Робин печально покачал головой. Когда-то давным-давно он подумал, что точно знает, какие чувства испытывал Каин, когда убил Авеля. Теперь же ненависть и злоба отзывались лишь грустной болью и мучительным сожалением. Ему очень не хотелось, чтобы Джулиет порошила все это, но он понимал ее чувства. Ее родственники все еще жили на Джерси – бабушка София, тетя Катрин, сестра Софии, Поль и Вив, ее невестка и брат, младший брат самого Робина – Дэвид и его жена Дебора. Дэвид и Дебора как-то раз наведывались к ним в Австралию: Джулиет тогда было около десяти. Но обстановка оказалась настолько напряженной, что больше они не приезжали.
У нее там целое наследство, которого ее лишила судьба, подумал Робин. И это правильно, если она поедет и разыщет его. А если это заставит ее еще раз подумать о помолвке с Сином, то вряд ли это так уж и плохо.
Он выпрямился. Высокий, длинноногий мужчина, слегка сутуловатый, словно ему пришлось взвалить на свои плечи все тяготы мира.
Наверное, ему надо посмотреть, как там Молли. Право, это лучшее, что он сейчас может сделать.
Син Ричардсон лениво перебирал рукой густой водопад волос Джулиет, играл маленькими завитками на ее шее, и, несмотря на то, что голос звучал непринужденно, в глазах его затаилась тревога.
– Так ты это серьезно – насчет поездки в Англию, Джули?
Она резко повернула голову и взглянула на него, и Син понял, что она видит его насквозь, несмотря на его обычный, кажущийся невозмутимым облик.
– Совершенно серьезно. А почему бы нет?
Он сглотнул. Он никак не мог сказать ей правду: он боялся, что если она уедет, то он, возможно, потеряет ее. Это прозвучало бы довольно невыразительно, впрочем, он не был уверен, почему должен испытывать такие чувства. Они встречались уже три года, с тех пор как познакомились в школе искусств, где Джулиет изучала дизайн интерьеров, а он обучался на третьем курсе. Оба входили в студенческий союз и там подружились. Они помогали друг другу с проектами, проводили вместе праздники, наконец, делили ложе. Теперь они поговаривали о том, чтобы объявить о помолвке и свадьбе. Как раз об этих шагах он – вольномыслящий студент-искусствовед – никогда особенно не помышлял и не принимал всего этого в расчет. Но надеть кольцо ей на палец – похоже, сейчас это единственный способ удостовериться, что она останется с ним. Вот только если бы ему удалось надеть кольцо ей на палец! Син не был полностью в этом уверен. Пожалуй, было бы удобно ненароком заговорить с ней о помолвке на ее день рождения. Если она испытывает к нему такие же, как он, чувства, то почему бы ей не переехать к нему сейчас? Его квартира – не рай, но и не такая уж и плохая: три больших комнаты и небольшой задний дворик. Он успешно делает карьеру и зарабатывает такие деньги, которые всего лишь два года назад, когда он был студентом, показались бы ему целым состоянием. Но было что-то неуловимое в Джулиет. Ее быстрый ум, за который он так ее любил, в то же время выбивал его из колеи и вызывал неуверенность в себе.
Оставайся здесь и давай поженимся сейчас, хотел он сказать, но побоялся.
Вместо этого он привел последний, довольно спорный, довод, который только смог придумать, чтобы убедить ее остаться в Австралии.
– А как насчет твоей новой работы?
– Я не приступлю к ней до следующего месяца и уверена, что, если попрошу их, они немного подержат ее для меня. Я ведь буду мелкой рыбешкой в огромном озере, когда начну работать в Дарби Грейс. У них там куча прекрасных, талантливых дизайнеров, и боюсь, что пройдет несколько лет, прежде чем они позволят мне что-нибудь фыркнуть по поводу собственного проекта.
– Но ты ведь уже весьма успешно выставляла свои проекты, когда работала в «Дрим Мэшин»?
