– А ты бы женился на немой женщине, Мэтью?
– Я? – удивился лорд Долтри.
– Думаю, что нет, – сказал Грейдон. – И это еще не самое плохое. Ты знаешь, как люди относятся к глухонемым. Ей приклеят ярлык дурочки или будут говорить, что в нее вселился дьявол.
– Наверное, ты прав, – задумчиво сказал Долтри. – Я читал научный труд сэра Бенджамина Хэттона о глухонемых. Он утверждает, что они в основном безнравственны и прокляты Богом. Такими родились.
– Вот видишь. Ее будут считать недочеловеком.
– Значит, ты собираешься сказать Кардемору, что его просьба невыполнима?
– Ничего подобного. В следующие три месяца я сделаю все возможное, чтобы леди Лилиан Уолфорд запомнила это время как лучшее в своей жизни.
Глава четвертая
Граф Кардемор не любил перемен, особенно если они касались его собственного дома. Он терпеть не мог, когда кругом все было залито светом, не выносил, когда слуг было больше, чем требовалось, чтобы обслужить его одного.
На свету он чувствовал себя незащищенным. Шрамы на его лице были видны более отчетливо, и ему было трудно прятать свое грузное, неуклюжее тело.
Он покинул отчий дом в четырнадцатилетнем возрасте и не возвращался в него до дня похорон брата. Тогда, у смертного одра брата, он увидел женщину такой ослепительной красоты, что у него едва не подкосились ноги. Остаток панихиды прошел для него в каком-то тумане. Он старался привести свои мысли в порядок, чтобы сосредоточиться на обряде. Но это мало помогало. С тех пор Маргарет Уолфорд полностью завладела его мыслями. При каждой встрече страсть вспыхивала в нем с новой силой. Вот и теперь, когда она, мечтательно прикрыв глаза, полулежала в мягком кресле и наслаждалась теплом камина в библиотеке, он с бьющимся сердцем наблюдал за ней, стоя в тени.
– Значит, вечер удался? – спросил он. – Лили вроде бы довольна.
Она открыла глаза и улыбнулась.
– Довольна, правда? Я так обрадовалась, когда она наконец пошла танцевать. Пока не появился лорд Грейдон, я думала, что вечер будет совершенно испорчен. – Она задумчиво добавила: – Станцевать свой первый в жизни вальс с самым красивым партнером в зале было как раз тем, о чем она грезила. – Леди Маргарет улыбнулась. – По-моему, каждая девушка мечтает об этом. Жаль, что вы не видели их вместе, Эрон. Восхитительная пара!
– Грейдон был обходителен? – он отпил виски из стакана, который держал в руке.
– О да. Безукоризнен даже в мелочах. Не думаю, что в зале нашлась хоть одна молоденькая девушка, которая не сгорала бы от зависти к Лили.
Услышав печаль в ее голосе, Кардемор невольно насторожился.
– Он не понравился вам, Маргарет?
– Ну что вы, Эрон. Для этого я слишком мало его знаю. Но я беспокоюсь о Лили. Я не хочу, чтобы у нее появилось основание для надежд. Ни один мужчина, представленный ей сегодня, не пригласил ее на танец до того, как это сделал лорд Грейдон. И она так боялась танцевать с ним, что я вынуждена была заставить ее.
– Похоже, она с честью выдержала это испытание.
Леди Маргарет неожиданно выпрямилась.
– Да, но…
– Мы должны дать ей этот шанс, Маргарет, – сказал граф твердо. – Мы ее предупреждали, но она не захотела слушать. Опыт – лучший учитель. Сегодняшний вечер дал ей возможность понять, что ее ждет. Лили не из тех, кто пасует перед трудностями.
Леди Маргарет бросила на него тот строгий взгляд, который всегда вызывал в нем желание зацеловать ее до смерти.
– Лили даже отдаленно не напоминает вас, Эрон. Это наивная и очень ранимая девушка. Ей не приходилось, подобно вам, благополучно выходить из разных переделок.
Кардемор не мог сдержать смеха.
– Моя дорогая леди Маргарет, не думаю, что можно сравнить светский сезон и пятнадцатилетнее пребывание в компании пиратов, воров и убийц. По крайней мере Лили можно не опасаться того, что миссис Драммонд-Беррелль воткнет ей кинжал в спину, если она не сделает подобающего реверанса.
– Слова умеют ранить не хуже кинжала, Эрон. – Леди Маргарет недовольно покачала головой. – Значит, мы предоставим Лили свободу действий до первой беды? Пусть продолжает, пока изысканное общество не поставит ее на колени?
Он не переставал любить Маргарет Уолфорд с тех пор, как увидел ее. Но в такие моменты, как сейчас, когда она давала выход своему горячему ирландскому темпераменту, он всегда представлял ее в своей постели. Как великолепно бы смотрелись ее распущенные темно-рыжие волосы на фоне белоснежных простынь.
– Светское общество не поставит Лили на колени, – сказал он как можно учтивее. Выйдя из тени, он резко поставил пустой стакан на ближайший стол. – Я не допущу этого.
Леди Маргарет поднялась из кресла и выпрямилась во весь рост, упрямо вздернув подбородок.
– Милорд, я слабо себе представляю, насколько вы могущественны, но даже вы не сможете заставить все общество подчиниться вам.
– А я и не требую этого от всего общества. И вы совершенно правы. Несмотря на все мои возможности, Лили должна действовать самостоятельно. Я был против ее приезда в Лондон. Однако мы не можем заточить ее в Сомерсете, раз она этого не хочет.
Леди Маргарет, глубоко вздохнув, подошла к графу так близко, что тот едва расслышал ее слова, так оглушительно стучало у него в ушах собственное сердце.
– Я знаю, что вы правы, Эрон. Просто я слишком волнуюсь. Помните, как мы сражались из-за нее?
– Никогда этого не забуду, – усмехнулся он. – Никогда в жизни я ничего так не боялся, как ваших слов: «Милорд, я должна с вами поговорить».
Они ссорились бесчисленное количество раз из-за Лили, особенно вначале, когда он вернулся в Кардемор-Холл после пятнадцатилетнего отсутствия. Кардемор обнаружил тогда, что несет ответственность не только за свои семейные титулы и имения, но и за маленькую девочку, бледную и молчаливую, которую привела к нему служанка через несколько минут после того, как он приехал домой. Он никогда до этого не видел свою сестренку, слишком рано оставшуюся без матери. Отец не знал, что делать с немой девочкой. Джордж, очевидно, был слишком занят собственными делами, чтобы уделять ей достаточно внимания, а Маргарет не разрешали вмешиваться. Лили вверили заботам служанок, и поскольку она была ухожена, накормлена и никому не мешала, о ней особенно не вспоминали. Несмотря на то что она потеряла способность говорить в результате несчастного случая, к ней относились так, будто она была от рождения умственно отсталой. Но, едва посмотрев в ее полные жизни голубые глаза, Кардемор понял, что за ее немотой скрывается интеллект.
Малышку не оттолкнуло темное, испещренное шрамами лицо старшего брата. Она улыбнулась ему такой очаровательной приветливой улыбкой, что неосознанно разбила его сердце, считавшееся неприступным. После похорон брата Кардемор намеревался получить титул, к которому всегда относился с презрением, побыстрее распродать все ценное и вернуться к той жизни, которую для себя избрал. Но когда посмотрел в доверчивое личико, так похожее на лицо матери, эта идея мгновенно испарилась. Он осудил своего отца и образцового брата за бессердечие и начал ненавидеть все, что было связано с именем Кардеморов. На обломках, унаследованных от предков, он решил свить новое гнездо.