Глава 1. Знакомство с "Арчи"
Проснувшись однажды утром после дней обучения и ночей ожиданий, я обнаружил, что мои мечты сбылись. Майор Рауль Лафбери (Raoul Lufbery) - самый знаменитый американский пилот и командир нашей группы - сообщил: после завтрака мы совершим вылет для того, чтобы взглянуть как выглядит война за немецкими линиями. Он лично поведет группу. Патрулирование будет происходить над вражеской территорией в секторе Шампани (Champagne).
"Кто полетит?" - вопрос, который мучил всех пилотов, в то время как мы старались скрыть более или менее явное нетерпение: ведь никто из нас ещё не видел арены будущих сражений даже мельком. Что ж, у всех имелись лишь смутные идеи относительно того, какие сюрпризы припасены для нас за линиями гансов, но внутренне мы были готовы их встретить.
Майор Лафбери молча оглядел нас. Лаф вообще отличался спокойным нравом, но умел и подурачиться, когда ему этого хотелось. Он летал почти четыре года в составе французской эскадрильи "Лафаетт" (Lafayette) и сбил семнадцать аэропланов гансов, прежде чем американские воздушные силы приступили к активной работе на фронте. Для каждого из нас Лафбери был кумиром. "Рик!" неожиданно обратился майор. - "Ты и Кэмпбелл должны быть готовы к вылету в 8.15". Я постарался выглядеть невозмутимым, когда ответил: "Есть, сэр!"
Но вот выражение лица у Дугласа Кэмпбелла (Douglas Campbell) было явно получше, чем у меня. Остальные парни сгрудились вокруг, засыпая нас советами вроде: "Берегитесь "Арчи!", а один из умников предупредил, чтобы я постарался разбиться на нашей территории, если гансы собьют меня, с тем чтобы он смог лично установить крест на моей могиле.
Этим памятным утром было 6 мая 1918 года. Я присоединился к эскадрилье "Цилиндр-в-кольце" двумя днями раньше у пункта Вильнёв (Villeneuve). Мы находились в двадцати милях за линией фронта и неплохо обустроились на старом аэродроме, который до нас использовали несколько французских эскадрилий. Эта экспедиция должна была стать первым испытанием над линией фронта для нашего формирования американского пошиба.
Ровно в восемь часов я вошел в ангар 94-й эскадрильи и подозвал своих механиков. Мы летали на французских одноместных "Ньюпорах" (Nieuport) с ротативными движками, и каждая машина постоянно поддерживалась в идеальном состоянии. Однако в данном случае мне хотелось лично убедиться в том, что всё в порядке, к тому же майор Лафбери славился своей пунктуальностью:
- Генри, - окликнул я, - как там мой номер первый?
- Лучшая машина в мастерской, сэр, - ответил механик. - Со вчерашнего вечера, когда Вы вернулись, всё отлажено, и на ней ни единой царапины.
- Будут тебе царапины, когда увидишь её снова, - пробормотал я. Выкатывай на поле и прогрей её.
Я вышел из ангара и огляделся, - не появился ли майор. Кэмпбелл уже надел лётный костюм. Мне тоже хотелось быть готовым к назначенному времени, но без излишней спешки: поэтому я закурил сигарету. Все парни вальяжно прогуливались мимо нас, делая вид, что они ни вот столечко не завидуют нашему шансу первыми лишиться голов. Все желали мне удачи, но также интересовались, что делать с моим движимым имуществом.
Когда майор Лафбери вошел в ангар, мы уже были в полной готовности. Достаточно десяти секунд для того, чтобы впрыгнуть в костюм "плюшевого медвежонка", нахлобучить на голову шлем и застегнуть очки. Кэмпбелл и я вскарабкались в "Ньюпоры". Майор проинструктировал лейтенанта Кэмпбелла, а затем подошел ко мне. Я чувствовал себя, словно пациент в кресле при приближении дантиста. Конечно, все напутственные слова я слушал внимательно, но из всей его речи мне запомнилось лишь приказание держаться как можно ближе к майору и сохранять строй. Не было нужды повторять этот приказ. Ведь ранее я не ощущал как маняще холодная смерть направляет пилота во время первого полета над вражескими позициями.
Некоторое время мотор на машине Лафбери работал на повышенных оборотах, после чего майор взлетел. Кэмпбелл следовал за ним по пятам, а затем и я добавил газу. Я провожал долгим взглядом ставшее родным летное поле, в то время как в воздух поднимался хвост самолета, а затем и колеса едва касались земли; и вот, свистя ветром в зубах, я направил машину вверх за Кэмпбеллом. Какого чёрта они так торопились? Казалось, мне никогда их не догнать.
Вскоре живописные руины Реймса (Rheims) расстилались под моим правым крылом. Определенно, моя машина не была такой же быстрой как самолеты Лафбери или Кэмпбелла. Я болтался далеко позади строя. Уже появились вражеские линии, а Лафбери - моя единственная надежда, как мне тогда казалось, - находился впереди по крайней мере на расстоянии мили.
До самой смерти я буду верить, что майор Лафбери прочитал мои мысли. Как только я убедил себя в том, что обо мне совсем позабыли, он неожиданно заложил вираж и занял позицию в нескольких сотнях футов от меня, словно говоря: "Не волнуйся, парень, я за тобой присматриваю". И так повторялось снова и снова.
С большим трудом я пытался выполнить маневры, которые майор Лафбери выполнял с такой лёгкостью. Однако вскоре я увлекся попытками повторить его имитацию преследования нашей маленькой группы, да к тому же находился на таком расстоянии от моих товарищей, что вполне мог их окликать, - всё это заставило меня совершенно позабыть о земле, находившейся в 15 000 футов подо мной и о траншеях, расположенных приблизительно на таком же удалении впереди.
На этой головокружительной высоте мы проплыли в одиночестве расстояние от Реймса до лесов Аргоны (Argonne) за каких-то тридцать минут, как вдруг мне захотелось взглянуть на окрестности. С той поры, когда я последний раз выглядывал из своего гнезда, декорации совершенно изменились.
Окопы в этом секторе оставались практически в одном и том же месте на протяжении трех лет войны. Намётанным глазом я сумел разглядеть лишь старое месиво траншей, укрытия и миллиарды воронок, которыми была изрыта вся поверхность земли на участке в четыре или пять миль по обе стороны от меня. Ни деревца, ни ограды, никаких привычных знаков человеческого присутствия, ничего кроме хаоса и запустения: зрелище поистине ужасающее.
Вероятно, на какое-то время это чувство полностью захватило меня. Не знаю, о чём думал Кэмпбелл. Что касается майора Лафбери, то он, полагаю, был слишком привычен к ситуации, чтобы думать о ней.
Как только мне удалось в определенной мере сбалансировать внимание между соблюдением места в строю и полями сражений вокруг, я с ужасом осознал, что меня одолевает морская болезнь. Упругий ветер дул все это время и, знаете ли, ни одно судно в шторм не швыряет и не крутит так, как это происходило с "Ньюпором Бебе" [насколько известно, 94-я эскадрилья была вооружена "Ньюпорами XXVIII", а "Бебе" - название модификации "Ньюпора XI" - прим. пер.] на высоте 15 000 футов над нейтральной полосой, в то время как я пытался следовать маневрам и эволюциям майора Лафбери.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});