– Что ты хочешь? – повторил Иван. – Ты пойми. Мне ничего не сделается. Я тебя не обманывал, не изменял тебе, я прав. И потому – мне ничего не сделается. Ты же все зло, которое в себе носишь, на своего же ребенка сейчас обращаешь. Уймись.
В ответ послышалась дичайшая брань, виртуозная. Пришлось отключаться. Продолжать не имело смысла.
* * *
Наверное, он идиот. Полный идиот. Быть может, каждый человек в какой-то области жизни имеет серьезные пробелы. Или – проблемы. Иван, вполне благополучный в профессии, успешный врач, занимающийся челюстно-лицевой и пластической хирургией, решительный, умелый, к тому же – блестящий интуит, что в медицине немаловажно, в отношениях с женщинами, выходит, всю свою интуицию терял напрочь. Она отказывалась работать в этом направлении, его странная интуиция.
Он любил в своей жизни дважды. Был уверен, что любит. Не сомневался, что это именно так. И дважды был обманут. Он доверялся полностью. Может быть, это не лучший путь к сердцу прекрасной дамы? Может быть, надо давать понять женщине, что ты себе на уме, что ты опасен, коварен, жесток? Может быть, им именно этого и жаждется? У Ивана перед глазами была его собственная семья, дружная, спокойная. Надежный тыл. Он никогда не мог себе представить, что может быть по-другому. Не остерегался. Вот в этом-то, видно, и был источник его бед. Нельзя все мерить родительскими мерками. Время другое. Условия жизни будущих жен – иные, ориентиры и ценности – как в страшной сказке. Не у всех, конечно же. Но ему именно такое везение выпало. Надо бы заранее узнать, что у девушки за душой, как раньше жила, о чем мечтала… А он влюблялся сразу и наповал. И дальше видел в своей любимой лишь прекрасные черты, не допуская, что когда-нибудь она может оказаться совсем другой.
Хотя – почему это: совсем другой? Именно такой, какой и была! Просто глаза и разум Ивана в тот момент первого очарования как-то иначе видели и соображали. Ведь, если по-честному, влюбился Иван в будущую жену с первого взгляда, даже не видя девушки! Вот как бывает!
* * *
Он летел тогда ночным рейсом из Цюриха в Москву после утомительной конференции и хотел только одного: вытянуть ноги и уснуть. Он никогда не летал бизнес-классом на короткие (три-четыре часа лета) расстояния из принципа: вполне можно долететь почти в десять раз дешевле и не утратить своего достоинства. Он уселся на свое место у прохода в седьмом ряду. Просил шестой, сказали – все занято. Он захотел глянуть, кто же занял его любимый ряд. Какие-то девушки сидели впереди и оживленно болтали. Он их так и не увидел. Девушка, сидевшая прямо перед ним, разулась и уперлась ногами в перегородку. Иван видел ее узкие щиколотки и ступни в черных носочках.
«Милые ножки какие!» – подумал он.
Ножки между тем ни секунды не находились в состоянии покоя: они словно выплясывали веселый танец, пальчики поднимались, опускались, двигались по перегородке – целую пантомиму можно было углядеть в движениях этих задорных ножек.
Иван не смог уснуть. Он любовался. И, конечно, прислушивался к тому, о чем говорили подруги. Из их разговора он понял следующее: в Цюрихе они оказались проездом, отдыхая где-то в горах Швейцарии. Приехали рано утром на главный вокзал, оставили вещи в камере хранения, а сами пошли по городу гулять, по магазинам. В восемь вечера явились за багажом и только тут поняли, что случился у них страшный облом. Вообще кошмар кошмарный! Оказывается, камера хранения в странном городе Цюрихе закрылась в семь вечера. И все! И никаких стонов, воплей, слез и соплей не принималось! Хорошо, что с ними был какой-то Август, который как-то сумел договориться с авиакомпанией, что завтра утренним рейсом отправит их чемоданы в Москву. И вот они летят налегке. И дико волнуются: вдруг у Августа чего-нибудь не получится утром, и они лишатся своих новых шмотюлек, приобретенных за неделю отдыха. Тогда – все счастье мимо! Только то, чем перед полетом в Цюрихе закупились, и останется. А в чемоданах – самое основное!
– Мне больше всего сапоги летние жалко, – стонала обладательница очаровательных ножек.
Ножки при этом и не думали печалиться, все выплясывали свои веселые и беззаботные танчики на перегородке, все постукивали пальчиками.
Весь полет обездоленных цюрихской камерой хранения паломниц к святым торговым точкам прошел в восторженных воспоминаниях о шопинге и легких постанываниях от невозможности немедленной встречи со своими приобретениями.
Вот прислушаться бы ему тогда получше к разговорам, а не ножками любоваться! Но такие вещи понимаешь обычно задним числом. Очень сильно задним! Тогда же, к моменту приземления, Ивану было решительно наплевать на содержание девичьих бесед. Ему хотелось быть рядом с этими ножками. Погладить их хотелось, побаловать их обладательницу, порадовать ее чем-то, утешить. И, как только все поднялись со своих мест, Иван во все глаза уставился на девушку с ножками и понял: это она! В ней все было прекрасно. Именно его тип: светлая, стройная, русая, хрупкая.
Он тут же признался, что случайно слышал их с подругой разговор, сочувствует их проблеме и предлагает отвезти их по домам, поскольку машина его находится в аэропорту на стоянке.
Девушка внимательно вгляделась, словно работник фейс-контроля на входе в престижный клуб, и промолвила:
– Ну ладно, не откажемся.
Оказалось, подруги жили вместе, снимали однушку на двоих в Люблино.
Так и завязалось судьбоносное знакомство.
Разница в годах между ними была замечательная: тридцать три Ивану и двадцать три Алине. Он – вполне уже состоявшийся специалист, зарабатывавший, как ему казалось, очень хорошие деньги. Она чего-то там платное закончила – «менеджмент, управление, организация, планирование». В общем, – «отовсюду ни о чем». Да какая разница! Образование получила, какое смогла. На учение деньги сама добывала. Каким образом, Иван не уточнял, да это и не касалось его. Алина говорила: «Работала везде, где могла». Вполне достаточно, чтобы зауважать девчонку из-под Архангельска, которой самой пришлось в жизни пробиваться: отца не было, мать с бабушкой растили ее и брата. Некая странность, которую Иван не расценивал как странность: Алина одевалась просто роскошно, машинка у нее имелась – тоже очень знатной марки.
И что? О чем это говорило влюбленному? Да только о том, что девчонка не белоручка, умеет трудиться, готова зарабатывать, не сидеть сложа руки, как новоявленная барыня. Вообще провинциальные девчонки – великие труженицы, не то что избалованные москвички, которым даром досталось сразу и все. Это Алина так о москвичках говорила, и Иван с ней соглашался. Он вообще соглашался со всем, что изрекала эта редкая красавица и умница. Не восхищаться ею было попросту невозможно.