Читать интересную книгу Грозные чары - Мэри Стюарт

И полускрытого в этой тени человека, глядящего на меня.

Секундного наблюдения хватило, чтобы понять, что он не может быть сэром Джулианом Гейлом. Даже издалека я не уловила в нем ничего знакомого. Для сэра Джулиана он был слишком смугл, слишком небрежен в движениях и определенно слишком молод. Вероятно, рассудила я, это садовник, тот самый, что сбрасывает нарушителей с обрыва. Что ж, если садовник сэра Джулиана завел привычку постреливать для забавы куда ни попадя, самое время ему бросить это дело.

Не успел дельфин и двух раз показаться на поверхности, как я уже выскочила из воды, натянула туфли, обмоталась полотенцем и помчалась вверх по обветшавшим ступеням, ведущим куда-то за обрыв – насколько можно было судить, как раз к террасе.

Сверху раздался крик, и я подняла голову. Незнакомец подошел к балюстраде и перегнулся через перила. Я едва различала его сквозь густую пелену гибискуса и папоротника, но разглядела, что он не похож на грека, а стоило мне на миг остановиться, как он прокричал по-английски: «Туда, пожалуйста!» – и махнул рукой в сторону южного края бухты.

Я проигнорировала этот жест. Кем бы там он ни был – скорее всего, не садовником, а каким-нибудь гостем Джулиана Гейла, – я твердо решила разобраться с ним здесь и сейчас, пока мой гнев еще не успел остыть, а не ждать, пока нам доведется столкнуться на каком-нибудь светском приемчике у Филлиды... «Но послушайте, мистер Как-вас-там, совершенно незачем стрелять в дельфинов, они абсолютно безвредны». Все эти старые как мир вежливые увещевания, тысячекратно звучавшие перед безмозглыми любителями охоты, стрелявшими или ловившими в капканы барсуков, пустельг, выдр – безвреднейших существ, убиваемых лишь потому, что кому-то взбрело в голову прогуляться с собакой в погожий денек. Нет, на этот раз я разозлилась не на шутку, и злость придала мне храбрости. Не стану откладывать, выскажу ему все, что у меня накопилось.

Пришпориваемая этими мыслями, я одним махом взлетела по ступеням, словно выпущенная из ракетницы петарда.

Крутая и неровная лестница вилась сквозь самую гущу зарослей, огибая подножие утеса, а потом резко поднималась сквозь кусты мирта и жасмина и заканчивалась пологой лужайкой, испещренной бликами солнечного света.

Незнакомец уже поджидал меня там, всем видом излучая раздражение, – верно, поспешил навстречу с террасы, чтобы перехватить меня. Только остановившись и вызывающе уставившись на него, я вдруг осознала, в каком невыгодном положении нахожусь, особенно по сравнению с ним. Ему пришлось всего лишь спуститься примерно на пятьдесят футов – мне же пулей взлететь на сто или больше. Он, должно быть, имел полное право находиться здесь – я же нет. К тому же он занимался своим делом, которое никоим образом меня не касалось. Более того, он был полностью одет, а я примчалась в купальнике и обмотанном поверх полотенце, мокром и бесформенно свисающем по бокам. Судорожно кутаясь в него, я старалась отдышаться, чувствуя еще большую ярость, чем прежде. Но ничего не выходило, я не могла вымолвить ни слова.

Поэтому первым заговорил мой противник – не агрессивно, но и не то чтобы вежливо.

– Здесь, знаете ли, частное владение. Не будете ли вы столь любезны спуститься той же дорогой, что и пришли? Эта тропа ведет только к террасе, а оттуда к дому.

Я наконец слегка отдышалась и не стала тратить даром ни времени, ни слов.

– Зачем вы стреляли в дельфина?

Он потемнел, словно я вдруг ударила его по лицу.

– Зачем я что?

– То, чем только что занимались. Разве вы не стреляли в дельфина в бухте?

– Дорогая моя де... – Он спохватился и произнес уже иным тоном, словно обращаясь к помешанной: – О чем вы говорите?

– Не притворяйтесь, будто не знаете! Это наверняка вы! Раз уж вы такая гроза нарушителей и посторонних, то кому бы еще? – Я тяжело дышала и трясущимися руками неловко прижимала к себе полотенце. – Кто-то несколько раз стрелял в него, только что, несколько минут назад. Я была там и видела вас на террасе.

– Безусловно, я был на террасе и видел дельфина. А вот вас нет, пока вы не закричали и не выскочили из-под деревьев. Но вы, вероятно, ошиблись. Никто не стрелял. Я бы непременно услышал выстрелы.

– Ну разумеется, стреляли с глушителем, – нетерпеливо перебила я. – Говорю же вам, когда стреляли, я была там, внизу! Неужели вы считаете, я бы помчалась сюда просто так, ради забавы? Это были самые настоящие пули! Я могу узнать рикошет, когда его слышу.

При этом заявлении незнакомец нахмурился и, сведя брови, уставился на меня, как будто в первый раз увидев во мне человека, а не какую-то докуку, которую надо как можно скорее спихнуть вниз с утеса.

– Зачем же тогда вы прыгнули в воду рядом с дельфином?

– Ну, это же очевидно! Хотела прогнать, пока его не ранили!

– Да ведь вас саму могли серьезно ранить. Или вам неизвестно, что пули отскакивают рикошетом от воды точно так же, как и от камней?

– Само собой, известно! Но надо было что-нибудь предпринять, как по-вашему?

– Отважная девушка.

Голос его звучал так сухо, что моя остывшая было ярость вспыхнула с новой силой.

– Вы мне не верите, да? – с жаром произнесла я. – Говорю же вам, это чистая правда! Тут и в самом деле стреляли, и я, разумеется, прыгнула в воду, чтобы это прекратить. Я же понимала, что вы не станете стрелять, если в воде будет кто-нибудь, кроме дельфина.

– Знаете ли, – произнес он, – так у вас не получится. Или то, или другое. Либо я стрелял, либо я не верю, что здесь вообще стреляли. Но не оба варианта сразу. Можете выбирать сами. На вашем месте я бы остановился на втором. Я имею в виду, это ведь неправдоподобно, верно? Даже предположив, что кому-то вздумается стрелять в дельфина, зачем использовать глушитель?

– Это я вас спрашиваю, – заявила я.

На миг мне показалось, что я зашла чересчур далеко. Губы незнакомца сжались, а в глазах вспыхнул сердитый огонек. Ненадолго наступило молчание. Он, хмурясь, мерил взглядом меня, а я – его.

Только теперь я как следует разглядела своего противника. Он оказался крепким и стройным человеком лет тридцати, небрежно одетым в свободные брюки и рубашку без рукавов, выставлявшую напоказ грудь и руки – они вполне могли бы принадлежать любому из голоруких и голоногих греков-чернорабочих, которых я видела на строительстве дорог. Как и у них, волосы и глаза у него были темными-претемными. Но что-то в форме рта, одновременно чувственного и чувствительного, противоречило первому впечатлению, будто это личность чисто физического склада. Сразу становилось понятно, что имеешь дело с человеком вспыльчивым, часто испытывающим агрессивные импульсы, но привыкшим сполна расплачиваться за них перед самим собой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});