что они весьма искусные воины, которые стараются не использовать магию, но тела их пропитаны ею. Они поймут друг друга. Альтиген не будет лезть к Альтиору, Альтиор не будет лезть к Альтигену.
"Мне север, ему юг. Черно-белый мир," — Альтиген улыбнулся осветлённой темноте лунной ночи.
Ещё не было войн после нашествия серых чудовищ. Мир выдержал удар демонов. Но теперь, какой это мир? Что за люди теперь в нем живут? В свое время они сражались на мечах, верхом, осаждали крепости... Эти люди помнили ещё старый мир, и они видели своими глазами, как пришла война, какой не было до того.
Гигантские армии, состоявшие из десятков тысяч воинов. Неутомимое наступление, уничтожение целых городов, истребление народов. Страшная война. Но что важнее всего в этот момент, люди, с которыми Альтигену нужно договориться сейчас, эти люди видели войну нового типа, своими глазами видели, как она мутировала, как жестокость расправила свои крылья, покрыв своей тенью весь континент.
И никто не знал, что ждет их в этот раз. Все помнили ужас, грязь, смешанную с кровью, объятые огнем снаряды осадных машин, дым пожарищ, вой серокожих тварей в ночи…
"Хотят ли они вновь познать, что такое война?" — спрашивал сам себя рыцарь.
Ведь новая война будет ещё страшнее для той горстки людей, что теперь населяют мир.
Понял ли его Альтиор, как человека? Понял ли он Альтиора? А поняли ли они друг друга со Стратоником? Да плевать. Префект конгрегации по делам рыцарства мыслил масштабами государства. Он знал, что он уже не просто человек, или нечто похожее на человека, ныне он сама должность, в которой слилась воля многих сотен и тысяч. Да, важно уметь договариваться, важно уметь найти подход к человеку, но личные моменты меркнут, когда речь идет о государственных делах. Альтиген понимал это про себя. Вопрос, понимал ли это Альтиор? Вряд ли. Вообще, он показался Альтигену довольно тупым.
Возможно, Стратоник был государственно-мыслящим человеком. Проступающая седина украсила его голову, глаза были мудрыми.
Белый город был слишком большим, чтобы быть единым целым, чтобы с ним можно было договориться. Это сплетение многих властных людей, сумма воли разных людей, до которых сложно дотянуться. Они не будут думать одинаково, не будут едины, быть может, разве что перед лицом опасности, угрожающей им всем.
Как и прежние четыре столицы старого мира, делившие стороны света, Белый город имел свою культуру власти. Альтиген размышлял об этом. Можно ли уже что-то сказать об этом, или же город был слишком молод, чтобы в нем устоялась какая-то одна из форм государства? Это зависит от преобладания в нем тех или иных людей, того или иного склада ума, характера.
До войны Альтиген бывал во всех четырех городах. Он помнил, как общались между собой люди, управляющие столицами, читал историю этих городов, хроники их правителей, жизнеописания великих граждан этих городов.
Они не одинаковы. Люди севера и люди юга, люди востока и люди запада.
Белый город находится на западе, севернее руин западной бывшей столицы, но в нём собраны уцелевшие представители всех городов, чародеи Башни, провидцы Океанических врат, монахи града Стремительного, жрецы Золотого трона. И если Стратоник был представителем севера, то Альтиор, хоть и родился в Океанических вратах, но был воспитан на юге, служил полководцем у правителя Золото трона, его нрав был буйным, совсем не походил на разумную традиционность представителей Севера. Альтиген лишь надеялся, что север преобладает в Белом городе, который ему нравился.
Зиккураты приводили Альтигена в восторг. Он восхищался размахом и мощью новой столицы мира. Где-то в глубине его мелькали мысли о том, что он жалеет, что не является гражданином этого города, что не родился в нем. Хотя тогда, он не смог бы прийти однажды из вне и испытать это чувство восторга от увиденного.
Размах Белого города потрясал.
Словно цитадели самых мощных замков, построенные для правления землями, воплощая в себе угрозу всем тем, кто посмеет не покориться, собрались в один совет, чтобы править. Это храм, посвященный богам, возведённый для посещения его самими богами. Он был сердцевиной всего каменного зодчества, его стремительные пирамиды были колоннадой, небеса крышей, а всем этим зданием был весь мир.
Континент впервые будет един. Альтиген верил в это, он бы охотно подчинился этому городу, желал бы слиться с ним, стать частью этого могучего тела.
А потому его раздражало пренебрежение Альтиора к его усилиям по созданию крепких и благотворных отношений.
Оставалось рассчитывать на благоразумие Стратоника и силу его фракции.
_____
"Война. Это будет война. Они планируют нападение. Я могу совершенно спокойно говорить об этом…" — Зэорис повторял про себя свою речь, размышляя над сказанным сегодня днем в Совете.
Теперь пылинки мелькали в лучах света.
Заседание получилось сумбурным. Маги спорили, предлагая совершенно разный взгляд на Черный орден и взаимоотношения с ним. Ещё не сформировался традиционный взгляд на это направление во внешних делах города.
Зэорис. Тонкие женственные губы, грубоватый нос, черные бараньи глаза с большими ресницами, длинные черные волосы. Легкий налет косметики, он подводил тушью свои и без того выделяющиеся глаза.
Одетый в шелковую пурпурную тогу, он полулежал на небольшой скамейке, на столе пред ним лежали разные закуски и фрукты, стоял в небольшом кубке мёд, который он изредка пил и облизывался. В кресле пред ним сидел, откинувшись на кожаную спинку Протелеон, покуривая из тонкой длинной трубки опиум, испуская пары, что постепенно заполняли этот зал, стояли дымкой, словно рванные занавески.
Протелеон сделал затяжку и спросил:
— Как ты считаешь, нам стоит опасаться их нападения?
— Не знаю.
— Сегодня на заседании ты сказал, что лично видел готовящиеся полки, которые стояли у подножия горы Священное копьё.
— Да, я видел, — Зэорис говорил четко, уверенно, его манера речи имела также ироничный оттенок звучания, легкий, как шелк, в который он и был одет, — там собираются силы, но это не было достаточно крупное войско, которого бы хватило для серьёзного похода на приличную глубину, для этого необходимо с их стороны гораздо более серьёзное количество пехоты, — лишь изредка в его речи проскальзывали смягченные звучания слов, что придавало сельский оттенок его манере, — И потом, это три недели пути отсюда