Читать интересную книгу Песнь бича - Макс Брэнд

– Выпьем… Выпьем!.. Выпьем с тобой, дружище! – воскликнул Рубрис, поднося к губам горлышко бурдюка.

– Выпьем! Выпьем! – закричали остальные.

Каждый поспешил налить себе вина во все, что подвернулось под руку, – в оловянную кружку, стакан, чашку. Выкрики не смолкали:

– Выпьем за Эль-Кида! Выпьем!

– А как быть с моим другом? – воскликнул Монтана. – Он тоже пьет с нами? Считаешь ли ты его одним из нас? Представляю тебе Хулио Меркадо, пеона, всю свою жизнь гнувшего спину на знатных и богатых господ, которого чуть не запороли насмерть кнутами. Вот он перед тобой. Примете ли вы его в свои ряды?

Рубрис опустил бурдюк. Немного вина выплеснулось ему на губы, и теперь с подбородка капало. Он отер его тыльной стороной ладони.

– А ну-ка, подайте его сюда! – велел Рубрис.

Хулио Меркадо подтолкнули вперед. Левой рукой Рубрис ухватил пеона за грудки и, глядя ему прямо в глаза, спросил:

– Что будет с тобой, если ты вернешься?

– Меня запорют до смерти, – будучи сильно напуганным, ответил он первое, что пришло на ум, то есть правду.

– Могут ли жандармы стать твоими друзьями? – продолжал допытываться Рубрис.

Меркадо глянул на Монтану и со вздохом ответил:

– Нет, сеньор.

– Скажи, кто я такой?

– Матео Рубрис.

– А что ты знаешь обо мне?

– Что вы сущий дьявол, сеньор.

Ответ Хулио вызвал всеобщий одобрительный смех.

– Отваги ему не занимать, – громко заметил Монтана.

Меркадо повернул к нему позеленевшее от страха лицо и попытался улыбнуться.

– Хочешь быть одним из нас? – набросился на него Рубрис.

– Сеньор, меня к вам привел мой господин.

– Дурак набитый! – взревел Рубрис. – В моей банде нет других господ, кроме меня.

– Тогда я не смогу стать одним из вас, – промолвил Хулио. – Я нашел себе господина и ни за что не изменю ему.

Снова раздался общий крик, но пеон так и не смог разобрать – ярости или одобрения. Подняв голову, он глубоко вздохнул, а Рубрис заорал на него:

– Ты искал нашу банду, выведал наши секреты, а теперь говоришь, что не хочешь быть одним из нас?

– Я не покину моего хозяина! – пролепетал бедный Хулио.

Рубрис выхватил огромный нож и взмахнул им перед носом Меркадо:

– Не покинешь?

Хулио закрыл глаза и в отчаянии воскликнул:

– Нет! Я не оставлю его, сеньор. Господин мой, помогите!

Но к его разочарованию, Эль-Кид не промолвил ни слова. Тогда Меркадо предпринял отчаянную попытку вырваться, однако мощные руки быстро угомонили его.

Снова перед его глазами мелькнул нож, и несчастный Хулио уже приготовился к смерти. Потом почувствовал, как лезвие полоснуло по его предплечью, из пореза закапала теплая кровь.

– Господи! Прими мою душу! – еле слышно пробормотал Меркадо.

Кто-то дотронулся до его руки, на этот раз уже не ножом.

Открыв глаза, Хулио увидел, как все эти люди с отчаянными лицами один за другим подходят к нему. Они поочередно смачивали пальцы его кровью и – о ужас! – слизывали ее с них.

Он услышал крик Матео Рубриса:

– Стала ли его кровь нашей кровью?

– Да! – отозвался хор голосов.

– Стал ли он одним из нас?

– Да! – снова прокричали вокруг.

– Навсегда?

– Навсегда! – дружно проревели бандиты.

Мощная рука опять схватила Хулио Меркадо, и он увидел улыбающееся лицо Рубриса.

– Ну ты, дуралей! Известно ли тебе, что Эль-Кид здесь такой же господин, как и я? Ну а теперь, друг, твои враги – наши враги, твои друзья – наши друзья. И постарайся не показывать перед нами слабости! Давай выпей! Эй! Где вино? Налейте ему! Все пьют до дна! За Эль-Кида и его друга! Теперь они с нами!

Глава 5

Очаровательная блондинка с прекрасными голубыми глазами, сеньорита Доротея Леррас была столь хороша собой, что никто бы не принял ее за мексиканку даже в Париже, несмотря на величину ее бриллиантов и длину жемчужных ожерелий. Доротея обладала не только красивым лицом, но и необыкновенно стройной фигурой, которой в античные времена позавидовала бы любая гречанка. Единственное, что могло показаться странным в ее облике, так это привычка, внезапно перестав улыбаться, пристально смотреть мужчинам прямо в глаза. Некоторые не выдерживали и секунды такого испытующего взгляда. Но высокий красавец дон Эмилиано Лопес не принадлежал к их числу и поэтому пользовался особой благосклонностью красавицы.

