class="p1">– Тебе будет здесь хорошо. Не так одиноко, как там, где ты жила до сих пор, но и не очень суетно, как на других островах, – сказал Человек-Солнце, которого здесь все звали Ралус-странник.
Мне стало страшно от мысли, как живут люди на других островах, если их там еще больше, чем на Элише. Наверное, они ходят строем и только по очереди, чтобы не сталкиваться друг с другом.
Я провожала Ралуса до берега. Мы шли по широкой тропинке, такой широкой, что пять человек могли бы пройти по ней, взявшись за руки. По обе стороны стояли огромные дома. Ралус сказал, что это называется «улица». Я не спрашивала у него, куда он меня ведет, я просто смотрела на все и запоминала: как стоят на земле дома, как растут чахлые кусты, как клюют что-то маленькие приземистые птицы с короткими крылышками.
Лурда и три ее дочери жили на острове Элиша, самом крайнем из всех Семи островов (если не считать моего острова-веретена, конечно). Человек-Солнце привез меня туда поздним вечером четыре дня назад. Он нес меня в темноте, от усталости я ничего не видела, не понимала и даже не могла разлепить глаза. Потом он постучался в какой-то дом, и ему открыла высокая толстая женщина. Она ахнула и сказала:
– Входите, входите же скорее!
Они посадили меня на стул, а сами шептались долго и сердито. Потом толстая женщина налила в корыто воду и велела мне раздеться и залезть в него. Человек-Солнце ушел, не сказав ни слова. Я сидела неподвижно на стуле, а потом вдруг начала падать. Толстая женщина охнула, подхватила меня и сама раздела, усадила в корыто, долго терла меня какой-то жесткой тряпкой, ворчала что-то про мои волосы, они ей не нравились, но других у меня не было. Кажется, я так и уснула в этом корыте, потому что, когда пришла в себя, было уже утро, я лежала на узкой кровати, одетая в какую-то длинную рубашку, а вокруг меня столпились три девочки с белыми волосами и очень синими глазами.
Я смотрела на них, а они – на меня. Потом одна, самая высокая, сказала:
– Смотри, у нее черные волосы.
– И прозрачные глаза, – ответила другая, поменьше.
– Эрли, дурочка, что ты болтаешь, прозрачных глаз не бывает!
– А у нее прозрачные!
– Просто очень светлые!
– Где мама ее взяла?
Тут в комнату зашла толстая женщина, увидела меня и сказала:
– А, проснулась! Вот и хорошо! Сейчас я тебя покормлю, а потом будем знакомиться.
Она выгнала девочек из комнаты, поставила на стол чашку с рыбным бульоном и даже хотела покормить меня с ложки, но я испугалась. Неужели я совсем больна, что она так обо мне заботится? Я умру, как старик? Тогда толстая женщина улыбнулась и сказала:
– Ну, ешь, ешь, тебе надо набраться сил, милая.
И я ела. Потом спала. И снова ела. И опять спала. В комнату заглядывали девочки, хихикали и убегали. Несколько раз на подоконник садилась Птица. Я поняла, что она живет где-то там, на улице, и была рада, что она меня не оставила.
Вечером толстая женщина села на краешек моей кровати и спросила:
– Как тебя зовут?
– Никак.
Я не думала, что у меня получится разговаривать. Все-таки почти всю свою жизнь я молчала, и слова не были приучены вылетать из моего рта. Но эта толстая женщина смотрела на меня так внимательно, что слова сами из меня выпрыгивали, будто рыба из воды в жаркий день.
– У человека должно быть имя, – сказала она.
– Значит, я не человек, – сказала я и вспомнила Ралуса. – Я пряха.
– О, ты умеешь прясть! Как хорошо! Научишь моих дочек? А то мне все недосуг.
Тут слова снова спрятались у меня в животе, и я опустила голову.
Я не умею прясть. Я ни разу не держала в руках веретена.
– А имя все же нужно тебе. Выбери сама, как хочешь называться, – сказала мне женщина и вдруг погладила по голове.
Я отпрянула, будто увидела летящий в меня камень.
Никто ни разу в жизни меня не гладил.
Никто ни разу в жизни ко мне не прикасался.
Не брал за руку.
Даже не смотрел на меня так долго.
Женщина задержала свою руку на моей спине, потом тронула за локоть и сказала, вздохнув:
– Давай, милая, я познакомлю тебя с дочками.
– «Милая» – это теперь мое имя?
– Нет, это я просто так тебя назвала. Чтобы ты не боялась.
– Я не боюсь. А зачем нужны имена?
– Ох, ну и вопрос! Чтобы тебя ни с кем не спутали, хотя бы для этого.
– Разве ты можешь меня с кем-нибудь спутать? – удивилась я.
– Да уж, – хмыкнула женщина. – Ну, ведь ты как-то зовешь свою птицу?
– Птица.
Она немного подумала и принялась объяснять:
– Ну вот меня зовут Лурда. Это означает «светлая». Моим родителям мечталось, чтобы жизнь моя была порадостнее, вот и выбрали мне такое имя. Когда кто-нибудь хочет написать мне письмо или что-то передать, то говорят: это для Лурды с Элиши. Понимаешь?
– Ты одна здесь с таким именем?
– Да уж… не одна. Есть еще несколько. Но можно сказать: это для Лурды с Элиши, у которой три дочки и которая живет в доме с красной калиткой.
– Длинноватое имя.
– Да уж.
– А могу я тоже зваться Лурдой?
Лурда подумала.
– Знаешь, будет не очень-то удобно, ведь мы живем теперь под одной крышей. Позовет кто-нибудь «Лурда», а мы и знать не будем, кого именно зовут, тебя или меня, ты подумаешь, что меня, я подумаю, что тебя, и никто не выйдет к человеку.
– Или прибежим обе, – серьезно кивнула я.
– Вот-вот! Нет, мы придумаем тебе другое имя, чтобы не путаться.
– Тогда мне еще надо знать, как зовут всех твоих дочек.
– Вот сейчас и узнаешь, – сказала Лурда и крикнула: – Входите!
Вошли те три девочки, которых я уже видела. Они были очень похожи и одеты в одинаковые клетчатые платья с передниками. На руках у каждой – плетеные браслеты. Лурда называла мне их имена, и я запоминала по браслетам, как какую зовут. У Ярсы два браслета – серый с желтыми бусинами и зеленый. У Эрли – голубой с красными бусинами. У Тиры – желтый, оранжевый и красный. Я тоже хотела себе браслет. Я бы сделала его самым ярким, всех цветов, какие только встретила тут, на Элише. Я сказала об этом, и Ярса улыбнулась:
– Наш остров такой блеклый, тут и цветов-то почти нет. Вот если бы ты поехала на Патангу! Там