Читать интересную книгу Занавес опускается - Найо Марш

– Вы про «Макбета»? Боюсь, я не совсем вас понимаю.

– Но ведь все сходится, – пробормотал он. – Ах да, конечно, я вам еще не представился. Седрик Анкред.

– Вот как, – помолчав, сказала она. – Начинаю понимать.

– Ну и наконец, в довершение,– ваше имя на конверте! Я, наверно, очень нахально на вас пялился, да? Но мне даже не верится, что вы будете писать портрет нашего Старца во всех его перьях и блестках! Костюм у него – просто ужас какой-то, вы представить себе не можете! А этот его чепчик!.. Будто из железа скроен. Старец – мой дедуся. Я сын Миллеман Анкред. А моего отца звали – только никому не рассказывайте – Генри Ирвинг Анкред. Представляете?!

Не зная, что сказать в ответ на этот монолог, Агата откусила кусок бутерброда.

– Так что, понимаете, я обязан был вам представиться, – продолжал он тоном, который Агата про себя определила как «игриво-обворожительный». – От ваших картин я просто умираю! Когда я понял, что смогу с вами познакомиться, то весь прямо затрепетал.

– Откуда вы узнали, что я буду писать сэра Генри? – спросила Агата.

– Вчера вечером я звонил дяде Томасу, и он мне рассказал. Понимаете, мне велели явиться пред очи Старца в Анкретон, а это выше моих сил, и я хотел отказаться, но тут, конечно, поменял все свои планы. Видите ли, – Седрик произнес это с такой ребячливой непосредственностью, что Агату передернуло, – дело в том, что я и сам немножко рисую. Я художник-модельер в фирме «Понт-э-Сье». Сейчас, конечно, вокруг сплошной аскетизм и занудство, но мы в нашей фирме потихоньку выкарабкиваемся из этой скуки.

Агата внимательно оглядела его: серебристо-зеленый костюм, бледно-зеленая рубашка, темно-зеленый пуловер и оранжевый галстук. Глаза у него были довольно маленькие, подбородок – мягкий и круглый, с ямочкой посредине.

– Осмелюсь сказать несколько слов о ваших работах, – продолжал щебетать он. – В них есть одна безумно импонирующая мне черта. Как бы точнее выразиться… У вас рисунок согласуется с предметом. В том смысле, что художественное решение выбирается не произвольно, не в отрыве от изображаемого предмета, а, наоборот, неизбежно вытекает из его сути. Оттого-то ваши картины всегда так гармоничны. Может, я говорю чепуху?

Нет, кое в чем он был прав, и Агата неохотно это подтвердила. Но она не любила обсуждать свои работы с посторонними. На минуту замолчав, Седрик пристально поглядел на нее. У Агаты возникло неприятное чувство, что он догадался о впечатлении, которое произвел. Следующий его ход был полной неожиданностью.

Пробежав пальцами по волосам – они у него были светлые, волнистые и на вид чуть влажные, – он вдруг воскликнул:

– Боже мой! Ах, эти люди! Только послушать, что они иногда говорят! Пробиться бы сквозь эту трясину, как пробились вы! Боже мой! Ну почему жизнь такая непроглядная мерзость?

«Господи помилуй!» – взмолилась про себя Агата и захлопнула корзинку с бутербродами. Седрик смотрел на нее в упор. Похоже, он ждал ответа.

– Я не берусь судить о жизни столь обобщенно, – сказала она.

– Да-да. – Он глубокомысленно закивал. – Конечно. Я с вами согласен. Вы совершенно правы, разумеется.

Агата украдкой посмотрела на часы. «До Анкретона еще целых полчаса, – подумала она, – но он все равно едет туда же».

– Я вам надоел, – громко заявил Седрик. – Нет-нет, не отрицайте! О боже! Я вам надоел. Тю!

– Я не умею поддерживать подобные разговоры, только и всего.

Седрик снова закивал.

– Вы читали, а я вас оторвал, – сказал он. – Отрывать людей от чтения нельзя ни в коем случае. Это преступление против Святого духа.

– Что за чушь! – не выдержала Агата. Седрик мрачно засмеялся.

– Продолжайте! – воскликнул он. – Прошу вас. Читайте же дальше. На мой взгляд, это чудовищно плохая пьеса, но раз уж вы начали, то читайте дальше.

Ей было трудно читать, сознавая, что Седрик сидит напротив и, сложив руки на груди, наблюдает за ней. Она перевернула страницу. Через минуту он начал громко вздыхать. «Явно ненормальный», – подумала Агата. Внезапно Седрик рассмеялся, и она невольно подняла глаза. Он все так же смотрел на нее в упор. В руке он держал раскрытый нефритовый портсигар.

– Вы курите?

