Читать интересную книгу Песнь бича - Макс Брэнд

– Не знал, что для красивой одежды можно найти иное применение, кроме как носить ее, – возразил Монтана.

С противоположного берега Рио-Гранде послышались крики. Парень в расшитом блестками кожаном костюме, низко припав к развевающейся гриве лошади, во всю прыть удалялся от того места, где пел. Из-за деревенских домов неожиданно выскочило с полдюжины всадников. Двое из них бросились в погоню за ковбоем, а остальные принялись хлестать лассо и плетями пеонов, составлявших его аудиторию. Лассо так и мелькали в воздухе; плети, словно извивающиеся змеи, наносили удары. Пеоны, будто сухие листья, подхваченные порывом ветра, разлетелись в разные стороны. Лишь один из них споткнулся и упал, а когда снова вскочил на ноги, был тут же заарканен лассо.

Всадник, захвативший пеона, захлестнул за луку седла сыромятное лассо и погнал коня вскачь, волоча пеона за собой и поднимая облако пыли.

Когда он остановил коня, пеон на конце лассо походил на безжизненный труп.

– Наверно, ты разбил ему голову о камень, – крикнул один из наездников.

– Ну и что с того? – огрызнулся тот, что был с лассо.

Медленным шагом он направил коня обратно; тело пеона безвольно ударялось об ухабы, его руки и ноги нелепо дергались.

Монтана Кид поднялся из-за стола и осторожно, будто проснувшаяся кошка, потянулся всем телом, потом снова сел. Его темно-синие глаза посветлели от гнева.

– Жестокие, сволочи, – заметил Райли. – Однако пеоны привыкли к подобному обращению. У них шкура, как у носорога, а кости все равно что из прочной резины. Их можно согнуть, но не так-то просто сломать.

Монтана ничего не сказал. Он принялся тихонько напевать:

До чего ж надоели мне эти рабыС их дубленой и грубою кожей;От битья она только крепчает…

Всадниками командовал высокий светловолосый испанец. Его распоряжения были слышны и на этом берегу.

– Приведите его в чувство! Привяжите к дереву и сделайте так, чтобы он очухался.

Повинуясь приказу, пеона привязали к дереву. Его тело безжизненно обвисло, а всадники, проезжая мимо рысью или галопом, принялись хлестать его по спине. У некоторых это получалось очень умело – от их звучных ударов дешевая ситцевая рубаха пеона рвалась в клочья, а кое-кто из них, чтобы придать ударам большую силу, даже привставали в стременах.

– Что это за парень со светлыми усами? – спросил Монтана. – Ты его знаешь?

– Управляющий дона Лерраса в этих местах, – ответил Райли. – Эмилиано Лопес. Поговаривают, что он собирается жениться на Доротее Леррас и получить в приданое половину папашиных миллионов.

– Миллионов? Так он охотится за наследством? – уточнил Монтана.

От нестерпимой боли пеон пришел в себя. Он начал кричать и дергаться. Но потом, словно опомнившись и осознав, где находится и что с ним происходит, закусил губу и замолчал.

Было только слышно, как с того берега реки доносятся резкие, рассекающие воздух удары бича.

Дон Эмилиано жестом велел всем отойти в сторону. Затем что-то крикнул и, спешившись, подошел к пеону. Отдав свою богато расшитую куртку одному из всадников, он закатал правый рукав рубахи и, выбрав кнут, прикинул на глаз размах. Когда Дон Эмилиано принялся с оттяжкой стегать несчастного по спине, прикрывавшие ее лохмотья рубахи моментально покраснели от крови.

– Совсем озверел, – заметил Райли.

– Собаке собачья смерть, – произнес Кид.

Но тут пеон поднял голову и неожиданно громко запел «Песнь Бича»:

До чего ж надоели мне эти рабыС их дубленой и грубою кожей;От битья она только крепчает…

Дон Эмилиано, взревев от ярости, принялся хлестать пеона еще сильнее.

Монтана Кид снова встал.

– Эге! – крикнул он, продолжая наблюдать за происходящим.

Райли пристально посмотрел на него. Немного погодя сказал:

– Похоже, ему это нравится.

На что Монтана задумчиво отозвался:

– А ведь в деревне не меньше сотни пеонов, – и снова, как кошка, потянулся, уселся на место.

Вечер близился к концу. С другого берега реки по-прежнему доносилось громкое пение истязаемого пеона:

Довольно с меня толстокожих пеонов,Педро, Хуанов, Хосе и Леонов.Подайте хозяев с господской террасы,Диаса, Анхелеса или Лерраса.

Закончив припев, он тяжело обвис. Его безжизненное тело болталось на веревке, которой его привязали за кисти к дереву, и оно больше походило на истерзанный кусок мяса.

