Читать интересную книгу Месть базилевса - Николай Бахрошин

От его неожиданной воинственности робкие херсониты пришли в понятное замешательство. Кинулись совещаться: самим удавить Юстиниана или слезно просить нового базилевса забрать от них отверженного, дабы не осквернять уши изменой верховной власти. И вроде бы решили: сами убьем, а тело сохраним в бочке с медом, будет чем оправдаться перед новым правителем. Но Риномет вовремя почуял опасность. Тайно отбыл из города с небольшим числом доверенных слуг.

Сгоряча архонт Херсонеса Прокий Мезун решил преследовать его с войсками, догнать и казнить. Правда, потом, поразмыслив еще немного, ограничился докладом в столицу о побеге Меченого. Легко сказать – казнить… А как решиться пролить кровь миропомазанного автократора, чей род правил империей почти сто лет? Нет уж, пусть базилевсов казнят базилевсы, рассудил архонт, а чиновники городского управления должны заниматься налогами, податями, порядком и чистотой улиц. Богу – Богово, кесарю – кесарево, так завещал сам Спаситель. Имея, конечно, в виду, что каждое сословие должно знать свое место и не пытаться подпрыгнуть выше собственной головы.

Так Юстиниану удалось бежать из ссылки и затеряться на окраинах обширной империи.

Но Евдаксион знал и больше. Не далее как месяц тому назад, как раз накануне сентябрьских календ, он провел какое-то время в собственном доме в прибрежном городке Тома. И однажды допоздна засиделся в таверне Малания Шелудивого, мужа с виду паскудного, с темной плесенью на лице и руках, но в делах надежного. Компанию за столом капитану составил известный сплетник, торговец рабами Фока Скилиц по прозванию Плешивый. Нагрузившись крепким крымским вином по самую ватерлинию, Скилиц вдруг взялся рассказывать капитану, что исчезнувший Риномет после бегства из Херсонеса неожиданно объявился в окружении джебу-кагана, великого кагана хазар. Ну да, того самого свирепого Ибугира Глявана, что ест плохо прожаренную человечину по утрам и вечерам, запивая христианское мясо дымящейся кровью!

Нам с тобой, друг Евдаксион, разглагольствовал захмелевший Плешивый, остается только догадываться, что наобещал Риномет джебу-кагану, как убедил твердолобого Глявана, что еще имеет силу и вес в империи, но многие свидетельствуют: Юстиниан был принят повелителем диких с таким почетом, словно и правда завтра сядет на троне. Каган даже отдал за него замуж свою сестру. Ту быстренько крестили по православному обряду и нарекли басилиссой Феодорой. «Только подумай, почтенный Евдаксион, не мытая никогда хазарка и – басилисса… Воистину, причудливы дела Господа и помыслы его неисповедимы!»

По рассказу Плешивого, после венца молодые удалились из хазарских степей в прибрежную Фанагорию, где базилевс начал свою дикую басилиссу любить. «И так, и этак, и по-всякому – в общем, как кошки, собаки или нищая чернь любится, презрев стыд!» – сладко причмокивал губами щуплый, сухенький Фока, словно сам подглядывал в приоткрытую дверь. И хазарка от усердия царственной плоти вскорости понесла. Так люди говорят, да…

Наверное, не зря про него болтают, что по мужской части Скилиц уже ничего не может, зато смотреть любит – за уши не оттащишь, усмехался про себя капитан. Когда-то про Скилица говорили, что он весь свой женский товар пробует самолично, купить у него девственницу – что вырвать мясо из пасти нильского крокодила, но постарел с годами, поистрепался. Теперь рассказывают: Фока отбирает самых свежих и красивых юношей и девушек из рабов и с вечера до утра заставляет их совокупляться у себя на глазах. Сам сплетает их в замысловатые позы и млеет, глядя. Тех же, кто ослабнет, лично взбадривает плетью.

Вспомнив это, Григорс хохотнул – проторгуешься этак, портить хороший товар! Понятно, почему Плешивый не слишком удачлив в делах. Настоящий-то купец из-под себя вынет да и продаст втридорога, а Скилиц все больше беса тешит на погибель души.

Смех капитана Фока воспринял как недоверие к его осведомленности. С еще большим жаром продолжил повествовать о приключениях Риномета, для убедительности цапая Евдаксиона за складки нарядного таласа. Капитан брезгливо отстранялся (не для того шит талас из дорогой константинопольской парчи, чтоб за него цапали жирными от мяса руками), но слушал внимательно. В торговых делах никогда наперед не знаешь, какая из новостей обернется прибылью. Со слов Фоки выходило, в Фанагории Риномет узнал, что джебу-каган вдруг решил продать его базилевсу Тиберию. Точнее, узнала об этом молодая жена и сказала мужу. Мол, верные люди при дворе отца ей сообщили: Тиберий наобещал джебу-кагану за Риномета груду золота и возы с оружием и доспехами. И чего-то еще, земли, небось… А всего-то нужно отдать Риномета или хотя бы голову его.

