в которых городские рабочие хранят свои инструменты. И рядом куча песку. Я запихал пакет между будкой и стеной, под песок. И вернулся… туда.
— Но… старуха между тем?
— Не шевельнулась.
— А! Она была уже…
— Нет.
— Как? Вы ее не…
— Только оглушил.
— Подождите. Ни слова!
— Почему?
— Идет сторож. Если он случайно спросит нас о чем-нибудь, отвечать буду я.
Но сторож не дошел до того места, где они сидели. Он направился по среднему проходу к главному нефу и, преклонив на ходу колени, занялся паникадилом.
— Продолжайте.
— Я только оглушил ее.
— Чем?
— Куском свинца, завернутым в тряпку.
— Вы принесли его с собой?
— Да. В типографии такие штуки не диво. Если бы даже меня обыскали, никому не показалось бы странным, что я ношу с собой свинец.
— Не понимаю. В какой момент вы нанесли удар?
— В самом начале.
— А кровь?
— Кровь в конце. Когда я уходил во второй раз. Она внезапно вошла в комнату. Уцепилась за мою руку. Можете себе представить, как я испугался.
— В газете сказано, что нашли… нож.
— Да, я его бросил. В возбуждении я схватил первый попавшийся.
— Разве он не был у вас в кармане?
— Нет! Он лежал на столе, между приборов и других вещей. Разумеется, я дал маху. Но у меня больше не было под рукой свинца.
— Куда же он девался?
— Вероятно, я оставил его около кровати.
— Это очень неприятно. Его обнаружат. И следствие пойдет по верному пути, так как он является принадлежностью вашего ремесла.
— Да нет. Теперь мне припоминается, что я положил его посреди целой кучи всякого хлама… стеклянных шаров, чернильниц, пресспапье… еще я сказал себе, что шар или пресспапье устроили бы меня точно так же и что не стоило связываться с ним. Именно так это и было. Скажите, ведь нашли-то ее не в кровати?
— Нет, около двери, над лестницей.
— Правильно. Ну, значит, никому и в голову не придет шарить около кровати.
— Свинец может привлечь внимание из-за тряпки.
— Никакой тряпки там нет. Это я знаю прекрасно. Я собирался засунуть тряпку ей в рот на случай, если она закричит. Но это не понадобилось.
— Шума не было вовсе?
— В тот момент? Почти не было. Повернувшись, я опрокинул столик с безделушками.
— Они разбились?
— Право, не заметил.
— Еще одна улика… Они подумают, что около кровати происходила борьба.
— Скорее они решат, что столик опрокинула сама старуха, поспешно вскочив с постели и бросившись в погоню за мной.
— Да, вы правы… Ну, а в конце… под лестницей… тоже не было ни шума, ни криков?
— Нет, кажется. Однако, я в этом не так уверен. Ведь я был, как говорится, вне себя.
Услышав звук шагов в церкви и заметив, что кто-то приближается, они замолкли. И еще замолкали тогда, когда Кинэт погружался в раздумье.
- Шестое октября - Жюль Ромэн - Классическая проза
- Приятели - Жюль Ромэн - Классическая проза
- перевод: РОМЭН РОЛАН "НИКОЛКА ПЕРСИК" - Владимир Набоков - Классическая проза