Да, но при этом не забыть о Денисе Ивашенко будущая передача должна помочь его творческой судьбе…
Бедный, он весь дрожит. И кончик длинного тонкого носа шевелится, как самостоятельное живое существо. Говорят, такая особенность присуща ревнивцам…
Упал занавес, и молодая труппа раскланялась перед придирчивыми зрителями.
Иностранцы были довольны, однако аплодировали сдержанно: чересчур бурная реакция свидетельствовала бы о том, что они готовы немедленно раскошелиться на дорогостоящий костюмированный фильм.
Денис храбрился. Однако то краснел, то бледнел, как пацан, и даже начал слегка заикаться. К счастью, никто из продюсеров не владел русским, и этот дефект речи мог быть заметен разве что переводчикам.
Юлька, прищурившись, оглядывала дельцов от искусства.
Дураки, своей выгоды не понимают! Да такая кинолента — с любовью, музыкой, смехом да еще и крепко закрученной интригой в придачу — принесла бы любому из них и прибыль, и известность! Они насобирали бы богатый урожай призов на всех международных фестивалях!
А эти надутые жмоты мнутся. Боятся рискнуть. Даже на комплименты и то не расщедрятся.
И она первая звонко выкрикнула:
— Браво, маэстро! Брависсимо!
Возглас подбодрил и режиссера, и певцов-акробатов, и оркестрантов. Они встрепенулись, как спортсмены, услыхавшие выстрел стартового пистолета.
Дирижер вдруг взмахнул палочкой, исполнители поняли его жест, и в дополнение к спектаклю — так сказать, на десерт — хором грянули стремительный, торжествующий рефрен из только что исполненной партитуры:
А, браво, Фигаро, браво-брависсимо, А, браво, Фигаро, браво-брависсимо, А, браво, Фигаро, браво-брависсимо, Браво-брависсимо, тра-ля-ля-ля! Неожиданно для всех Юлька вскочила на авансцену и взяла на себя функции второго дирижера: только дирижировала она не оркестром, а публикой, как это делают рок-музыканты на стадионных подмостках.
Видела, что Денис испугался: что это за тощая выскочка встряла! Можно ли так вести себя в присутствии столь важных особ!
Однако важные особы вдруг оттаяли, завелись и, почувствовав себя молодыми, задорными и азартными, начали подтягивать.
Текст пелся быстро, как скороговорка, и многие из степенных, медлительных продюсеров не успевали артикулировать. Но и они не молчали: выкрикивали последнее в строке слово:
— Брависсимо!
Это был триумф. Настоящая музыкальная овация.
Отзвучал финальный аккорд — и бизнесмены наперегонки потянулись к Денису, отпихивая друг друга и потеряв всю свою респектабельность, явно с конкретными и выгодными деловыми предложениями. Из единого целого — театральной публики — они превратились в конкурентов.
«То ли еще будет! — с удовлетворением подумала Юля. — Имя Ивашенко еще прогремит, уж я постараюсь! Жаль, нельзя сейчас подойти и предупредить режиссера, чтоб ни в коем случае не продешевил…»
…Устроившись в после днем ряду партера, она скромно дождалась, пока толпа продюсеров не рассосалась.
Денис Ивашенко стоял возле рампы растерянный, еще не вполне понимая, что же, собственно, произошло. Вокруг теснились актеры и музыканты, нетерпеливо заглядывая в бланки контрактов с логотипами крупнейших кинофирм, которые постановщик держал в руках: что-то предстояло подписать, что-то — отвергнуть.
Эмоциональный исполнитель роли Фигаро от избытка чувств проделывал сальто вперед и назад с кресел первого ряда.
Дирижер озадаченно чесал палочкой в голове.
Дородный граф Альмавива снял напудренный парик и протирал им блестящую от пота лысину.
Изящная графиня плакала от радости. Грим растекался по ее лицу разноцветными кляксами. Она все пыталась повиснуть у режиссера на шее, но опасалась помять контракты. Тогда актриса проделала это со спины, едва не придушив ошеломленного Дениса.
— Кажется, победили? — не совсем уверенно произнес Ивашенко. — Или я сплю?
— Если это сон, — пробасил Альмавива, — то я пошел в аптеку.
— Зачем?