Глава 2

В медленных водах Рио-Гранде отражались звезды. Вылетевшая на охоту сова парила над самой кромкой берега в поисках какого-нибудь мелкого грызуна, пришедшего под покровом ночи на водопой. Но ни один человеческий глаз не видел, как Монтана с мустангом переплыл излучину реки и вывел его на берег. Заставив коня лечь под прикрытием обрыва, Кид направился к дереву, под которым истязали пеона. Несчастного так и оставили привязанным. Он уже пришел в себя и теперь стоял, тяжело навалившись на ствол; его ноги дрожали от напряжения. Еще немного, и они, не выдержав усталости, подломятся, тогда он снова безжизненно повиснет на связанных руках и неминуемо умрет.

Монтана остановился позади пеона и услышал, как тот молится:

– Пресвятая Дева, прости мне мои прегрешения. Прости меня, прости Хулио Меркадо. Смилуйся, Пресвятая Дева, прости несчастного Хулио Меркадо. Прости, что пел эту песню. Прости…

– Эй, парень, ты пел хорошую песню. Зачем просить прощения за то, что ты пел ее? – тихо проговорил Кид.

Хулио Меркадо слегка выпрямился:

– Ты человек дона Эмилиано?

– Нет, дружище.

– Ну, тогда я рад, что пел ее. Я должен был ее спеть. Потому что когда я пришел в себя, то услышал, как моя глотка вопит от боли. Поэтому и запел. Мужчинам не подобает скулить, как побитым собакам.

– Я слышал, как ты заскулил, а потом запел. Ты настоящий мужчина, Хулио.

Одним движением охотничьего ножа Монтана перерезал веревку на руках пеона, и тот рухнул на колени, восклицая:

– Зачем вы это сделали, сеньор? Привяжите меня обратно. Если утром обнаружат, что я освободился, меня запорют до смерти, а мою мать выгонят из дома. Во имя Господа, привяжите меня обратно, иначе со мной все кончено!

– Если я оставлю тебя здесь, – возразил Монтана, – то к утру ты будешь и так свободен – даже вопреки их воле. Ты умрешь, Хулио.

– Нет, я веду счет времени. Уже скоро утро.

– Ошибаешься! Ночь только наступила.

– Господи Иисусе! – прошептал Хулио.

– Ложись на землю ничком, – велел ему Монтана.

Пеон послушно лег, и Монтана принялся снимать с него изодранную рубаху. Раны на спине уже успели запечься, и местами к ним присохли клочья материи. Когда Кид осторожно стягивал со спины рубаху, все тело Хулио содрогнулось от боли, но он не издал ни единого звука, а только тяжело задышал, перекатывая во рту распухший язык.

Монтана достал фляжку с разбавленным бренди и, приподняв голову пеона, дал ему выпить.

– Вот теперь можно… можно умереть… умереть счастливым. Благослови вас Господь! Благослови вас Господь! Как вас зовут, мой благодетель?

– Я всего лишь гринго, Хулио.

– Каков бы ни был цвет вашей кожи, Господь вложил вам сердце честного мексиканца!

– Лежи спокойно, – приказал Монтана и принялся промывать раны пеона бренди.

– Ай! Ой! Ай! – шепотом запричитал Хулио, когда спирт защипал раны. – Господи Иисусе! Да это же чистый огонь!

– Ну вот, теперь все чисто, – заключил Кид. – Никакой инфекции. Тебе понятно? У тебя не заведется никакой дряни. Гноящихся ран не будет, и мухам здесь поживиться нечем.

Потом он осторожно натер спину пеона мазью.

– Я засыпаю! – пробормотал Хулио. – Боль стихает, и я засыпаю. И буду спать вечно. Ведь на небесах для бедных пеонов не уготовлено ничего, кроме сна. Ну и ладно… довольно и этого… Зато у меня по утрам не будут мерзнуть ноги… Боже милосердный, как этот мороз пробирает до самых костей! А летом меня не будет палить солнце… Будет только сон. Безмятежный райский сон. Сеньор, вы – мой благодетель. Пускай Господь озолотит вас за ваше доброе сердце.

– Вставай! – велел ему Монтана. – Ты можешь встать?

Он взял пеона за подмышки. Меркадо напрягся, и Кид почувствовал, как под его руками вздулись бугры крепких, твердых, будто дерево, мускулов. Теперь мексиканец стоял перед ним.

– Сейчас прикроем раны от холода и сырости ночного воздуха, – приговаривал Монтана, плотно забинтовывая спину Хулио.

– Эгей! Я сейчас засмеюсь! – восторженно зашептал парень. – Боль почти не чувствуется. В пору хоть танцевать.

– Тут еще осталось немного бренди. Выпей.

Хулио выпил и, не переставая благословлять Монтану, вернул ему пустую фляжку.

– Ну и что ты теперь намерен делать? – спросил тот.

– Заберу старую мать и подамся в горы с такой скоростью, на какую только способен мой мул.

– А ты ничего не забыл тут?

– Только поблагодарить вас, сеньор. Припадаю к вашим ногам…