Дон Томас Леррас, владелец обширнейших и богатейших земель, бесчисленных голов скота и миллионов песо, не колеблясь, принимал дона Эмилиано за будущего зятя. Он всегда побаивался, что его прекрасная дочь может польститься на какой-нибудь иностранный звучный титул, тогда как ему, как любому истинному мексиканцу, доподлинно было известно, что нет такого иностранного титула, которой мог бы сравниться по знатности и благородству со старинной кастильской кровью родов, с незапамятных времен обосновавшихся в Мексике. А у Лопеса, как и у самого Лерраса, кровь была чистой и древней, истинно мексиканской.

Томас Леррас сидел у окна и смотрел на патио, где на столбе для бичеваний безжизненно обвис привязанный за подмышки пеон. Колени истязаемого касались земли, тело слегка раскачивалось из стороны в сторону.

Белый надсмотрщик, опустившись рядом с ним, приложил ухо к спине несчастного.

– Сколько еще ждать, пока его снова можно будет пороть? – спросил дон Томас.

Надсмотрщик поднялся и низко поклонился господину:

– Он больше уже не встанет, сеньор. Этот человек мертв.

– Мертв? – переспросила сеньорита Доротея. – Неужели мертв? – Подойдя поближе к окну, она широко распахнула голубые глаза и, с удивлением глядя на окровавленную спину пеона, произнесла: – Кто же мог подумать, что это произойдет так скоро?

Кровь больше не сочилась, и Доротея вспомнила, что в детективных романах пишут, будто бы после того, как человек умирает, кровь перестает течь. Теперь перед ее глазами было наглядное подтверждение прочитанному. А она еще со школы помнила, что ничто так хорошо не усваивается, как знания, подкрепленные визуальным примером. Надо же, как иногда подтверждается справедливость школьных уроков!

Дон Томас высоко вскинул голову, и острый клинышек его седой бороды выдвинулся вперед, словно серебристый наконечник копья.

– Да, старой, доброй породы уже не осталось, – с сожалением проговорил он. – В прежние времена такое количество ударов только развязало бы пеону язык. А теперь он умирает, чем вводит меня в убыток. В наши дни трудно быть экономным. Верно, Эмилиано?

Дон Эмилиано поклонился в ответ. Он гордился своим происхождением и слыл отважным молодым человеком, но, как и все остальные на белом свете, здорово побаивался главы семейства Леррасов. При всем при том он почитал дона Томаса за идеал, которому, женившись на его дочери Доротее и получив приданое, намеревался в точности следовать.

Вошел белый надсмотрщик и поклонился дону Томасу.

Отчетливо выговаривая слова, Леррас произнес:

– Отвяжите его и похороните. Он так ни в чем и не признался?

– Нет, сеньор.

– Однако был лучшим другом Хулио Меркадо и должен был знать о преступных замыслах, вынашиваемых этим негодяем. Но так ничего и не сказал?

– Он все время божился, что ему нечего сказать, – пояснил надсмотрщик.

– Ну тогда ответственность за его смерть лежит на его упрямом языке, а не на моей совести, – решил дон Томас. – Уберите труп.

Он отвернулся от надсмотрщика, который так и застыл согнувшись. Сеньорита Доротея, по-прежнему стоявшая у окна, наблюдала за тем, как убирали тело пеона. Голова его безжизненно склонилась набок, ноги были нелепо раскинуты в стороны. Она слегка улыбалась невинной улыбкой, чувствуя себя совсем юной и неискушенной оттого, что в этом мире ей еще многое предстоит узнать.

Дон Томас поглаживал худые, загорелые щеки, заканчивая каждое движение любовным прикосновением к седой эспаньолке.

– Что ты хотел сказать? – спросил он надсмотрщика. – Ты знал Хулио Меркадо?

– Боже упаси, сеньор, – ужаснулся тот. – Упаси Господь от знакомства с таким негодяем… чтобы я видел его лицо или знал его… Боже упаси от такого знакомства. – И он принялся кланяться, пятясь задом из комнаты.

– Погоди минутку, – остановил его дон Томас. – Что ты хотел?

– Да так, сеньор, ничего особенного. Только хотел сказать, что к нам пожаловал жандарм. Просит позволения переговорить с вашим превосходительством.

– Я не ваше превосходительство, дурак.

– Как будет угодно вашему превосходительству.

– В другой раз не обращайся ко мне «ваше превосходительство».

– Слушаюсь, ваше превосходительство.

Однако дон Томас не рассердился, а наоборот – улыбнулся.

– Надо же, какие дураки! – пробормотал он. – То, что усвоено за несколько веков, невозможно выбить всего лишь одним поколением нового режима… Ладно, мальчик мой, приведи сюда этого жандарма, будь добр.

На самом деле сельская жандармерия, являясь отборными полицейскими силами Мексики, имела право свободного входа куда угодно и когда угодно. И то, что они были свирепы, как псы для травли, а также то, что на них лежала вина за множество кровавых преступлений, ничуть не умаляло, а только усиливало их авторитет. Дон Томас относился к ним как к национальному институту власти, и ему, добропорядочному мексиканцу, полагалось гордиться ими.