— Куплю тонну снотворного, чтоб никогда не просыпаться и всегда смотреть такие сны!
— В аптеку не в аптеку, а в гастроном надо срочно сгонять! — вставил веское слово Фигаро, прервав свои акробатические упражнения. — Я мигом! Одна нога здесь… То есть — Фигаро здесь, Фигаро там!
— Брависсимо! — поддержал дирижер.
— Обмыть! Обмыть! — зачирикала графиня. — Дениска, ты возьмешь меня с собой в Париж? Мне необязательно главную роль, можно эпизодик, только бы по Елисейским полям прогуляться!
Юля поняла, что пришло время вклиниться в общий переполох и взять интервью: когда начнут обмывать, из этого уже вряд ли что-то получится.
Она двинулась по проходу к сцене, на ходу вынимая из сумочки крошечным диктофон, и все разом смолкли, уставившись на нее.
Ведь они совсем забыли об этой худенькой незнакомой девушке! А если бы не она — еще неизвестно, как бы все обернулось.
— Корреспондент «Москоу ньюс» и «Молодежных новостей» ОРТ, — представилась журналистка, — и… еще кое-каких изданий, перечислить затрудняюсь, простите. Юлия Синичкина. Вы не согласились бы ответить на несколько моих вопросов, господин Ивашенко?
Режиссер оглядел ее с головы до ног, с минуту помолчал, а потом твердо заявил:
— Нет.
Такого Юля не ожидала. Псих он, что ли? Или просто неблагодарный невежа? А может, слишком переволновался и ничего не соображает? Как сказали бы юристы, находится в состоянии аффекта.
— Почему? — спросила она.
Ответ был коротким:
— Не хочу.
Вот тебе и на… Однако Юлию Синичкину не так-то легко выбить из колеи. Состряпать репортаж о человеке неуживчивом и строптивом тоже интересно. Может получиться необычно и оригинально. И она невозмутимо поинтересовалась:
— Чего же вы, в таком случае, хотите?
Ивашенко передал контракты дирижеру, откинул со лба белокурые кудряшки и решительно шагнул к ней:
— Чего хочу? Поцеловать вас, госпожа Синичкина. Немедленно. В губы…
Глава 5
ЛАБИРИНТ
Юльке нравился ее большой, похожий на романскую крепость мрачноватый дом, изогнувшийся в виде буквы «П», с заросшим сиренью двором посередине. Нравился, конечно, не из-за мрачности и толстых кирпичных стен, в нишах которых тонули оконные стекла: все тяжеловесное и массивное ее как раз раздражало. Люди, родившиеся под созвездием Близнецов, обычно предпочитают вещи легкие и воздушные.
Привлекало другое: множество входов, выходов и внутренних сообщающихся коридоров. По дому можно было путешествовать, как по лабиринту в какой-нибудь компьютерной игре. Скажем, войдешь с улицы, а выйдешь во двор. Или нырнешь в один подъезд, а потом пройдешь по каким-то зигзагам, освещенным тусклыми лампочками, и окажешься в другом. А то и вовсе обнаружишь себя в темном подземелье, отведенном некогда под бомбоубежище.
Даже из самой квартиры было целых два выхода. Один — на лестничную клетку с громоздким неуклюжим лифтом. Другой — к мусоропроводу и узким ступенькам, которые ведут в продуктовый магазин, занимающий весь первый этаж. Это было удобно: если надо по-быстрому купить чего-то съестного, а погода плохая, можно не выбираться на улицу.
Администрация магазина, правда, постоянно грозилась замуровать дверь, но пока слова расходились с делом.
Наверное, преступнику очень легко было бы уходить в таком здании от погони. Но преступники, к счастью, поблизости от Юли не обитали, зато обитала пятилетняя соседская девчурка Катя, которая однажды отправилась выносить мусорное ведро и… заблудилась прямо внутри дома.
Юля завидовала Катюшке. Это была ее извечная мечта — потеряться где-нибудь, в совсем незнакомом месте, лучше всего — в чужой неизведанной стране, и отыскивать обратную дорогу самостоятельно, без посторонней помощи, угадывая верное направление по едва уловимым признакам. Почувствовать себя одновременно Мальчиком с пальчик и проницательным Шерлоком Холмсом.