Она поняла, что, если откажется, он опять разыграет какой-нибудь спектакль, и взяла сигарету. Нагнувшись к ней, он молча щелкнул зажигалкой, потом снова отодвинулся в свой угол.

«Все же надо как-то найти с ним общий язык», – подумала Агата.

– Вам не кажется, что в наше время художнику-модельеру очень трудно нащупать верное направление? – сказала она. – Ведь какие раньше были моды! Коммерческое искусство – это, без сомнения…

– Проституция! – перебил Седрик. – Самая настоящая. Но при этом довольно веселое занятие, если, конечно, вас не шокирует первородный грех.

– А для театра вы что-нибудь делаете?

– Вам это интересно? Как мило с вашей стороны! – ядовито сказал он. – Да, дядя Томас иногда кое-что мне заказывает. Если честно, то я мечтал бы работать для театра. Когда есть такая мощная поддержка, как Старец, казалось бы, должны быть открыты все двери. Но, к сожалению, меня он нисколько не поддерживает, в том-то вся и пакость. У него на первом месте не я, а наша малютка изверг. – Седрик чуть приободрился. – Конечно, когда я вспоминаю, что я старший из его внуков, меня это немного утешает. В минуты душевного подъема я внушаю себе, что он не посмеет целиком вычеркнуть меня из завещания. Только, не приведи бог, чтобы он завещал мне Анкретон. Когда я вижу во сне этот кошмар, то просыпаюсь от собственного крика. Хотя, разумеется, пока не решен вопрос о Соне, может случиться что угодно. Вы уже знаете про Соню?

Агата замялась, и Седрик продолжал:

– Соня – это маленький каприз нашего Старца. Сногсшибательно декоративная штучка. До сих пор не могу ее раскусить: то ли она невероятно глупа, то ли совсем наоборот. Боюсь, что наоборот. Все наши настроены против Сони и готовы сожрать ее с потрохами, но я думаю, мне имеет смысл с ней дружить – на тот случай, если Старец действительно на ней женится. Как вы считаете?

«Может быть, привычка поверять свои секреты чужим людям свойственна всем Анкредам мужского пола, – подумала Агата. – Но не могут же они все до одного быть как Седрик. Не зря ведь Найджел Батгейт написал, что Седрик отвратительный тип, да и Томас намекал…» Она поймала себя на мысли, что в сравнении со своим племянником Томас кажется ей теперь очень милым человеком.

– Но умоляю, скажите, – трещал Седрик, – как вы собираетесь его писать? Сплошь мрак и темные тона? Впрочем, у вас в любом колорите получится изумительно. Вы позволите мне иногда забегать и подглядывать или у вас на этот счет строгие правила и вы будете шипеть?

– Боюсь, что буду шипеть.

– Я так и думал. – Седрик посмотрел в окно и трагическим жестом схватился за голову. – Приближается! Каждый раз готовлю себя к этой минуте и каждый раз жалею, что нет обратного поезда, а то бы немедленно с воплем умчался назад в Лондон. Сейчас увидите. Я этого не вынесу. О боже! За что мне такие страшные испытания?!

– Да что случилось?

– Смотрите! – закричал Седрик и закрыл глаза. – Смотрите, вон он! Домик-пряник!

Агата выглянула в окно. В двух милях от путей на холме высился Анкретон.

Глава третья

АНКРЕТОН

I

Это было удивительное здание. Построили его в викторианскую эпоху. Ободренный безоговорочной поддержкой тогдашнего хозяина поместья, архитектор снес дом времен королевы Анны и на его останках воздвиг нечто невиданное, воплощавшее в себе самые экзотические его грезы. Анкретон нельзя было отнести ни к одному стилю или периоду. Его фасад топорщился наростами, свидетельствовавшими о равной любви архитектора к таким разным стилям, как норманнский, готический, барокко и рококо. Мелкие башенки торчали тут и там, напоминая шишки жировиков. Над путаницей зубчатых стен вздымалось восемь основных башен. Узкие бойницы воровато подмигивали пучеглазым эркерам, а из калейдоскопа черепицы тянулась вверх целая роща разномастных печных труб. И все это сооружение стояло не на фоне неба, а на фоне густого вечнозеленого леса, потому что за анкретонским холмом подымалась другая, более крутая горка, щедро засаженная хвойными деревьями. Возможно, зачав этого монстра, фантазия хозяина Анкретона оскудела – он соблаговолил пощадить и почти не изуродовал террасы сада и аккуратные рощицы, разбитые на склонах холма в традициях Джона Ивлина[8]. Сохранившие свою первоначальную гармоничность, они мягко направляли ваш взор вверх, на замок, словно давно смирились с его уродством.

В окне замелькали деревья, и Анкретон скрылся из виду. Через минуту поезд снисходительно притормозил у крошечной станции.

– Такие потрясения порой, конечно, необходимы, – пробормотал Седрик, вслед за Агатой выходя из вагона.