— Будь благоразумен, Гюнтер! Мы должны помочь поймать русского шпиона! Надо быть патриотом, Бейкер! Тут рука Москвы — это ясно…
— Зачем же делать отпечатки с моих пальцев, если известно, что здесь рука Москвы? — резонно спросил Бейкер.
Флик побагровел, потом разразился тирадой:
— Твои отпечатки нужны, чтобы отвести от тебя подозрение. Они заботятся о твоем престиже и престиже нашей газеты. Ты понимаешь? Мне уже звонил наш депутат из ландтага. Он недоволен! И вообще, Бейкер, не надо быть капризной фрау, которой безразлична судьба родины, лишь бы пошуметь и обратить на себя внимание. Мы, немцы…
И Флик выплеснул весь арсенал патриотической демагогии.
Подавленный этим, Бейкер уже плохо соображал, что происходило дальше. Он машинально сел к столу, машинально дал намазать кончики своих пальцев мастикой. Но во время отвратительной процедуры испытал в душе такое чувство стыда и унижения, будто его раздели и выставили голым на всеобщее обозрение.
Вернувшись домой, он в отчаянии подбежал к бару и, налив большую дозу шнапса, залпом выпил его. Рухнув на диван и впав в состояние прострации, он никак не мог заснуть. Все усилия забыться только вызывали в нем чувство досады и тупой злобы. Не в силах больше бороться с собой, он бросился к столу, достал дневник, к которому не прикасался много лет, и… выплеснул эту змеиную злобу на бумагу.
* * *
— Вольфганг! Спаси меня!
— Гюнтер, на тебе лица нет! Что с тобой!
— Вольфганг, я — дерьмо. Перед тобой — дерьмо, которое не заслуживает…
— Успокойся, Гюнтер! Не надо так кричать на улице… Ты забыл, где мы находимся.
Они находились у подъезда полицейпрезидиума. Вольфганг только что вышел из машины. А Гюнтер ждал его здесь больше часа. Видя, что друг вне себя, Дорнье взял его под руку и повел к себе.
Однако главное волнение этого дня было впереди. В дверях навстречу им вырос дежурный и тревожно сообщил:
— Господин комиссар полиции, я должен предупредить, что к нам…
— Короче, Курт! — перебил Дорнье.
— У нас — комиссия из Центра.
— Так, — Вольфганг нахмурился. — Значит, уже приехали. Сколько их?
— Пока один. Генерал-инспектор! — значительно подчеркнул Курт.
— Да, — глубокомысленно изрек Дорнье и, повернувшись к Гюнтеру, сказал: — Ну что ж, пойдем вместе встречать высокого гостя!
Генерал был в кабинете Дорнье, о чем успела шепнуть секретарша. Дорнье и Бейкер вошли и подобострастно застыли: мундир высокого чина всегда сковывает почему-то стоящих перед ним. Дорнье, вытянувшись, стал докладывать генералу. Но тот повелительным жестом прервал доклад и указал на кресла:
— Сядьте!
Оба сели.
Генерал пронизывающим немигающим взглядом уставился на Бейкера, отчего Гюнтер ощутил внутри неприятный, зудящий холодок.
— Вы что здесь делаете, в полиции?
— Я журналист… э… Гюнтер Бейкер. Если нежелательно… я могу уйти…
И смущенный газетчик встал, намереваясь уйти.
— Останьтесь! Вы мне будете нужны, Гюнтер Бейкер, — остановил генерал и сразу перенес свой холодный колючий взгляд на Дорнье:
— Пока я был в вашем кабинете, здесь часто звонил телефон. Где вы находились все это время?!
Голос генерала звенел высоким тенором, был напыщенным и никак не вязался с его массивной внешностью. Этот парадокс производил странное впечатление, как маленький рост великого Наполеона.
— Я руководил операцией, господин генерал…
— Ло́вите шпиона-коммуниста! — с иронией резюмировал генерал.
— Да, — подтвердил Дорнье.
— И никак не можете его изловить, — с издевательством пропел генерал, неестественно дернувшись.
— Все силы нашей полиции брошены на это, — защитился Дорнье.
— Не умеете работать! — рассерженно стукнул по столу генерал и, опереточно покрутив рукой, строго спросил: — На каком основании вы отдали приказ об аресте нескольких активистов антивоенного движения из палаточной деревни?
— На основании пожара на базе. Есть подозрения, что поджог…
— Прекратите болтать ерунду! — петушино срываясь на верхах, резко перебил Дорнье генерал. — Это не так! Понимаете, какой будет скандал в ландтаге и даже в бундестаге?! Партия «зеленых» — это теперь сила! Вот журналист знает. Я думаю, он напишет обо всем этом!
— Мне позвонили от вас, из Бонна… — начал объяснять Дорнье, но генерал, не дав ему договорить, опять запетушился:
— Прекратите болтать! Я вас снимаю с должности! Сюда назначен новый комиссар полиции. Приготовьтесь сдать завтра дела!
И, сверкнув гневно глазами на Дорнье и Бейкера, он зашагал, пританцовывая, к выходу.
Вольфганг был в состоянии крайнего стресса. Можно было понять его состояние. Сколько лет карьеры — от рядового полицейского до комиссара полиции, полжизни отдано трудному делу, впереди — надежда уйти в отставку, на отдых с почестями, — и вдруг все рухнуло, полетело к чертям в один миг! Нелепо! Странно! Все прахом — и награды, и благодарности за безупречную службу!..
Гюнтер в эту минуту забыл о себе. «В руках генерала — судьба Вольфганга!» — сверкнуло в его сознании. И Бейкер решительно кинулся вслед уходящему грозному начальнику. В нем было желание остановить генерала, утихомирить его гнев, убедить, что он неправ по отношению к Дорнье, просить, молить за своего друга даже на коленях…
Почти в дверях уже он схватил уходившего генерала за рукав кителя, но… рука ощутила пустоту. Чувствуя, что инспектор сейчас уйдет и тогда все пропадет окончательно, Бейкер попытался удержать его за плечо и… в недоумении, граничащем со страхом, ощутил, как его рука прошла сквозь погон, материю кителя и, провалившись, уперлась в плечо, которое оказалось щуплым, костлявым, как у подростка, что никак не подходило к тучной генеральской фигуре.
Генерал резко повернулся и уставился на Бейкера немигающим взглядом, от которого журналист оцепенел. И вдруг мысль Бейкера озарилась догадкой. Он понял все! В одно мгновение! Гюнтер забежал вперед и, загородив собой выход, закричал:
— Стойте! Ни с места! — и к Дорнье: — Это он! — Потом — генералу: — Не вздумайте сопротивляться! Вы все равно не выйдете отсюда!
Дорнье, опомнившись, щелкнул предохранителем пистолета, подскочил к генералу.
— Руки вверх! — скомандовал он, направив на генерала оружие. — Ни с места!
Но генерал и не думал бежать, а тем более сопротивляться. Он засмеялся тонко и, как волшебник в сказке, прямо на глазах друзей превратился в невысокого, худощавого юношу лет двадцати.
— Поднимите руки! Повернитесь к стене! — скомандовал обретший состояние духа Дорнье.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});