Читать интересную книгу Остановите земной шар! Я хочу сойти! - Сергей Первозванский

– Да, брат! Вижу, наелся ты свободы! Досыта наелся.

– Обиднее всего, бугор узнал, что я без документов. Они думают, что я беглый зек. А я молчу. Так удобнее. Строю из себя ухаря. Думаешь они на свои пьют?! Фигушки! Мои пропивают каждый месяц. Я уж и рад бы вернуться, сдаться, да не за что. А и смогу ли?! Я, когда приехал сюда, был без копейки, без куска хлеба, без сапог. Бугор два месяца кормил, поил меня. А потом выставления начались. Вот до сих пор и выставляю. Так до смерти, наверное, выставлять буду. Они меня не отпустят. Да и недолго уже, чувствую. – Он положил голову на стол и замолчал. С поляны доносились пьяные крики.

– Послушай, Олег! Если бы у тебя были деньги, чтобы вырваться отсюда, ты бы уехал? – Сам не зная зачем, вдруг спросил я. Он аж подскочил на лавке. Уперся в меня горящими глазами и минуту молчал. Потом вновь опустил голову.

– Кому я нужен?! Где меня ждут? Всё кончено, Игорек! Я – вечный раб! Раб этого леса, раб бригады, раб водки, раб своего огромного «Я»! Да и откуда мне взять денег? Бугор подохнет, а не выпустит. Он в розыск подаст.

– Ну и что?! Пусть подаёт. Послушай, у меня есть идея. – Олег не поднял головы, но весь напрягся. – Тебе, вообще, ничего не придётся делать. Только молчи и не отходи от меня. Я сегодня же, нет, завтра утром пойду к бугру и скажу, что ты все деньги за год вперед проиграл мне. Ты только подпишешь доверенность. И я буду получать твои зарплаты. Мне эта сука не откажет, знаю один его грешок. Кормиться и жить будешь у нас. А осенью, до холодов, смотаемся отсюда. Мне это болото тоже надоедать начало – не нравится что-то длинный рубль.

– Ничего не получится. Он не отдаст деньги. – С оттенком обречённости и надежды пробормотал Олег. Я только достал из сумки тонкую тетрадь и дал ему.

– Пиши доверенность! Деньги получишь в октябре, в посёлке. Всё до копейки. Не переживай, земляк, – добавил я, словив его настороженный взгляд, моим рабом ты не станешь! У нас крепостное право отменили. Будешь вольным. Дай только срок!

* * *

Короткая осень заканчивалась. Обстановка в бригаде была накалена до предела. Но я не обращал внимания, хотя и чувствовал, что взрыв может произойти в любую минуту. Бугор жаждал крови. Оставались уже считанные дни до отъезда. И мы делали всё, чтобы никто не догадывался об этом. Я даже мясо на зиму солить начал. Машина должна была прийти сразу же после октябрьской получки, в двадцатых числах. И бугор, всё же, что-то подозревал.

Он скрипел зубами и отдавал мне обе получки. Было больно смотреть на него. Олега нельзя было узнать. Он не отходил от меня ни на шаг. Да и правильно делал. Пришибить могли за любым деревом. После того памятного разговора, весной, он совершенно не пил и почти не общался с бригадой.

В письме, переданном Степану ещё месяц назад, я описал обстановку и просил прислать машину как можно раньше. В назначенный день, ровно в шесть утра, под нашими окнами, как бы чувствуя опасность, осторожно заурчал мотор. Стёпа сам был за рулем. Мы были готовы. За два дня до этого привезли получку и бригада была в отрубе.

Не делая лишнего шума, мы покидали в фургон свои рюкзаки, что заняло ровно пять минут. Вездеход, развернувшись на месте, хлопнул на прощание глазами и, по замерзающим лужам, рванул в обратный путь. На крыльцо бригадирской избы вышел кто-то не узнаваемый и застыл, разинув рот, не понимая, что происходит.

Мы вырвались!

В посёлок прибыли к обеду. Навигация заканчивалась. Морозы поджимали. Два небольших ледокола ещё ломали иногда нетолстый лед на реке, но утром должен был уйти последний пароход. И до весны отсюда не выбраться. Мы были на седьмом небе от счастья, что успели так удачно выкарабкаться.

Олег весь светился. Глаза его горели, борода стояла торчком, руки тряслись. Степан привёз нас прямо к себе. Он тоже был на чемоданах и уезжал с нами и тоже инкогнито. Заканчивался зелёный кошмар. Денег мы заработали даже больше, чем рассчитывали. А главное Степан, захлёбываясь от радости, с первых же слов доложил, что того подонка, из-за которого мы вынуждены были бежать из дому, привалило сосной насмерть. А может, кто-то и помог ему. Не ушёл, всё же, от судьбы, гад. Так что, можно было возвращаться. Всю дорогу старый товарищ мечтал, как чудно заживём мы после возвращения и был весел и полупьян от радости.

Олег тоже сначала радовался, шутил, но, чем ближе подъезжали мы к посёлку, тем больше он хмурился. Уже по дороге в знакомую бочку он не выдержал и остановил меня:

– Игорь! Я боюсь! Куда мне деваться? Что я скажу дома? Столько времени прошло! Кому я нужен?