– Нет, за одну голову, наверно, дешевле у них выходило… – вдруг перебил Плешивого Григорс.

– Почему это?

– Так без носа же! Без носа – товар порченый получается. Если продавать, то со скидкой, значит, – уже откровенно хохотнул капитан.

Плешивый соображал мгновение, потом тоже закатился от его шутки. Закашлялся меленькими, сухими смешками.

– Истину говоришь, почтенный Евдаксион, голова без носа – со скидкой… Ой, не могу, ой, уморил… Ха-ха-ха… А рассудить дальше, так голову знамо удобнее продавать, чем живого. Ее и в Константинополь быстрее переслать, и с дороги она не убежит!.. Без носа-то, со скидкой купленная! Ха-ха…

– А дочь хазарина как же? Хазарка-то? – вспомнил капитан.

– А вот так! Каган, нехристь, родную дочку с будущим ребятенком не пожалел, видишь, оно как… Нехристь!

– Будто христиане за золото не продают, – зачем-то заступился Евдаксион за кагана.

– Оно конечно…

– Еще бы не конечно! Скажу тебе, друг Фока, время сейчас такое – испаскудился народ! Дай побольше, и крест с себя продадут, и душу в придачу. Да и то не дорого возьмут. Чего они стоят-то, эти души, в которых одна подлость лукавая и никакого божественного просветления?

Скилиц согласно кивал. Он тоже не обольщался по поводу душ современников. Ох, времена, ох, нравы…

Собеседники значительно помолчали, потом Плешивый продолжил:

– Так вот, уважаемый Евдаксион, дальше, значит, сговорились базилевс Тиберий с джебу-каганом, и за Ринометом (головой его окаянной!) отправились архонт Максим Валгиц, а с ним еще один из чиновных. Юстиниан же, не будь дураком, отозвал Валгица в отдельную комнату, якобы на пару слов тайных, и быстро задушил струной от арфы. Потом второго позвал и задушил так же. Отослал беременную Феодору, басилиссу свою неумытую, к отцу в Хазарию и снова исчез, как раньше из Херсонеса. Вот такие дела, друг, творятся под Божьим небом… И то сказать, – Фока вдруг присунулся поближе к уху Григорса, горячо обдав винным духом и зубной гнилью, – может, и не плох был Юстиниан Риномет на троне… А, друг, как думаешь?.. Не так плох, как теперь говорят… Ну, на дыбу вешал, дымом курил – так боялись же его! Чиновные, только имя его услышав, с лица бледнели! Сейчас-то, глянь, сборщики податей за последней медной нумией хоть в задницу к тебе залезут, из кишок вынут. А думаешь, в казну она попадает, нумия? Нет, все себе, себе… Совсем порядка не стало в православной империи! Бога они не боятся!..

С этим Евдаксион был согласен. Бога не боятся – истинно. При Ираклидах, крепких как один правителях, жили куда тверже и правильнее, чем при Леонтии Пьяном и Тиберии Пуганом. Это весь народ говорит. Сейчас, купив должность, каждый из чинов начинал рвать деньги, где только может, пока власть опять не сменилась и его место снова не перепродали. Но углубляться в опасную тему все-таки не стоило, не место в таверне таким разговорам.

Маланий, как и все содержатели таких заведений во всей богоизбранной империи, регулярно докладывал о речах посетителей тайному сыску. Конечно, этот хитрован знает, о ком можно докладывать, а с кем лучше дружить, чтоб не потерять прибыль, контрабанда-то к нему от Григорса поступает. Вроде надежно, но на кого можно надеяться в наше время?

Не поддержав тему всеобщего неустройства, капитан отшутился. Мол, кому как, а ему, к примеру, жалко сборщиков налогов, принужденных ковыряться в заднице у Плешивого. Монет они там не найдут, а кое-чего другого – в избытке наковыряют, только загребай.

В отместку за страшные разговорчики, от которых так и тянет вонью тюремных подземелий архонта Крыма, Григорс начал ехидничать над рассказом Плешивого. Мелко прихлебывал терпкое, без воды и меда, вино и ухмылялся язвительно: все вроде бы складно, красиво брешешь, друг дорогой, только непонятно одно… Чего? А вот чего – за какой надобностью, к примеру, джебу-кагану хазар есть плохо прожаренную человечину? Или у Ибугира Глявана мало слуг, способных хорошо приготовить мясо? Или не хватает ременных плетей, придающих слугам неиссякаемое усердие?

– А любит! – нимало не смущался Фока, по привычке приглаживая маленькой, в пигментных пятнах ладошкой последний, уцелевший пушок за ушами. – Как есть любит каган, чтоб мясо под зубами почти пищало. Потому – дикий он!