оглянулись на подошедшего Вовку.
— Ну, чего тебе? — неприветливо спросил Митька.
— Нельзя, что ли? Вот мать пирожков прислала.
Он сел рядом, поинтересовался, как клюет. Заводить разговор про вчерашнее пока не стал, сказал:
— Вот у нас на севере в озерах гольцы водятся, форель, слыхал?
— Слыхал.
— Самая лучшая рыба. Раньше ее царской называли.
— Почему царской? — удивился Митька.
— Наверное, ее только цари ели.
— Ух ты. А чего, интересно, они еще ели, цари те?
— Не знаю. Где-то я читал — языки какие-то птичьи ели.
— Ха! Языки. А молока птичьего не пили? А вот, как думаешь, хлеб, сало, лук они ели?
— Кто его знает. Может, для интересу пробовали.
— Я бы помер без хлеба.
Незаметно разговор перешел на север, на моряков.
— Вырасту, как отец, — морячить буду. Приедешь тогда ко мне?
— Чего делать-то? — небрежно, но с завистью в душе спросил Митька.
— Чего? Вместе плавать будем. Рыбодобытчиками станем. Треску, окуня, селедку в море добывать будем. Знаешь, ее сколько ловят? Тоннами. Закинут трал в море — сеть такую громаднейшую и тащат потом. А на больших траулерах ее и разделывают, и солят, и консервы варят. Фабрика настоящая.
— Прямо в море?
— Ага. Ведь до берега она стухнет. Они знаешь по скольку в море — по четыре, по пять месяцев. Далеко ходят.
— Здорово! — уважительно заметил Митька.
— У нас рыбаков очень уважают. Тяжелая работа. Песен знаешь сколько про них сложено! Передачи по радио для них специальные. Голоса родных передают.
— Как голоса передают? — не понял Митька.
— А так. Приходит на радио мать или жена чья-нибудь и разговаривают: «Дорогой Вася, когда ты приедешь?» Или дитенок какой пищит: «Папочка, здравствуй. Я тебе сейчас прочту стишок». Я и то, когда маленький был, один раз с отцом разговаривал:
— Ну да?
— Честное слово. Я тогда первый раз в школу пошел. Рассказывал. Мне мама подсказывает, а я повторяю.
Митьке стало грустно, что у него никогда ничего такого не было. У Вовки жизнь была как в книгах пишут. А у него все просто, обыкновенно. Как несправедливо все на свете. Вспомнилась ему черноглазая девочка из поезда. Живут же люди!
Он с досадой дернул удочку и вытащил пустой крючок.
— Пока мы тары-бары, рыба и сожрала приманку.
— Ну, подумаешь, одна рыбешка.
Но Митька обозлился.
— Тут тебе тоннами не таскают. Для меня моя рыбина может дороже всех твоих…
Вовка понимал, что если сейчас, обидевшись, ответит резко, то ссора неизбежна. Он промолчал.
И вдруг Мурец упал в воду. То ли он увидел рыбу, то ли просто зазевался. Но он с сильным всплеском шмякнулся и отчаянно забарахтался в воде.
— Утонет! — крикнул Вовка.
Митька протянул руку. Но кот сам выплыл на берег. Мокрый, жалкий, с длинным тонким хвостом, он был похож на огромную крысу.
— Ну и чудище, — сказал Митька и засмеялся. А Мурец стал встряхиваться, обрызгивая ребят холодными противными каплями.
— Давай искупаемся, — предложил Вовка.
— Давай. Раков половим.
Дружная охота за раками, неожиданные находки развеселили ребят. Они хохотали, когда Вовка вытащил невесть откуда здесь взявшийся старый, прогнивший лапоть.
— Это, наверно, рачье гнездо, — догадался Митька.
— А может, карета, в гости ездить.
— Скажешь!
— А что! Одни впрягутся, а другие едут.
— Царица едет, да?
— Может, и царица. Мы же не знаем, как они живут. У пчел ведь есть царица, матка.
— Интересно бы все узнать про них. И вообще про все на свете. Правда?
— Да-а.
Когда они лежа обсыхали на берегу, мирные, немножко уставшие, Вовка все-таки спросил:
— Чего это к тебе Тайка привязалась?
— А что? — сразу насторожился Митька.
— Да я же знаю, что она тебе как смерть нужна, а ты защищать ее стал. Не иначе чего-то вышло у вас.
— Вышло, — неохотно согласился Митька. И рассказал все как было.
— Дела-а. Если она нажалуется, плохо Мурцу придется. Ее отец как пить дать кота изничтожит.
— Чего теперь делать? Ведь она сама не отвяжется.
— Не отвяжется, — согласился Вовка.
Они призадумались.
— А что, если припугнуть ее? Набить? — предложил Митька.
— Девчонку-то?
— А что ж, что девчонку? Это ж змей, а не девчонка.
— А и правда. Давай поймаем, спросим: если молчать не согласится — набьем и еще пообещаем.
— Такой кот! А она ишь чего надумала. Найди такого кота попробуй.
А Мурец словно понимал, о чем разговор, внимательно смотрел на них, слушал.
Тайку они увидели, когда возвращались вдоль речки домой. Она, ни о чем не подозревая, полоскала белье и даже что-то напевала своим скрипучим голосом. Подол платья она засунула в трусы, и видны были ноги, длинные, худые, как у цапли.
— Давай?
— Давай. — Переглянулись ребята.
— Иди-ка сюда, — позвал Вовка.
— Зачем это? — недоверчиво спросила она.
— Выйдешь, поговорим.
Она посмотрела на него, на Митьку.
— Некогда мне.
— Успеешь. А то смотри, мы сами к тебе в воду пойдем, хуже будет.
— А я кричать буду.
Ее птичьи круглые глаза смотрели без страха, скорее даже с вызовом.
— Не услышат, — пообещал Митька.
— Это меня-то?
И завизжала так пронзительно, так громко, что галки сорвались с деревьев и с шумом полетели прочь от опасного места, а Мурец трусливо поджал хвост и скачками понесся наутек.
Ребята зажали уши.
— Это еще что, — перестав визжать, сказала Тайка. — Я еще громче могу. В городе услышат.
— Пока к тебе прибегут, мы тебя отлупим как следует.
— А чего я вам сделала?
— Не знаешь? — Вовка шагнул в воду.
— Это вы из-за Мурца? — сразу догадалась Тайка. — Так я ж никому-никому не скажу. Столько молчала, неужто теперь буду. И пятка давно зажила.
Она вытащила из воды ногу, показала пятку.
— Видите?
— А чего Митьке все время грозишься?
— Я не грожусь.
— А приставать к нему будешь?
— Больно надо.
— Дай честное пионерское, — потребовал Вовка.
— Чего привязались? — И вдруг обрадованно закричала: — Теть Паша!
Мальчики увидели мать Шуры. Она тоже шла сюда, к реке, несла на коромысле мокрое белье.
— Теть Паша, они меня бить хотят! — закричала ей Тайка.
— Стало быть, заслужила, — спокойно ответила тетя Паша и прошагала дальше.
— Что, — съехидничал Митька. — Вот сейчас будет тебе, чтоб не ябедничала.
И он стал закатывать брюки.
Тайка принялась руками и ногами брызгать на них водой. Это словно подхлестнуло ребят, и они бросились к ней. И хоть она отбивалась как могла — брыкалась, кусалась, плевалась, но они все-таки словчились ухватить ее и посадили так, что вода ей стала по горлышко.
— Ну, будешь, будешь?
— Не буду, — заревела Тайка. — Никого мне вас не нужно. Сама проживу-у-у.
Ребята отпустили ее. Молча вышли