– Ты что мозги отморозил? – Оторопело остановился я. – Знаешь что, парень, не хочешь ли ты схлопотать по морде, чтобы протрезветь! Я столько времени за тебя бился и ты думаешь, что сейчас вот так отпущу, потому что тебе вздумалось нюни распускать?! – Я взял его за плечи, осторожно, чтобы успокоиться самому и его убедить. – Значит, так! Сейчас мы доезжаем до Москвы, потом все вместе катим в Питер. Я сам пойду с тобой. Даже нет! Я пойду первый. Всё подготовлю. Ты же знаешь, я это умею. Чувствую, всё будет отлично. Не бывает, чтобы всегда было плохо. Взгляни на меня! Видишь! Наша чёрная полоса кончилась! Ну а, если, всё же, не получится, поедешь с нами, в Карпаты. Карпаты это сказка, Олежек! – Инга, слушавшая весь этот разговор, подошла к бедному парню, взяла его за руку и повела внутрь, приговаривая:

– Послушай, миленький! Я уже почти год хочу тебя нормально рассмотреть. А ну-ка, пошли! – И она увела его, подморгнув мне. Мы ещё заранее договорились, как будем действовать, чтобы хоть как то отогреть нашего, больного душой, ребенка. Стёпа остался помогать Инге, а я побежал по магазинам делать необходимые покупки. Тем более, что в здешних магазинах было что покупать.

Через два часа, нагруженный свертками и пакетами, я вернулся в бочку и остановился на пороге в недоумении. Наверное, я, в спешке, не туда попал. На лавке, прямо перед входом сидел молодой красивый парень лет тридцати в одном свежем бельё. Лицо его было совершенно незнакомо и только в глазах угадывался знакомый, озорной с грустинкой блеск. На необычно белых щеках алел здоровый румянец, густые красивые волосы были уложены и расчёсаны после бани. Увидев меня, он застенчиво, как девушка, разулыбался, встал, демонстрируя свою стройную спортивную фигуру и румянец на щеках разалелся ещё гуще.

– Это ты, Олежка?! – Оторопело спросил я, не в силах сойти с места. Кульки посыпались у меня из рук. – Что они с тобой сделали? Где твоя борода? Где твоя вечно грязная, рваная фуфайка? Где твои неразлучные сапоги шестидесятого размера? Где космы? Неужели ты и от этого освободился? – Он рассмеялся, довольный моей иронией. А я продолжал заливаться, – Сколько же веков ты проторчал в этой дыре? Ты же совершил преступление перед человечеством. Тебе у Феллини сниматься надо. Ты хоть раз за это время смотрелся в зеркало? – Из-за перегородки довольно выглядывали Инга со Стёпой. Они явно гордились своей работой. Как будто нового человека родили. Да почти так оно и было. – А ну-ка одевайся, бродяга! Нечего тут нагишом перед дамами разгуливать. – Весело крикнул я, разворачивая разбросанные пакеты. Самую лучшую одежду специально выискал я для нового друга. Итальянский костюм и туфли. Японское пальто, шляпу, дипломат. Ну и всю остальную амуницию, необходимую в джентльменском наборе. Прошло ещё пол часа.

Олег вышел из-за перегородки. Инга тем временем накрывала прощальный ужин. Я сидел спиной ко входу и, вдруг, увидел, что жена остановилась и замерла, почти открыв рот. Стёпа тоже, замолчал на полуслове. Я медленно повернулся и увидел ещё одно чудо за день. Перед нами стоял мужчина из французского каталога. На этот раз я молчал. Только сидел и смотрел. Потом обернулся назад и начал есть. Это был шок!

– Ну что? Как? – Услышал я сзади тревожный голос. Я встал из-за стола, подобрал с пола свой рюкзак, достал из него толстую пачку денег и, подойдя к Олегу, положил ему в руку. Там хватало на две машины.

– Это твои! Ты знаешь, браток, а ты действительно преступник. Гноить здесь такого парня… Да у меня слов нет! – И я обнял его, испытывая при этом чувство глубокого умиления. Даже слёзы чуть не выступили. Всё же, я имел некоторое отношение к этому превращению.

За ужином мы смеялись, говорили, пели украинские песни. Степан предсказывал Олегу великое будущие, а Инга тревожно поглядывала в его грустные беспокойные глаза.

Вечер только начался. Впереди была последняя ночь. Билеты лежали на столе. Я со Стёпой смотрел телевизор. Инга убирала. Олег курил у порога. Я видел, как он нервничает. И, наконец, не выдержал.

– Я пойду пройдусь, Игорь! – Сказал он, обращаясь, почему-то, именно ко мне. – У меня здесь недалеко дружок живет. Вместе из Москвы добирались. – Я пожал плечами. – Как хочешь. Только не долго. Пароход уходит в шесть. В четыре надо выйти.

– Да! Да! Я скоро! – Пробормотал он и попытался как то бочком выскользнуть в дверь.