– Это совершенно другой уровень, ты ведь помнишь, я попала туда прямо после колледжа. По-моему, я заслуживаю небольшого перерыва, тем более перед расхваленным Дарби Грейс. Вернусь, освежившись, и полностью отдамся карьере.
– Надеюсь, хоть что-нибудь останется для меня!
– О Син, ты же знаешь, что да!
– Все равно я бы не хотел, чтобы ты ехала.
– Ради Бога! – Она изогнулась и посмотрела ему в лицо. – Похоже, никто не хочет, чтобы я ехала. Мама с папой наезжали на меня сегодня утром насчет этого, хотя выдвигали не такую, как у тебя, причину. Похоже, у нас довольно запутанная семейная тайна.
Он засмеялся и отбросил свои легкие песочного цвета волосы с длинного костлявого лица.
– Не могу в это поверить. Я думал, твои джерсейские родственники настоящие аристократы. Не то что мои предки-каторжники.
– Но это правда – в самом деле! Кажется, моя бабушка убила своего сына, моего дядю Луи. Поэтому мои мама с отцом приехали в Австралию, чтобы убраться подальше от скандала… – Она прервала себя. Он с потрясенным лицом вытаращился на нее. – Почему ты так на меня смотришь?
– Ты шутишь, Джули?
– Нет, не шучу. Я понимаю, это звучит невероятно, – я и сама не могла сначала в это поверить. Даже не столько тому, что это случилось, хотя все это потрясает, сколько тому, что они хранили от меня эту тайну все эти годы! Невозможно поверить!
– Они разыгрывают тебя.
– Нет, не разыгрывают. Если б ты видел их лица… Я думала о том, что мы никогда, ни на одни каникулы не приезжали туда. Ведь это странно? Я понимаю, что это на другом конце света, но на сверхзвуковом самолете это же не так далеко – несколько часов на «конкорде».
– Твои родные, полагаю, вполне могут позволить себе «конкорд». Зачем же пользоваться самым дешевым транспортом, который им может обеспечить биржевая контора!
– Ну, не начинай опять. Терпеть не могу, когда ты становишься таким дураком. Тебя заносит не туда. Ну да, у них есть деньги, но не так уж много.
– Нет, всего лишь куча денег для бедных гомиков, у которых ни черта нет. Ну ладно, извини, вернемся к делу. Я думаю, вся эта история с убийством – лишь предлог, чтобы не дать тебе поехать. Не верю ни единому слову. – Он говорил напористо, словно убеждал себя в этом, и она с удивлением поняла, насколько потрясло его это сообщение.
И хватит для революционно мыслящего художника-левака. Хватит с него – урожденного австралийца, который хвастался тем, что предки его – высланные каторжники. Но за всем этим скрывалась поистине пуританская душа Сина.
– Ну если это их последние доводы, то обставили они все из рук вон плохо, – с нарочитой легкостью сказала она. – Теперь-то я решительно настроена поехать и посмотреть, что представляет собой моя семья.
– Позволь мне тоже поехать.
– Не глупи, Син. У тебя же сейчас нет каникул, да еще на целый месяц. Видишь ли, я еду, еду сама по себе. И все тут.
Она наклонилась, поцеловала его и обвила руками его шею – единственный способ закрыть ему рот, единственный безотказный способ, и он всегда срабатывал. Он поднял ее на руки и понес в кровать. Это она любила больше всего – поддразнивание, маленькие любовные игры, сильное горячее эротическое ощущение в теле, пока он раздевал ее. Почему всегда было лучше, когда их разделяла одежда, когда ею двигало чувство парящего нетерпения, которое заставляло ее желать… желать… этого. Но почему, когда это случалось, наступал такой упадок? Каждый раз, когда она заново переживала острые волны страсти, она думала: да, да, да! Сегодня это будет иным. Но только все всегда оставалось прежним. Ощущая его обнаженное тело, она всегда готова была вскрикнуть, чтобы он прокрутил пленку назад, как можно быстрее, пока не поздно: она знала наверняка, что интимный контакт подействует на нее отрезвляюще, как будто кто-то окатит ее ковшом ледяной воды.